Изменить стиль страницы
Люблю я кактусы, пасть орхидей, да сосны,
А из людей лишь тех, кто презрел: «не убий».
Вот почему мне так мучительно знакома
С мишурной кисеей продажная кровать.
Я в зале меж блудниц, с ватагой пьяниц дома.

Образцами яркого раскрытия уже известных в культуре тем в соответствующих им формах – «строфических сосудах» – являются стихотворения «Орфей и Эвридика», «Тезей и Ариадна», «Демон самоубийства». Из литературно-критического наследия значителен сборник «Далекие и близкие» (1912). Грандиозный замысел Брюсова запечатлеть в циклах «Сны человечества» все формы культурного сознания и все типы мышления, а также при помощи русского языка воссоздать особенности чужих, древних и новых языков и наречий остался незавершенным.

Поэтика Брюсова строится на эстетическом символизме, в строгом смысле этого слова. Основной способ символизации состоит в сосредоточенно-созерцательном постижении мира, ему не чужды прозрения, экстатические прорывы в вечность, он ближе к «реалистическому отражению «correspondances» (соответствий), что и передает его символика и поэтика противоположностей, полярностей. Преобладающей стороной духа поэт считал разум, но при этом воспевал эротические стороны жизни и сильную страсть. К существенным поэтическим средствам, кроме символа, относил эпитет. Его поэтика вмещала несоединимое – метафизику, индивидуализм и научный метод.

В кризисный для русского символизма момент в 1910 г., полемизируя с младшими символистами А. Блоком и Вяч. Ивановым о смысле и назначении искусства, Брюсов протестовал против расширительного понимания символизма, превращения его в философию и теургию. В «Обществе ревнителей художественного слова» он резко выступил против докладов Вяч. Иванова и А. Блока, подчеркнув, что для поэзии быть служанкой религии не более почетно, чем быть служанкой общественной борьбы, символизм «хотел быть и всегда был только искусством».

Революция 1905 г. была воспринята Брюсовым как крушение культуры, но он приветствовал «грядущих гуннов». После Октябрьского переворота стал сотрудничать с большевиками.

В прозе Брюсова особенно значительны романы «Огненный ангел» (1908), «Алтарь Победы» (1911) и «Юпитер поверженный», в которых отображена эпоха средневековья в Германии и первохристианства в Риме при совмещении нескольких временных пластов – истории и современности. Анализ прототипов романа «Огненный ангел» позволил проникнуть в тайны творческой лаборатории Брюсова. В романе за внешним историзмом и обстановкой духовной жизни Германии XVI в. скрываются брюсовские «эксперименты» над живой жизнью, ставшие основой для будущего романа. Прототипом Рупрехта – героя «Огненного ангела» стал А. Белый [71], прототипом Ренаты, главной героини – Н. Петровская. Ее воспоминания отразили сложные «изломы судьбы», свойственные богеме Серебряного века [72].

При всех достоинствах и формальных достижениях поэзии Брюсова уже у современников сложилось противоречивое отношение к ней. Поэт виделся как «эстет, для которого все в жизни только «средство» для упражнения собственной поэтической техники и для упоения собственным литературным всевластием» [73]. Вл. Ходасевич писал, что «главная острота» его стихов заключается «в сочетании декадентской экзотики с простодушнейшим московским мещанством» [74]. Из-за присущей Брюсову холодной рассудочности и «сделанности» М. Цветаева назвала его «героем труда». М. Гаспаров, анализируя роль Брюсова в русской литературе, отмечает: «Он стоит у начала литературной эпохи, он проходит через долгий период уединенных экспериментов, переживает пору громкой славы, а потом наступает некончающаяся полоса полууважительного пренебрежения: ученики оттесняют и затемняют учителя. <…> Его можно не перечитывать, его можно осуждать за холодность и сухость, ему можно предпочитать Блока, Маяковского, Есенина, Пастернака, кому кто нравится. Но нельзя не признавать, что без Брюсова русская поэзия не имела бы ни Блока, ни Пастернака, ни даже Есенина и Маяковского – или же имела бы их неузнаваемо иными. Миновать школу Брюсова было невозможно ни для кого. «Вы сами, было время, поутру линейкой нас не умирать учили», – писал от имени целого поколения Пастернак в своей юбилейной инвективе» [75]. В русской литературе Брюсов останется и благодаря своим многочисленным переводам французских поэтов-символистов, и антологии «Поэзия Армении».

Сочинения

Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 т. М., 1973–1975.

Брюсов В. Сочинения: В 2 т. М., 1987.

Брюсов В.Я. Литературное наследство. Т. 85. М., 1976; Т. 98. М, 1991.

Литература

Ашукин Н. Валерий Брюсов. В автобиографических записях, письмах, воспоминаниях и отзывах критики. М., 1929.

Брюсовские чтения. Ереван, 1973.

Гречишкин С. С., Лавров А. Биографические источники романа Брюсова «Огненный ангел». М., 1990. С. 330–589.

Ходасевич Вл. Брюсов // Некрополь. Воспоминания. М., 1991. С. 20–43.

Цветаева М. И. Герой труда (записи о Валерии Брюсове) // Наше наследие. 1988. № 5.

Младосимволисты

В начале 1900-х гг. в литературу пришли поэты, изменившие облик символизма, придавшие ему законченный вид целостной поэтической и философско-религиозной системы, – А. Белый, А. Блок, С. Соловьев, Вяч. Иванов, Ю. Балтрушайтис, Эллис (Л. Кобылинский). Благодаря им символизм стал самостоятельным литературно-философским направлением, влияющим на культурную жизнь России. Белый, Блок, Вяч. Иванов разделяли воззрения на символ, уже заложенный в философской и мифопоэтической системе Вл. Соловьева, однако видели в нем не только средство выражения многоплановости и дуальности мира, но и средство активного преобразования, или «преображения», действительности.

Вторая волна русского символизма получила название «младосимволизм». Младшие символисты противопоставили мрачному и пессимистичному взгляду на мир, особенно ярко выраженному в творчестве Сологуба, рационализму Брюсова новые предчувствия будущего и подготовку его своим творчеством, основанным на безграничной вере в особую духовную роль художника. В предисловии к книге «Русские символисты» (1910) Эллис писал: «Пусть же каждая строка моей книги будет предчувствием новой религиозной культуры будущего, первым стремлением новой религиозной культуры и обетованием которой является «современный символизм», как великое мировое движение» [76].

Младосимволизм создает своеобразный культурный метатекст, понимание которого возможно с учетом всех его составляющих – личности художника, его биографии, взаимосвязи дневников и публицистики, критики и собственно художественных текстов. Каждый факт биографии мог стать фактом творчества, вся жизненная и историко-политическая сфера вовлекалась художественным мышлением в символическое обобщение, искусство и жизнь синтезировались в «жизнетворчество» (мифотворчество), характеризующееся устремленностью к высшим началам бытия.

Младосимволисты напряженно переживали проблемы личности в истории, они поставили вопрос о предназначении поэзии, «таинственной» связи поэта с вечностью и современностью, об отношении народа и интеллигенции, интеллигенции и революции (Блок). Стихотворения А. Блока и А. Белого становятся чувствительнейшим резонатором пророческих ощущений близких катастроф, исторических потрясений и кризиса гуманизма.

вернуться

71

См.: Ходасевич Вл. Некрополь. М, 1991. С. 7—19; 29–31.

вернуться

72

Петровская Н. Из «Воспоминаний» // Брюсов В.Я. Литературное наследие. Т. 85. М., 1976. С. 773–788.

вернуться

73

Проскурин О. Поэзия Пушкина, или подвижный палимсест. М., 1999. С. 240.

вернуться

74

Ходасевич Вл. Некрополь. С. 20, 28.

вернуться

75

Гаспаров МЛ. Избранные труды: В 2 т. Т. 2. М, 1997. С. 121.

вернуться

76

Эллис. Русские символисты. С. 4.