Майлс ухмыльнулся.

– Просто я подумал, – ответил он, – какая бы это была сенсация из сенсаций, если именно в тот вечер, на который назначено собрание клуба, все его члены исчезли бы из своего дома. Или при двенадцатом ударе часов обнаружилось бы, что все они преспокойно сидят в своих креслах с ножом в спине.

Шутка не удалась. Барбара Морелл слегка изменилась в лице:

– Что за ужасная фантазия!

– Правда? Простите меня. Я только хотел сказать…

– Не пишете ли вы, случайно, детективных романов?

– Нет. Но я прочел их множество. Это… а, ладно!

– Эго серьезно, – вспыхнув, заверила она с наивностью маленькой девочки. – В конце концов, профессор Риго проделал очень длинный путь, чтобы рассказать об этом преступлении, об этом убийстве в башне, а они так обошлись с ним! Почему?

А если в самом деле что-то случилось? Это казалось не правдоподобным, фантастическим, но, с другой стороны, сам вечер выглядел настолько нереальным, что можно было поверить в любую нелепость. Майлс пораскинул мозгами.

– Не можем ли мы что-нибудь предпринять и выяснить, в чем дело? – спросил он. – Можно позвонить?

– Уже звонили!

– Кому?

– Доктору Феллу, он почетный секретарь клуба. Но никто не ответил. Сейчас профессор Риго пытается связаться с президентом клуба, судьей Коулменом…

Выяснилось, однако, что связаться с президентом «Клуба убийств» не удалось. Внезапно дверь распахнулась, словно произошел какой-то бесшумный взрыв, и в комнату ворвался профессор Риго.

В походке Жоржа Антуана Риго, профессора французской литературы Эдинбургского университета, было что-то от дикой кошки. Он был мал ростом и тучен; он был суетлив; он был одет слегка небрежно, от галстука-бабочки и лоснящегося темного костюма до тупоносых ботинок. Редкие волосы на затылке казались очень черными по контрасту с огромной лысиной и красным лицом. Надо сказать, что профессор Риго умел напустить на себя чрезвычайно важный вид, но мог вдруг ни с того ни с сего расхохотаться во все горло, выставляя на всеобщее обозрение золотую коронку.

Но сейчас он никаких вольностей себе не позволял. Его очки в тонкой оправе и даже щеточка черных усов дрожали от мрачного негодования. Голос звучал резко и грубо; по-английски профессор говорил почти без акцента. Он поднял руку ладонью вверх и растопырил пальцы.

– Прошу вас, не говорите ничего, – попросил он. На сиденье стоящего у стены стула, обтянутого розовой парчой, лежали темная шляпа с мягкими полями и толстая трость с изогнутой ручкой. Профессор Риго бросился к стулу и схватил их.

Сейчас его манера держаться была заимствована из высокой трагедии.

– В течение многих лет, – сказал он, даже не успев выпрямиться, – они приглашали меня в свой клуб. Я говорил им: «Нет, нет и нет!» – потому что не люблю журналистов. «Не будет ни одного журналиста, – говорят они мне, – и никто не станет цитировать то, что вы расскажете». – «Вы мне это обещаете?» – спрашиваю я. «Да!» – говорят они. И вот я проделал долгий путь из Эдинбурга. К тому же не смог купить билет в спальный вагон, потому что не имею «преимущественного права». – Он выпрямился и потряс мощной рукой в воздухе. – Эти слова – «преимущественное право» – вызывают отвращение у всех порядочных людей.

– Верно, верно! – с горячностью воскликнул Майлс Хэммонд.

Профессор Риго словно очнулся ото сна; негодование его рассеялось. Он вперил в Майлса маленькие глазки, сверкающие за стеклами очков в тонкой оправе.

– Вы согласны со мной, друг мой?

– Да!

– Очень мило с вашей стороны. Вы?…

– Нет, – ответил Майлс на незаданный вопрос. – Я вовсе не один из исчезнувших членов клуба. Я тоже гость. Моя фамилия Хэммонд.

– Хэммонд? – переспросил тот. В его глазах появился недоверчивый интерес. – Не вы ли сэр Чарльз Хэммонд?

– Сэр Чарльз Хэммонд был моим дядей. Он…

– Ах, ну конечно! – Профессор Риго щелкнул пальцами. – Сэр Чарльз Хэммонд умер. Да, да, да! Я прочел об этом в газете. У вас есть сестра. Вам с сестрой досталась по наследству библиотека.

Майлс заметил, что на лице Барбары Морелл появилось весьма озадаченное выражение.

– Мой дядя, – объяснил он девушке, – был историком. Он много лет прожил в маленьком домике, тысячами приобретая книги и складывая их штабелями самым диким и безумным образом. Собственно говоря, я и в Лондон-то приехал затем, чтобы подыскать опытного библиотекаря, который смог бы расставить эти книги в должном порядке. Но доктор Фелл пригласил меня в «Клуб убийств»…

– Та самая библиотека! – вздохнул профессор Риго. – Та самая библиотека!

Казалось, внутреннее возбуждение переполняло его, точно пар; грудь бурно вздымалась, лицо еще больше побагровело.

– Этот Хэммонд, – провозгласил он с энтузиазмом, – был великим человеком! Он был любознателен! У него был живой ум! Он, – профессор сделал рукой движение, словно поворачивая ключ в замке, – проникал в суть вещей! Я бы многое отдал за возможность ознакомиться с его библиотекой. За возможность ознакомиться с его библиотекой я бы отдал… Но я забылся. Я в ярости. – Он нахлобучил на голову шляпу. – И теперь я намерен удалиться.

– Профессор Риго, – тихо окликнула его девушка.

Майлс Хэммонд, всегда тонко чувствовавший атмосферу, осознал, что его слова в какой-то степени потрясли собеседников. Во всяком случае, ему показалось, что после того, как он упомянул дом своего дяди в Нью-Форесте, в их поведении произошла какая-то неуловимая перемена. Он не мог сказать, в чем она выражалась, не исключено, что все это лишь плод его воображения.

Но когда Барбара Морелл неожиданно сжала руки и обратилась с призывом к профессору Риго, в ее голосе, без сомнения, звучала отчаянная настойчивость:

– Профессор Риго! Пожалуйста! Не могли бы мы… не могли бы мы все-таки провести заседание «Клуба убийств»?

Риго повернулся к ней:

– Мадемуазель?

– С вами плохо обошлись. Я понимаю это, – торопливо продолжила она и слегка улыбнулась, хотя в глазах и застыла мольба. – Но я так ждала этого вечера! Преступление, о котором профессор собирался рассказать… – она взглянула на Майлса, точно ища поддержки, – вызвало сенсацию. Оно совершено во Франции перед самой войной, и профессор Риго – один из немногих оставшихся в живых людей, которым что-либо об этом известно. Речь идет…

– Речь идет, – сказал профессор Риго, – о влиянии, которое оказывает некая женщина на человеческие жизни.

– Мы с мистером Хэммондом были бы прекрасной аудиторией. И ни слова не проронили представителям прессы, ни один из нас! И в конце концов, знаете, нам все равно придется где-то обедать – а я сомневаюсь, сможем ли мы вообще поесть, если уйдем отсюда. Не могли бы мы, профессор Риго?… Не могли бы мы?…

Метрдотель Фредерик, мрачный, удрученный и рассерженный, тенью проскользнул в полуоткрытую дверь, ведущую в холл, и щелкнул пальцами, делая знак кому-то, стоящему в ожидании снаружи.

– Обед сейчас подадут, – сказал он.

Глава 2

Историю, которую Жорж Антуан Риго рассказал за кофе, поданным после весьма посредственного обеда, Майлс Хэммонд сначала был склонен считать легендой, выдумкой или искусным розыгрышем. Отчасти это было вызвано манерой профессора Риго вести повествование: француз с чрезвычайно важным видом бросал быстрые взгляды то на одного из сотрапезников, то на другого, с насмешливым удовольствием смакуя каждое сказанное слово.

Впоследствии Майлс, разумеется, обнаружил, что каждое ею слово было правдой. Но в то время…

В маленькую уютную столовую, которую освещали горевшие на столе свечи, с улицы доносился лишь неясный гул. Ночь выдалась душной, и они отдернули шторы и открыли окна, чтобы впустить немного воздуха. Снаружи, в лиловатом мраке, светились только окна расположенного напротив ресторана, фасад которого был выкрашен в красный цвет. По-прежнему моросил дождь.

Все это создавало нужный фон для той истории, которую они собирались выслушать.