Константин. Вот видишь ли… (Проходит по комнате и садится на оттоманку к ногам Инны.)
Инна. Я жду.
Константин. Когда чай принесут. (Опять встает.)
Инна. Я не люблю, когда мямлют. Говори. Константин. Скажи мне: ты любишь меня? Инна. Люблю.
Константин. Я верю и потому только решаюсь сегодня рассказать тебе… я мог бы совсем не рассказывать, если бы не был уверен в тебе.
Инна. Ты меня пугаешь.
Константин. Повторяю, я мог бы не рассказывать, если бы не был уверен в тебе, но я счел своим долгом рассказать… да притом… я боюсь… слухи и сплетни постоянно искажают факты…
Инна. Я не люблю, кто мямлит. Говори.
Акулина подает чай и уходит.
Константин. Вот видишь ли…
Инна. Это скучно.
Константин. Я скажу прямо. Ты, понятно, настолько умна и настолько знаешь жизнь, что не представляешь себе мужчин какими-то безупречными ангелами…
Инна. Дальше. Вы хотите говорить о вашем бывшем романе? Начинайте прямо с нее… Кто она?
Константин. Вот видишь ли…
Инна. Ничего я не вижу. Кто она?
Константин. У нас здесь жила… моя родственница. Я был моложе, увлекся… думал сделать из нее человека…
Инна. И сделали из нее любовницу?
Константин. Я искренне увлекся, Инна, и, может быть, это увлечение не прошло бы до сих пор, если бы она была другой… Но она оказалась такой мелкой, мещанской натурой, узкой и эгоистичной, что я не нашел с ней ничего общего. Когда же я сходился, у меня были честные намерения: я мечтал образовать ее – она почти ничего не знала, – воспитать в ней себе жену по своему идеалу, но из этого ровно ничего не выходило. Каждый день я убеждался в ее природной тупости, в неспособности… ее буржуазные вкусы, наклонности возмущали меня, и я… Мы расстались. Ты, вероятно, услышала бы здесь эту историю в искаженной редакции, и я счел необходимым рассказать тебе.
Инна. Где она теперь?
Константин. Она уехала к матери в Самару. У нее три сестры; имеют мастерскую, сами шьют… Я помогаю. (Берет Инну за руку.) Прости меня. Чего я искал в ней, я нашел в тебе… Не разбивай моего счастья.
Молчание.
Не молчи, говори скорее мой приговор.
Инна. Благодарю вас. Константин. Оставьте шутки.
Инна. Я серьезно благодарю вас. Константин. За что?
Инна. Вы облегчили меня: я должна была вам тоже сказать… На все, что вы мне сказали, я отвечу русской пословицей: «долг платежом красен». Вы тоже у меня будете не первым…
Константин. Ты шутишь?
Инна. Нисколько.
Константин ошеломлен.
Константин. Но… я не верю.
Инна. Поверьте. Нам лучше теперь прекратить наш разговор. Я знаю про вас, вы про меня, – подумаем наедине, и если простим друг другу, то встретимся вновь друзьями. Приезжайте к нам в среду, а теперь довольно.
Константин. Но как же, Инна…
Инна. Дальнейший разговор на эту тему я считаю преждевременным. Советую, когда вы будете думать наедине, не забывать одного французского афоризма: tout comprendre cʼest tout pardonner. Займемся чем-нибудь. Ты говоришь, что у тебя много новых нот? (Подходит к пианино, выбирает ноты и играет.)
Константин остается на том же месте, где сидел.
(Взглянув на Константина.) Мы будем думать наедине, не теперь… Идите сюда!
Пауза. Константин не подходит к ней.
Нравится вам?
Константин. Я никак не могу представить…
Инна. Мы будем говорить об этом после. (Продолжает играть.)
Пауза. Из зала выходят Кукарникова, Арина Ивановна, Клавдия, Аня и Катя.
Кукарникова. Мы услыхали музыку и пришли вас слушать. Садятся. Аня подходит к окну.
Это любимая вещь Инночки. (Обращается к Клавдии.) Вам нравится?
Клавдия. Да.
Все слушают. Через некоторое время Инна перестает играть и украдкой смотрит на Константина, который все еще сидит в одной и той же позе.
Арина Ивановна. Костенька, что это папаши-то нет?
Константин (смотрит на часы). Половина десятого. Кто-нибудь задержал.
Кукарникова. Человек деловой, общественный деятель. Аня. Вот, кажется, калитка хлопнула. Это он. Константин. Да, вероятно, он. (Уходит.)
Пауза. Инна перебирает клавиши. Константин входит.
Нет, это не он.
Все становятся тревожнее.
Арина Ивановна. Не послать ли к Павлу Сергеевичу? Может быть, он у него?
Клавдия. Павлика дома нет, мамаша.
Арина Ивановна. Так где же Александр Егорович? Уж я не знаю.
Пауза.
Константин. Вы простите, мама. Вероятно, что-нибудь папашу задержало.
Кукарникова. Мы, кажется, не собираемся домой. Нас скоро не спровадишь. Вот Инна нам споет что-нибудь. Инночка, спой.
Инна. Дуэт с Костей.
Кукарникова. Да-да, Костя, покажите-ка свои таланты. Константин. Я не могу, мама: всего взял только десять уроков, пою упражнения.
Инна (обращаясь к Косте). Что хотите, чтоб я спела?
Константин (выбирает романс). Спойте вот это. Я слышал в Москве, как пела Фострём. Чудно!
Инна. Хорошо. (Поет) Аня. Его голос!.. Пришел.
Инна перестает петь. Все смотрят в зал и ждут. Пауза.
Константин. Должно быть, тебе послышалось.
Арина Ивановна выходит и скоро возвращается.
Арина Ивановна. Нет, не он…
Константин. Продолжайте, Инна.
Аня. Простите, я вам помешала петь.
Инна. Ничего. (Продолжает петь.)
Через некоторое время доносится какой-то неопределенный шум. По залу пробегает Акулина. Аня, Арина Ивановна и Константин прислушиваются к шуму. Инна продолжает петь. Шум ближе – ясно слышно топанье ног. Скоро в зале появляются незнакомые люди, кто-то из них говорит: «Сюда». Инна смолкает. В гостиной тишина. Вносят труп Ванюшина. Несут старик в лохмотьях, татарин и еще несколько человек из простонародья. В толпе заметен один только интеллигентный человек в цилиндре. Люди с трупом входят в гостиную.
Константин (не уясняя происшедшего, робко и тихо спрашивает старика). Что с ним?
Старик в лохмотьях (глухим голосом). Застрелился… в саду.
Константин делает шаг вперед и с искаженным от ужаса лицом смотрит на труп; Арина Ивановна остолбенела на месте; лицо Клавдии подергивают судороги; Аня сейчас вскрикнет и упадет в обморок. Кукарникова и Инна, недоумевая, глядят друг на друга. Страшная пауза. Еще момент – и трагедия их душ воплями и стонами вырвется наружу.
Занавес
1901
Ф.К. Сологуб (1863–1927)
Драматургическое наследие Ф.К. Сологуба, принадлежавшего к поколению «старших» символистов, обширно и не менее значимо, чем его поэтическое и прозаическое творчество. При жизни Сологуб был весьма популярным и репертуарным драматургом, в советский период его творчество, в том числе и его драматургическая составляющая, были несправедливо забыты, и новая волна интереса исследователей к произведениям этого автора появилась в последние десятилетия.
Как драматург Сологуб проявил себя в самых разных жанрах: литургия («Литургия Мне», 1906), мистерия («Победа смерти», 1907), балаган («Ночные пляски», 1908; «Ванька-ключник и паж Жеан», 1908), трагедия («Дар мудрых пчел», 1912).
Пьеса «Ванька-ключник и паж Жеан», сюжет которой заимствован Сологубом из русской народной песни, в полном соответствии с подзаголовком («драма в двенадцати двойных картинах») состоит из двух вариантов однотипных эпизодов, составляющих в совокупности две версии развертывания единой интриги: «прелюбодеяния» ключника Ваньки (в параллельной версии – пажа Жеана) с женой князя (во втором случае – графа), которое по ходу действия пьесы разоблачается, но не влечет за собой наказания.
Примечательно, что к постановке этой сологубовской пьесы дважды обращался Н. Евреинов: в 1909 году он поставил ее в Театре В.Ф. Комиссаржевской, а в 1913 году – на сцене петербургского театра миниатюр «Кривое зеркало», но уже под названием «Всегдашни шашни». Помимо изменения названия, Сологуб по просьбе театра дописал к пьесе третий акт, где действовала уже пара современных автору любовников – Иван Иванович и Анна Ивановна, но неизменными оставались коллизии любовного треугольника, вечные любовные параллели. Эта пьеса не случайно привлекала внимание Н. Евреинова дважды, это был тот самый случай, когда стилизаторский дар драматурга счастливо совпал со стилизаторским даром режиссера. Ф. Сологуб мастерски имитировал и куртуазные манеры времен средневековой Европы, и старинный русский говор с его характерными словечками и оборотами речи. А режиссер и художник спектакля Бобышев, в свою очередь, любовно воссоздавали на сцене каждую эпоху в характерной цветовой гамме, звуковых красках и ритмической тональности. Стилистическая разноголосица в данном случае выявляла очевидность сюжетных параллелей.