— А я вот не засну.

— Жаль, если так. Спокойной ночи.

Из этого разговора она вынесла убеждение, что женщины, с которыми имеет дело ее муж, стоят на низкой общественной ступени; не говоря ни о ком конкретно, она сумела показать их ему в невыгодном свете. В последующие три месяца она не была уверена в его верности, но это уже почти не имело значения. То, что она ему сказала, засело у него в голове, она испортила ему удовольствие хотя бы на то время, пока не имела возможности жить с ним сама.

Джордж Локвуд был во всех отношениях хорошо подготовлен к тому, чтобы занять положение главы семьи, управляющего фамильными предприятиями и наследного хозяина Дела Локвудов; сложность заключалась лишь в том, что его отец никогда не давал Делу определения или названия, и это ставило Джорджа в странное положение: он должен был содействовать успеху предприятия, о существовании которого ничего не знал. У этого предприятия не было ни названия, ни марки, ни девиза, ни определенных принципов. Джордж лишь смутно угадывал какой-то особый умысел в том, как старательно отец посвящал его в дела, доказывая преимущества жизни в Шведской Гавани и объясняя, на каких основах следует строить свои отношения с людьми в светских и деловых кругах. Временами слова Авраама Локвуда о том, что накопление денег — дело сравнительно легкое, озадачивали сына; но потом Джордж, учившийся мыслить самостоятельно, а не просто копировать образ мыслей отца, решил, что старик говорит так для того, чтобы внушить ему побольше уверенности в своих силах. Ибо если тебя убеждают в том, что накопление денег — для незаурядного человека не такая уж сложная задача, то можно действовать не спеша, замедляя или ускоряя темп по своему желанию…

Но Джордж ошибался в намерениях отца: в действительности Авраам Локвуд хотел лишь привить сыну джентльменское отношение к наживе, научить его скрывать эту свою склонность к накоплению. Некоторые проекты Джорджа оказались удивительно удачными, и это радовало отца. Приятно было убедиться в том, что у мальчика практический склад ума, и искусство делать деньги, способности к которому мальчик продемонстрировал, перестало быть главным предметом учебы. Денег и без того накопилось достаточно, и Авраам Локвуд считал, что его капитал будет неуклонно расти по мере того, как растет страна; к тому же гарантией дальнейшего обогащения служило вложение капитала не в одно предприятие, а в самые разные. Авраам видел, что сыну нравится финансовая деятельность, поэтому на него можно положиться: он наживет денег больше, чем потеряет, и будет постоянно наращивать состояние, удерживая тем самым за собой лидирующее положение в местных деловых кругах; и поскольку эта забота теперь снималась, то Авраам мог обратить внимание Джорджа на другие интересы, влиявшие на успех Дела: обзаведение семьей и обретение чувства фамильной гордости. Первую задачу Джордж с готовностью выполнил, женившись на представительнице рода Уиннов, этот брак обещал свои выгоды, когда подрастут его и Агнессы дети. Что касается второго, то имя Мозеса Локвуда, зарекомендовавшего себя человеком отчаянным, скорее помогало, чем мешало Локвудам возвыситься во мнении жителей Шведской Гавани и даже Гиббсвилла.

Главную опасность для фамильной гордости представляли возобновившиеся толки о сестрах Локвуд, Роде и Дафне, и Авраам Локвуд ненавидел их до самой своей смерти, ненавидел за то, что несвоевременное напоминание о них заставило его лгать Джорджу. Он ждал, чтобы Джордж созрел, и тогда он сам открыл бы ему тайну своих сестер, а также посоветовал бы, как с этой тайной быть. Но у него не оказалось на это времени, и он не успел наладить с сыном прежних добрых отношений, при отсутствии же добрых отношений он не мог выбрать момент, чтобы посвятить Джорджа в безымянную мечту о Деле Локвудов.

И тем не менее Джордж Локвуд действовал в соответствии с требованиями мифического Дела и его покойного строителя. Авраам Локвуд поработал на славу.

— Иногда мне казалось, что отец предпочел бы остаться на военной службе, — сказал однажды вечером Джордж Локвуд Агнессе.

— Не думаю. По-моему, он хотел стать бароном.

— Бароном?

— Феодалом. Вроде английского герцога.

— А, я знаю, что ты имеешь в виду. Мне все это известно. Закупить всю территорию от нас до Рихтервилла? Был у него такой план. Мы с ним вместе его разрабатывали. Но я не думал, что ты о нем тоже знаешь.

— Он сам мне о нем рассказал. В припадке откровенности.

— Вот как? Должно быть, уже перед концом. Вообще-то он не очень любил на эту тему разговаривать.

— А со мной заговорил. Значит, захотел поделиться.

— Ну, разумеется. Он тебя любил — и не только за то, что ты моя жена.

— Не думаю, чтоб уж очень любил. Но я — твоя жена и к тому же ждала ребенка. Я перебила тебя. Ты начал говорить о желании отца остаться на военной службе.

— Так вот. Он рассказывал мне о своем прошлом, о том, как много видел интересных людей — иностранцев, послов и их жен. Он был создан для такой жизни, и, я уверен, ему отдавали должное. И тем не менее решил вернуться в Шведскую Гавань. Время от времени выезжал на какие-нибудь празднества в Филадельфию. Но после стольких лет жизни в столице здесь ему, наверно, было скучно. Возможно, он сделал это из-за деда. Тот старел и начал часто болеть. Странно и то, что вначале мой отец не производил впечатления человека, способного принять на себя ответственность за дела. В университете он слыл повесой. Водил дружбу с очень веселой компанией.

— Обычная история для молодого человека, — сказала Агнесса. — Но потом перебесился и взялся за ум.

— Наверно, ты права. То же самое, видимо, случилось и со мной. Но меня никогда не покидала мысль вернуться жить сюда. Никогда. Я ненавидел Нью-Йорк и не могу сказать, чтобы Филадельфия мне нравилась намного больше. Мои знакомые и в том и в другом городе считают, что я живу на окраине цивилизации, но, по правде говоря, я считаю, что они… Когда я еду в большой город, то всегда знаю зачем: либо делать деньги, либо их тратить.

— Иногда и для того и для другого вместе.

— Да, иногда и для того и для другого вместе. Деньги — в той или иной форме — участвуют всегда. Здесь я хожу в контору пешком, а в кармане у меня — лишь несколько монет на тот случай, если встретится нищий. В больших же городах деньги у меня всегда на уме… и в бумажнике. Все удовольствия, которые может предложить город, продаются и покупаются, поэтому и мысли возникают невеселые, когда туда приезжаешь. А когда идешь в гости к друзьям, то не думаешь о том, во что это тебе обойдется и сколько брать с собой денег.

— Об этом я как-то не задумывалась, но ты, конечно, совершенно прав.

— О да.

— Ты очень вдумчив, Джордж.

— Ты находишь? Это — от отца. И от деда, если уж на то пошло, хотя дед совсем не был похож на моего отца. Отец часто не показывал посторонним своего истинного лица, но под внешней оболочкой скрывалась очень глубокая натура. Очень. Правда, у него было то преимущество, что он получил хорошее образование и никогда не жил в бедности. Он был лучше воспитан и умел ладить с людьми. И в то же время никогда никому не позволял обмануть себя и не спускал хамства. Он мог быть очень резок с теми, кто переступал границы. Это был замечательный человек, образец элегантности. Кое-кто считал, что в Шведской Гавани такая элегантность ни к чему, но он старался не для Шведской Гавани. Холеный вид, модная одежда, тонкое белье и прочее — все это для себя, для собственного удовольствия. И всегда немножко себе на уме. Приятная наружность ничего, казалось, не скрывала, как будто он весь сейчас перед тобой. Но на самом деле не весь, ибо всегда что-то оставалось при нем, и то, что оставалось, и было его подлинным «я». Так он и умер, не дав никому из нас распознать себя.

— Все, что ты сказал, в равной степени относится и к тебе, — сказала Агнесса. — Ты не представляешь себе, насколько то, что ты рассказывал сейчас о твоем отце, может быть отнесено к тебе самому.