Дэниэлс подошел к их столу и поинтересовался:

– Пятого примете или вам уже ничего не нужно, кроме пива?

Берне поднял голову и широко улыбнулся:

– Ух ты, болтун! Бери себе стул. Присоединяйся к нашим поминкам.

– Уже иду.

Мэл подошел к стойке и взял себе пива. Поскольку в кабинке удобно могли устроиться только четверо, Дэниэлс прихватил стул и отнес его к столу.

Макги, худой, энергичный и неунывающий, говорил в этот момент:

– Что вы думаете об этом полицейском? Как там его зовут?.. Сондгарде. Что вы о нем думаете?

– Исключительно способный человек, – начал Том Берне, но большой и угрюмый Уилл Хенли перебил его:

– Я о нем ничего не думаю. Он ни черта не понимает, если вас интересует мое мнение.

– Я знаю Эрика много лет, – продолжал Берне, – и я думаю, что он еще вас удивит.

– Он учитель, – заметил Кен Форрест. Он говорил очень тихо, почти застенчиво.

– Учитель? – переспросил Мэл. – Какой учитель?

– Английского, – ответил Берне. – Я не вспомню сейчас название колледжа. Чья очередь идти за закусками?

– Ваша, – отозвался Хенли. Но Род Макги уже вскочил:

– Нет, моя. Пять пива. Вы готовы, Мэл?

– Почти.

Макги поспешил к стойке, а Дэниэлс повернулся к Форресту:

– Вы хотите сказать, что он не все время работает в полиции?

– Да, он учитель.

– Он работает здесь только летом, – пояснил Берне.

– Прекрасно, – с сарказмом в голосе проговорил Хенли. – Полицейский на полставки. Боже праведный, он дилетант. Вы в самом деле надеетесь, что он поймает хитрого убийцу?

– Хитрого? – повторил Форрест. Он по–прежнему говорил очень тихо, как застенчивый человек, неуверенный, что его примут в общую беседу.

– Конечно хитрого! – тут же заглушил Форреста Хенли. – Он намного хитрее и умнее, чем наш учитель английского.

Форрест поглубже забился в угол и принялся изучать свою опустевшую пивную кружку. Мэл решительно принял сторону Форреста:

– Мне он не кажется таким уж умным и хитрым. Он действовал как животное. Его поступки нельзя назвать разумными.

– Почему нет? Хитрый, как лисица, вы же слышали уже. Хенли говорил очень агрессивно; он резко перегнулся через стол и, нахмурившись, продолжил:

– Полный дом народу… Я не помню, сколько нас всего? Десять? И этот парень входит, убивает кого–то прямо у нас под носом, уходит обратно и не оставляет нам ни малейшего намека на то, кто он и откуда он пришел. И вы не назовете это умом и хитростью?

– Значит, вы думаете, что это был кто–то со стороны? – уточнил Дэниэлс.

– Я не знаю. Да и какая разница? Может, один из нас? В этом случае он еще умнее. Он ухитрился незаметно выйти, совершить убийство, вернуться, и никто из нас ни в чем его не заподозрил. Взгляните правде в глаза, этот парень не глуп. Я не хочу сказать, что этот капитан – как там его?.. – глуп. Я могу лишь утверждать, что этот убийца знает свое дело, а капитан – как там его? – не знает своего. Возможно, он величайший учитель английского в мире, но, работая полицейским, он остается лишь хорошим учителем английского. «Вот все, что я хочу сказать.

Макги вернулся с очередной порцией пива, и мужчины сменили тему. Некоторое время они обсуждали вероятность того, что сезон этим летом все же состоится. Боб Холдеман сказал им всем, что он надеется на это, но пока не вполне уверен.

Их мнения разошлись. Берне считал, что сезон состоится, но полагал, что открытие будет отложено, возможно, на неделю. Хенли очень громко заявил, что сезон не состоится, что, едва все выяснится, большинство из них захотят одного – убраться отсюда подальше, и чем быстрее, тем лучше, а стало быть, в Картье–Айл просто не останется желающих играть в театре. Кен Форрест совершенно спокойно сказал, что, по его мнению, шоу состоится, но не стал развивать свою мысль. Макги объявил, что готов остаться, если Холдеман решит продолжать сезон, но он вовсе не уверен, что Холдеман захочет этого, Холдеман казался ему прекрасным, чутким парнем, и, возможно, такому человеку идея начать сезон и играть спектакли в данных обстоятельствах покажется неудачной.

У Дэниэлса еще не было твердого мнения, поэтому он промолчал. На самом деле Мэла занимало сейчас совсем другое. В первый раз Мэл вдруг понял, что убийцей являлся один из членов труппы, даже один из тех, кто сейчас сидел за столом. Дэниэлс смотрел на них по–новому, изучая их лица и пытаясь решить, не является ли чье–то лицо всего лишь маской, скрывающей убийцу.

Том Берне? Этот человек просто пьяница, об этом можно догадаться, бросив на него беглый взгляд. Берне крайне беззаботно относился к жизни. Возможно, убийство Сисси Уолкер было спровоцировано алкоголем? Не пытался ли пьяный Том изнасиловать девушку? Может, он получил отпор и в пьяном гневе убил Сисси?

Или Уилл Хенли. Он был самым большим и самым сильным среди них; Уилл мог легко избить и задушить девушку, не оставив ей ни малейшего шанса убежать или позвать на помощь. И он восхищался умом убийцы; или это просто высокомерие?

Не являлся ли он сам «умным и хитрым» убийцей, издевающимся над ними?

Или Кен Форрест. Молчаливый, углубленный в себя, странно невыразительный. Разве не может стать убийцей человек, удерживающий внутри себя свои эмоции, накапливающий их. Ведь если не сбросить пар, можно внезапно взорваться как паровой котел?

Или Род Макги. Неунывающий, дружелюбный, приятный. Может быть, это просто защитная маска, скрывающая темную личность?

Тема летнего сезона иссякла, мужчины перешли к историям из своих жизней, рассказывая лишь наполовину правдивые вещи о прежних ролях в театре, службе в армии, учебе в школе, и Мэл на некоторое время оставил жуткие размышления. Дэниэлс рассказал приукрашенную версию своей встречи с WAF <WAF – женская вспомогательная служба, созданная в 1948 году в структуре ВВС США> во время поездки с шоу от службы организации досуга войск, и по мере продолжения истории Мэл чувствовал, как отупение, охватившее его после шока, проходит впервые с тех пор, как он вошел в комнату мертвой девушки сегодня после полудня. Вернулось его обычное радостное возбуждение, и, когда Дэниэлс умудрился посреди лживой от начала и до конца истории о девушке–гитаристке из Куинса сообщить всем присутствующим о своем еврейском происхождении, он понял, что снова стал самим собой.

Постепенно беседа становилась все более оживленной. Всем им необходимо было отвлечься, сделать что–то, чтобы рассеять чары тяготевшего над ними убийства, и вот теперь им удалось не думать о нем. От воспоминаний мужчины перешли к анекдотам, словно на подбор оказавшимся скабрезными. Парни так громко смеялись и так часто перебивали друг друга, что даже самые непристойные шутки удавалось расслышать с трудом. Среди общего веселья, слегка напоминавшего истерику, Уилл Хенли оттаял и стал очень дружелюбным. Форрест вылез из своей скорлупы и начал заразительно смеяться, причем с каждым стаканом вина все сильнее. А Род Макги наконец почувствовал себя в компании более уверенно и перестал смотреть так, словно хочет вскочить с места и броситься чистить им ботинки. Что касается Бернса, то его глаза светились все ярче, нос все больше краснел, а речь становилась все более невнятной.

Мужчины покинули бар в четверть второго только потому, что на их уходе настаивал бармен. Том Берне попытался произнести цитату из Шекспира, но, удалось ему это или нет, никто не узнал, поскольку к этому моменту речь его стала почти совсем неразборчивой.

Уилл Хенли затянул песню, пока они шли в темноте к театру. Он заорал «На макушке старого курилки», все подхватили. Мэл взял на себя роль суфлера, выкрикивая строчки, прежде чем их споет кто–то другой. Он страстно желал вспомнить пародию старого Стена Фриберга, чтобы спеть несколько его строчек.

Мужчины пересекли дорогу, выписывая по ней зигзаги и распевая песни, обнимая друг друга за плечи и талии. В доме неподалеку вспыхнули огни, в окнах появились головы, но парни не обратили на них внимания. Им нужно было расслабиться, убийце и четверым невольным участникам его драмы; какое им было: дело до неодобрительных взглядов из окон? Они растормошили друг друга, а остальное пусть идет к черту.