— Не стоит беспокоиться, — сказала Дэйдри. — Теперь уже ничего нельзя изменить.
— Нет, дорогая, можно! И я обязательно добьюсь этого!
Она медленно покачала головой. В этот момент дверь палаты открылась и на пороге появилась дежурная медсестра. С выжидающе-вкрадчивым выражением она уставилась на Дарелла. По пути в больницу он подобрал с десяток самых различных аргументов, с помощью которых надеялся убедить Дэйдри. Но он так и не воспользовался ни одним из них. Ее ум, ее сердце оказались закрытыми для него. В ее взоре было что-то окончательное и бесповоротное. И это возводило между ними такую преграду, которую его гордость не позволяла преодолеть. Дарелл медленно поднялся со стула.
— Пожелай мне, по крайней мере, удачи.
— Ну разумеется…
Ей было все абсолютно безразлично! Она даже не поинтересовалась, куда он собирается ехать, чем будет заниматься. Дэйдри явно не хотела больше его видеть.
Вернувшись домой, он быстро переоделся. Теперь на нем был европейского покроя костюм, с которого были спороты все фирменные знаки, английские рубашка и галстук, а также черные ботинки советского производства. Он договорился, чтобы его машину потом поставили в гараж. Затем он плотно зашторил окна в комнате и вымыл посуду, оставшуюся после завтрака. Делал он все это быстро, стараясь не думать и не вспоминать лица Дэйдри, которое он видел перед уходом из больницы. Потом Дарелл связался по телефону с Сандерсом и узнал, что в половине пятого из Флориды в Германию будет вылетать бомбардировщик Стратегического авиационного командования. До Флориды их доставит самолет военно-транспортной авиации, который уже ожидает в вашингтонском аэропорту. От этого сообщения он внутренне сосредоточился. Быстро закончив необходимые приготовления, он вызвал такси и поспешил на Аннаполис-20 за Илоной. Со всеми организационными вопросами он справлялся так же легко, как с самой обычной работой по дому.
Илона была полностью готова и уже ждала его. Личико ее было бледным и грустным. Покинув свое убежище на Аннаполис-20, она тихо последовала за Дареллом и не проронила ни слова ни в такси, ни на аэродроме. Оделась она так же, как и при первой их встрече: твидовая юбка, свитер, замшевый берет с какой-то металлической брошкой и удобные коричневые полуботинки. В руках он держала маленький чемоданчик. Во время полета Дарелл проверил его содержимое и обнаружил там только хлопчатобумажное нательное белье. Что-либо сделанное из нейлона могло обернуться для них за «железным занавесом» настоящей катастрофой.
— Тебе не придется беспокоиться за меня, — сказала Илона, — я хорошо знаю, как следует поступать.
Затем Дарелл коротко объяснил ей, что он собирается предпринимать: разыскать доктора Теджи и Макфи и, кроме того, попытаться найти того изменника, который окопался в посольстве США в Вене и в Комитете по вопросам беженцев. Молча выслушав его, Илона странно, с обреченностью покачала головой.
— Ты абсолютно не представляешь себе, что сейчас происходит в Венгрии…
— Ты очень боишься возвращаться туда?
— Да, я очень боюсь этого, так как они меня обязательно убьют.
— Ты имеешь в виду АВО?
— Да. Они не успокоятся, пока не увидят меня мертвой, как только узнают, что я стала предательницей.
Дарелл резко одернул ее:
— Ты не должна думать о себе как о предателе! Напротив, все, что ты сейчас делаешь, — это только для блага Венгрии, для свободы и независимости твоего народа!
— Это мало что изменяет в моем положении… — ответила девушка.
— Илона, я хочу твоей помощи и поддержки только на добровольной основе. В противном случае я буду вынужден вернуть тебя в Вашингтон! Там ты будешь в полной безопасности.
Низко склонив голову, она произнесла:
— Мистер Дарелл, безопасного места для меня теперь не сыскать и во всем мире…
— Слушай, зови меня просто Сэм, ладно? — пытаясь переменить разговор, предложил Дарелл.
— Хорошо, Сэм. — Еле заметно улыбнувшись, она спросила: — Мы можем стать друзьями?
— Я надеюсь, что мы уже ими становимся.
— Мисс Пэджет… Я слышала, как о ней говорили… Она поправилась?
— Думаю, что да…
— Ты ведь ее любишь, не так ли?
— Да, люблю, — коротко ответил Дарелл.
— Извини меня, Сэм.
Самолет Стратегического авиационного командования вооруженных сил США уже ждал их в аэропорту Флориды. Пересадка из самолета в самолет заняла не более десяти минут. У Илоны даже не было времени выразить свое восхищение палящим солнцем и пальмами, со всех сторон окружавшими аэродром. На борту бомбардировщика был лишь его экипаж — три молодых парня, которые постоянно шутливо подкалывали друг друга и говорили с бруклинским акцентом. К пассажирам летчики отнеслись со свойственной военным сдержанностью. Дарелл и Илона расположились в небольшом отсеке в хвостовой части самолета, где было несколько откидных сидений и маленький столик. Второй пилот принес им термос с кофе и сэндвичи. Хотя его глаза горели любопытством, но от вопросов он воздержался. На всем протяжении полета над океаном их больше никто ни разу не побеспокоил.
Самолет плавно скользил по облакам над необъятными просторами Атлантики. Они направлялись на одну из авиабаз США в Испании. С той огромной высоты, на которой они летели, казалось, что самолет практически не движется. Сидя в своем кресле, Дарелл рассуждал о том, что сейчас неизмеримо возрастает ответственность каждого человека за все, что происходит вокруг него. Никто не может чувствовать себя в полной безопасности, пока хотя бы даже в самом отдаленном уголке этого тесного земного шара правит зло. Мир изменился. Теперь даже самый слабый крик о помощи не останется незамеченным. Теперь уже никто не отвернется от ужасов тюрем тоталитарных режимов, будто это его не касается. Теперь даже тихие заводи Бэй Пич Руж, окруженные старыми великанами-кипарисами, не менее опасны, чем любой город в Центральной Европе, где вовсю кипят людские страсти и идет ожесточенная борьба. Дарелл чувствовал, что девушка, сидящая около него, прекрасно все это осознает. Ему казалось, что и Дэйдри догадывалась о том, что невозможно отказаться от той цели, которой он посвятил всю свою жизнь.
На этой скрытой, незаметной войне теней значение и маленьких побед и маленьких поражений было ничуть не меньшим, чем на полях великих сражений древности.
Сейчас ему нужно было получше разобраться в своей спутнице. Это был тот самый случай, когда он шел на риск, доверяя свою жизнь другому человеку. Он осознавал, что без этой девушки задание вряд ли могло быть успешно выполнено. И ему в первую очередь хотелось выяснить, как глубоко коренится в ней страх, насколько сильно подорвана ее уверенность в себе.
— Тебе не стоит беспокоиться обо мне, — в конце концов произнесла она. — Ты можешь полностью положиться на меня, несмотря на то, что нас ждет смерть, если не хуже. Все равно… Я даже рада, что возвращаюсь! Я венгерка и хочу быть полезной своему народу. Сейчас слишком многие из нас бегут из страны, беспокоясь за свою жизнь. Одни спасаются от невыносимых условий коммунистического режима, другие потому, что потеряли надежду на лучшее. Я проявила малодушие, захотев остаться в США. К счастью, все обернулось как нельзя лучше… Мне даже кажется, что произошло именно так, как я и хотела. Вернуться на родину и сражаться… Сражаться в Венгрии, в своем городе, на его разоренных улицах, которые я так люблю!
— Как же ты оказалась в АВО?
Уставившись невидящим взором в свои крепко сжатые кулачки, Илона сказала:
— Ты, наверное, догадываешься о той жизни, которой мы жили раньше. Мне сейчас двадцать восемь. За всю свою жизнь мне ни разу не приходилось сталкиваться со свободной жизнью, которой всегда жил ты. К тому же на мне лежало проклятье моей фамилии — Андреши. Это фамилия известного в Венгрии дворянского рода. С некоторого времени она превратилась в проклятье на нашей земле… После первой мировой войны это семейство было тесно связано с правящей верхушкой, а затем активно помогало установлению фашистского режима Хорти и тесно сотрудничало с нацистами, когда они оккупировали Страну. После прихода к власти коммунистов человеку с такой фамилией остаться в живых было практически невозможно. Хотя наша семья имела к этой фамилии не совсем прямое отношение, но это уже никого не интересовало. Для Андреши в Венгрии не было ни работы, ни крыши над головой, ничего! Нам не позволяли ни уехать, ни остаться там, где мы до этого жили. Я очень хорошо помню, как все это происходило с моим отцом. Несмотря на то, что он никак не провинился, его скоро отправили в трудовые батальоны АВО. Там его и убили… Это, в свою очередь, убило мою маму. Я была тогда совсем еще ребенком, и они, наверное, думали, что я ничего в этом не смыслю. — Илона как-то неопределенно и безразлично пожала плечами. — Моя кровь по их стандартам была подпорчена! Поначалу они следили за мной, как за экзотическим зверьком. Как будто двенадцатилетний ребенок мог быть чем-то для них опасен! Но в конце концов, ты знаешь, я стала примерным коммунистом. Я рано изучила труды Маркса и Ленина и могла поспорить по многим теоретическим вопросам. Сначала я работала на машиностроительном заводе в Чепеле. Это промышленный район Будапешта. Там-то на меня и обратили внимание. Хотя они ко мне всегда присматривались с особым пристрастием. Я была передовой коммунисткой и хорошо разбиралась в марксистской диалектике. Благодаря этому мне разрешили поступить в Будапештский университет. Тогда мне очень хотелось работать в газете «Сабад Неп». — Девушка улыбнулась с иронией и сказала: — в переводе ее название означает «Свободный народ».