Но для Престона Хиббарда это, кажется, не имеет значения…

Джордж Локвуд отложил в сторону газету и отправился наверх, к дочери. Постучав в дверь, он сказал:

— Это я. Отец.

— Не надо, — вяло откликнулась она, но уже в этой короткой фразе слышалась трагическая нотка.

Дверь была не заперта, и он вошел. Она сидела, понурив голову, в кресле-качалке. Он закрыл за собой дверь, подошел к ней и положил ей на голову руку.

— Я подумал, Тина.

— Не утруждай себя, папа. Я уже сама все обдумала. Мне надо уезжать.

— Я на твоем месте поступил бы иначе. «Время уходит». — Она подняла на него глаза, потом с трудом перевела взгляд на часики, лежавшие у нее на туалетном столике. Он кивнул. — Да, я имею в виду его. Я хочу, чтобы ты поехала к нему. Сегодня.

— А потом что?

— И вышла бы за него замуж.

Она выпрямилась в кресле.

— Ты, должно быть, не очень внимательно меня слушал.

— Напротив, я слышал каждое слово, и, что еще важнее, он слышал, когда ты ему все это рассказывала. Сейчас важно не то, что я думаю, а эти вот часики и слова, которые он на них написал. Ты знаешь, где он сегодня?

— Сегодня? В школе.

— Поезжай туда. Без предупреждения. Просто так. Даже если этот брак продлится всего несколько лет. Тина, все равно вам обоим это будет на пользу.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что вы этого хотите. Причина достаточно основательная. Ты хочешь, чтобы я назвал более высокий мотив? Могу назвать.

— Таких мотивов я не знаю, — сказала она.

— Однако он есть. Даже два: он нуждается в тебе, а ты — в нем.

— Это и есть высокие мотивы? Здесь только эгоизм.

— Подумай об этом по дороге в школу святого Варфоломея, — сказала он.

— Знаешь что? Мне приходилось присутствовать на многих венчаниях, но лишь сейчас я по-настоящему поняла, что значит быть отцом, отдающим замуж свою дочь.

— И я это понял, — сказал он.

— А Джеральдине я ничего не скажу.

— Извести нас телеграммой, — сказал он.

— Он никогда не сможет сказать, что не знал, на что идет. Правда, папа? — Эти слова прозвучали как заклинание.

Они поженились на следующее утро в Сентрал-Фолс, штат Род-Айленд, где закон разрешал регистрировать браки сразу. Телеграмма гласила:

Когда ее принесли, Джордж и Джеральдина обедали.

— Конечно, ты об этом знал, — сказала Джеральдина.

— Это же я собирался тебе сказать.

— Но я сказала первая. Знал?

— Догадывался.

— Доволен? Ну конечно, доволен. Да?

— Еще бы. Более приятной вести не могу себе представить.

— Я с самого начала этого хотела.

— Верно. И я это видел.

— Интересно, где они будут жить. Ты думаешь, он останется в школе святого Варфоломея? Просто не представляю себе, каково это — жить в окружении сотен парней, только и думающих что о сексе.

— Когда я там учился, никто и не думал о сексе.

— Когда ты там учился, то был, по крайней мере, один человек, который думал о сексе. Этот человек — ты. Спал, наверное, с горничной.

— У нас не было горничных. Мы сами стелили себе постели.

— Ну, тогда, возможно, с женой директора школы.

— Она-то, жена директора, и была, наверно, причиной того, что мы так мало думали о сексе. Не было у нас таких женщин, которые вызывали бы физическое влечение. Среди ребят довольно широко была распространена содомия, и, если кому-то становилось невтерпеж, он мог найти себе партнера. Женщин в те годы мы не знали. Так что Тине, я уверен, опасаться нечего.

— Как бы не так. Я бывала в мужских школах и сама видела, как они поглядывают на женщин. А Тина как раз из тех, кто привлекает к себе внимание. Тем более если узнают, что она новобрачная. Представляю, о чем они подумают.

— Стало быть, школа святого Варфоломея в этом отношении — не исключение.

— По-моему, было бы лучше, если б Тина поскорее родила ребенка, — сказала Джеральдина.

— Правда? Почему ты так думаешь? — спросил он, избегая ее взгляда.

— Ты не хуже меня знаешь, что она не девушка. Будь у меня дети, я бы чувствовала себя совсем иначе.

— Не сомневаюсь.

— Из меня могла бы выйти очень хорошая мать.

— Думаю, да. Но согласись, что бывают женщины, которые ведут полезный образ жизни, не приумножая населения.

— Полезный кому?

— Самим себе и мужчинам, с которыми они спят. Уилме, например, без детей лучше. Как и всему человечеству без ее детей. Не говоря уж о самих этих детях.

— К твоему сведению, Уилма отнюдь не образец добродетели. Мне пришлось изменить свое мнение о ней.

— Оно никогда не было очень лестным.

— Верно. А теперь стало еще хуже. Не спрашивай почему.

— Почему?

— Не скажу. Вот видишь, сколько бы ты ни размышлял, ни анализировал, а многое еще останется для тебя незамеченным.

— Ничто не остается для меня незамеченным. Ничто.

— Я вижу, у тебя неплохое настроение. Ты, конечно, радуешься за Тину.

— Конечно. Тем более что я же все и устроил.

— Нет, ты невозможен, просто невозможен! Уж если кто устраивал, так это я.

— Вынужден огорчить тебя, но устроил все я.

— Боюсь, через минуту ты и сам в это поверишь, — сказала она.

— Тем не менее я благодарен тебе. Твоя роль была небольшой, но ты сыграла ее хорошо. И очень мне помогла. Я должен наградить тебя достойным подарком.

— Не надо мне никаких подарков. Лучшей наградой мне служит твое хорошее настроение. Уж и не помню, когда видела тебя таким в последний раз.

— И все же подарок будет. Завтра в Нью-Йорке найду для тебя что-нибудь сногсшибательное.

— Ты едешь завтра в Нью-Йорк?

— Да. Заседание кондитерской фирмы. Хочешь со мной?

— Спасибо. Променять эту чудесную погоду на жаркий, душный Нью-Йорк? Нет уж. Я бы не прочь пробыть здесь до первого октября.

— Даже когда начнется сезон ураганов?

— Может, обойдется и без ураганов.

— Верно. Илайес Уайт, конечно, с удовольствием продлит аренду еще на три недели. Наш договор истекает десятого. Поговорю с агентством. Но если мы останемся до первого октября, кто-то из нас должен будет съездить в Шведскую Гавань и проверить.

— Что проверить?

— Все ли в порядке. Мы ведь хотели вернуться домой одиннадцатого сентября, но раз возвращение откладывается на три недели, то я съезжу туда и проверю, не случилось ли чего за лето. Заодно договорюсь со сторожем и садовником — пусть они продолжают за всем присматривать. Надо быть готовыми к первому визиту Тины и Хиббарда. Потом, разумеется, пригласим его родителей и к ним съездим. Хорошо бы устроить званый обед и гостей побольше пригласить. В ноябре. Как ты думаешь?

— Или бал. В нашем доме еще не было ни одного бала. Не можем же мы без конца напоминать людям о Пене и Мэриан Стрейдмайер. Устроим бал на рождество. Пригласим гостей из Бостона и оркестр Эмиля Коулмена.

— Я бы предпочел Маркела.

— Нет, Маркел для такого случая не годится. Сейчас Эмил Коулмен в моде.

— Если ты так хочешь, пожалуйста. Бал — это твоя идея. Может, ты и раньше мечтала устроить бал?

— Раньше — нет, а теперь хочу. Лучшего повода для бала и не придумаешь. Созовем всех. Друзей Тины. Твоих старых друзей. Моих старых друзей. Друзей Престона. Всех членов загородного клуба.

— Придется мне договариваться с бутлегером. Спиртные напитки для такого количества гостей надо заказывать заблаговременно, если желаешь получить то, что надо. Обслуживанием балов когда-то занимался Уимли. Из Филадельфии.

— Я вижу, ты загорелся этой мыслью о бале не меньше меня, — сказала она.

— Уж коли мы затеваем такой вечер, то должны хорошо подготовиться, чего бы это ни стоило. Помню прием в Форт-Пенне, когда Грейс Колдуэлл выходила за Сидни Тейта; Агнесса не могла на нем присутствовать, но я все же пошел. Вот уж было зрелище так зрелище! Красивая была девушка. Да и сейчас, я думаю, красивая. Людей наприглашали полно — и губернатора, и целый поезд гостей из Нью-Йорка, в большинстве из Йеля. Сидни Тейт из общества «Илия». Он умер несколько лет назад. Они не очень ладили между собой. Я случайно встретил ее брата, Брока Колдуэлла. Хорошие вечера получаются либо экспромтом, под влиянием минуты, либо по заранее разработанному плану. Я предпочитаю план. Вот съезжу в Шведскую Гавань и вернусь с кучей идей.