— Говоришь-то ты как друг, но в голосе твоем — предостережение.

— Да, Локи. Немного есть.

— Откуда мне грозит опасность? Неужто из самой Филадельфии?

— Нет. Из Гиббсвилла. Совсем недалеко от тебя. Нашлись люди, которым кажется несправедливым, что вы с отцом завладели всей Шведской Гаванью.

— Насколько откровенным ты готов быть со мной, Гарри?

— Как друг я уже сказал тебе все, что должен был сказать.

— Так. Благодарю. Стало быть, теперь будешь говорить как бизнесмен.

— Да. Ваши нью-йоркские партнеры вам не помогут. По крайней мере, в такой степени, в какой могли бы помочь мы.

— Ага, ты уже намекаешь, что нам требуется помощь.

— Еще нет. Но если потребуется, придет ли Нью-Йорк вам на выручку?

— Нет. Наша доля в их бизнесе не настолько велика. Открою тебе секрет, Гарри; мой отец ни в каких сделках с Нью-Йорком не участвует. Только я, мой капитал.

— Зная твоего отца, я и сам почти уже догадался.

— Так что мы можем вести этот разговор без него.

— Прекрасно. Это даже лучше. Значит, я имею дело с самим патроном. Ладно. Почему бы тебе не забыть про Нью-Йорк и не дать мне возможность попробовать заработать для тебя немного денег?

— Надеюсь, ты не ждешь от меня немедленного ответа. Ты сам, Гарри, сказал, что мы разговариваем теперь как деловые люди, а не как друзья.

— Да, сказал, и сказал правду. Но дружба наша сохранится, чем бы этот разговор ни кончился.

— Надеюсь, навсегда. Вот ты попросился ко мне в партнеры. Мне это лестно, потому что ты еще не знаешь, какого рода дело я тебе предложу. Оно не будет крупным — по крайней мере, на первых порах. В любом случае по размаху оно не пойдет ни в какое сравнение с филадельфийским бизнесом. Все дело в характере операций. Ты о нем ничего не знаешь, поэтому я объясню. Меня интересует только одно: деньги. Я хочу зарабатывать деньги, и зарабатывать быстро. Поэтому мой бизнес, попросту говоря — спекуляция. Тебя это интересует?

— Очень. Клиентов, желающих инвестировать свои деньги по старинке, мы найдем всегда. Обычный бизнес, Банк. Крупные поместья. Люди преклонного возраста. Люди, которых удовлетворяют и небольшие доходы с их вкладов. Но заработать много и быстро можно, как тебе известно, лишь путем спекуляции. Или много потерять. Твой отец наживал деньги одним способом, ты хочешь наживать их другим. Я веду двойную жизнь, Локи. С одной стороны, я — консерватор, в Гиббсвилле ограничиваюсь тремя процентами, а с другой — игрок.

— И как идет твоя игра?

— До сих пор мне везло.

— То есть?

— То есть? Ах, да. Ты хочешь знать, играю ли я на свой страх и риск или пользуюсь секретной информацией. Честно говоря, в большинстве случаев — на свой страх и риск. Наблюдаю за колебаниями курса акций. Когда курс понижается до определенного уровня, я их скупаю. Когда повышается — продаю. На вырученные деньги покупаю новые акции. Иначе играть не в состоянии. Другие делают то же, что я. Ничего мудреного тут нет, разве что я несколько внимательней большинства.

— Уверен, что внимательней. Скажи мне: это твоя идея — попросить у меня денег на спекулятивную комбинацию?

— Да.

— Ты просишь для себя лично или для фирмы «Хейнс энд Уэбстер»?

— Если ты хочешь торговать деньгами, то можешь это делать через фирму «Хейнс энд Уэбстер». На если все-таки спекулировать, то это — по моей части. Деньги — на мой личный счет. Я сниму их со счета и буду играть. А в конце условленного срока — шестимесячного, годичного — мы делим доходы.

Авраам Локвуд улыбнулся.

— Не совсем обычный бизнес, верно?

— Верно. Рисковать я буду только твоими деньгами, а прибыль — пополам. До остального тебе нет дела.

— Вот это мне и надо обдумать.

— Знаю, что надо. Потом я буду сообщать тебе, чьи акции покупаю, так что общий наш доход ты сможешь подсчитывать с точностью до одного цента.

— Но если ты назовешь мне эти акции, то я и без тебя смогу обойтись, не так ли?

— Конечно. В подобных случаях нам придется доверять друг другу. К примеру, ты даешь мне пять тысяч долларов, а я называю тебе акции, которые покупаю. При этом я должен быть уверен, что ты не спекулируешь ими самостоятельно. Иными словами, Локи, ты можешь купить мою информацию за пять тысяч долларов и воспользоваться ею для того, чтобы, играя самостоятельно, приобрести этих акций на гораздо большую сумму.

— Эта же мысль и мне пришла в голову.

— Естественно. И ты можешь сорвать очень большой куш — гораздо больший, чем у меня. Но это приведет к разрыву наших отношений. А что будет с нашей дружбой, трудно даже представить.

— Разумеется. Стало быть, насколько я понимаю, фирма «Хейнс энд Уэбстер» здесь ни при чем?

— В данном случае — да.

— Мы с тобой партнеры? Равноправные партнеры?

— Нет. Мы вкладываем неравные суммы. Шестьдесят на сорок. Если общая сумма составит десять тысяч долларов, то это значит, что ты даешь шесть тысяч долларов, а я — четыре тысячи. А прибыль делим поровну.

— Значит, в уплату за информацию ты берешь с меня шестнадцать и две третьих процента моего вклада. Не много ли?

— Думаю, это справедливо. На другие условия я не пойду. Мои шестнадцать и две третьих процента — это для начала. А потом будут пятьдесят процентов. Только пятьдесят.

— Только?

— Только. Спекулировать-то не ты будешь, а я.

— А потери?

— Став моим партнером, считай, что шесть тысяч долларов ты уже потерял. Иной подход к деньгам в таких делах невозможен. Нечего и начинать спекулировать, если боишься потерь.

— Вот это мне уже нравится. А то я все думал, Гарри, будешь ты до конца откровенен или нет. Давно бы так сказал.

— Я и хотел сказать, да все не было случая. Ну, как?

— Шесть тысяч долларов?

— Шесть тысяч. Плюс четыре моих.

— Завтра вышлю тебе чек.

— Ладно. А теперь я назову тебе акции, за курсом которых сейчас слежу. «Бумажная компания святого Павла».

— Что это за фирма?

— Производит бумагу для журналов и газет. Вчера ее акции стоили по шесть с половиной. Слишком дорого. Как только цена упадет ниже пяти, я покупаю. Как только поднимется до девяти — продаю. В прошлом году поднялась до десяти с половиной, но это уже слишком.

— Ты их уже покупал?

— О, нет. Только наблюдал. В течение двух лет. Они заинтересовали меня после того, как я узнал, что бумагу у этой фирмы покупают три филадельфийские газеты. В одной из этих газет фирма «Хейнс энд Уэбстер» имеет свой капитал. Возможно, будет финансировать и еще одну. До этого я не придавал «Бумажной компании святого Павла» значения, хотя она, как выяснилось, производит бумагу почти монопольно. Конечно, когда-нибудь цены на ее акции поднимутся гораздо выше, но мы с тобой к тому времени займемся чем-нибудь другим.

— Верно. А теперь скажи, кто из гиббсвиллских магнатов собирается посягнуть на нашу территорию?

— Вон тот, что в углу сидит.

— Питер У.Хофман?

— Да. Он довольно нелестно отзывался о твоем отце, Локи. Досталось и тебе, но больше — твоему отцу. Намерен помочь кое-кому из ваших земляков открыть второй банк.

— Посмотрим, — сказал Локвуд. — Это он здесь король, а не в нашей маленькой империи. А за информацию спасибо, коллега.

Расстояние от Рихтервилла до Гиббсвилла, главного города округа, — всего пятнадцать миль; расстояние от Рихтервилла до Форт-Пенна, столицы штата, — тридцать пять миль. Но добраться от Рихтервилла до Форт-Пенна было легче, чем от Рихтервилла до Гиббсвилла. Поэтому Рихтервилл попал в сферу влияния Форт-Пенна, а не Гиббсвилла.

Путешественнику, направлявшемуся из Рихтервилла в Гиббсвилл, обычно советовали ехать верхом. Путь ему преграждали четыре высоких холма и горный перевал, а потом дорога шла низиной; зимой она представляла собою две обледенелые колеи, а в остальные времена года часто превращалась в хлипкое месиво. Проехать по такой дороге могли только фургоны и сани с широкими полозьями — бричкам и легким санкам пути тут не было. В горах же дорога была почти, на всем своем протяжении такая узкая, что разъехаться на ней встречные фургоны не могли. Предосторожности ради возница должен был, перед тем как двинуться по горной дороге, потрубить в рог — в настоящий коровий рог — и ждать ответного сигнала. Если сигнала не поступило, он считал, что встречного транспорта нет. Если же впереди тоже трубили, то он ждал. Но бывало и так, что ветер дул в лицо вознице и относил звуки рога назад. Тогда возникала вероятность столкновения фургонов на дороге, и, если это случалось, возницы, обсудив ситуацию, бросали жребий. Выигравший помогал проигравшему распрячь лошадей, разгрузить фургон, снять колеса и перенести всю верхнюю часть повозки на свободный участок дороги. Потом надевали на оси колеса, клали назад груз, запрягали лошадей, и фургоны продолжали двигаться каждый в своем направлении. На этом они теряли час, а то и два.