Вот почему Пушкин с печальной безнадежностью констатирует неотвратимую гибельность страсти Татьяны к Онегину:
Иначе сказать, Татьяна страстно желает быть поглощенной воображаемым ею «роковым искусителем», ей хочется испить ядовитый любовный напиток, который кажется таким сладостным. И здесь бессильна даже святая вода, какой няня хочет окропить «нездоровое дитя». Ключевое слово для понимания образа Татьяны – жертва. Не даром в изначальном пушкинском замысле Татьяна должна была стать женой декабриста и отправиться вслед за ним на каторгу, в Сибирь. Без сомнения, это героическая жертвенность. Но в жертвенности, как рисует ее Пушкин, есть и темная сторона – тяга к смерти. В этом Татьяна и Онегин поистине родственные души. Они роковым образом притягиваются друг к другу.
Тяга к смерти отличает также и Ленского. Налет книжности во многом явится причиной смерти Ленского. Книжность занимает львиную долю его души. Книжность и жизнь сталкиваются в личности Ленского. И побеждает книжность. Идеальные романтические представления о верной дружбе, чистой любви, непременном торжестве добра над злом и прочие расхожие книжные штампы в сознании Ленского становятся для автора предметом злой иронии. Жизнь беспощадно вытесняет прочь из реальности эти прекраснодушные химеры. Иначе говоря, Ленский сам, добровольно лезет в пасть к смерти, а Онегин – подходящий посредник для того, чтобы Ленского «отослать к отцам», увековечив его цветущую юность, поэтические настроения и сердечную наивность.
Впрочем, жизнь и любовь посылают Ленскому последний привет перед смертью, на мгновение победив его пресловутую книжность «вечного студента» Геттингенского университета, обители немецкого романтизма. Это происходит тогда, когда Ленский приезжает к Ольге перед дуэлью и она встречает его простодушным вопросом: «Зачем вечор так рано скрылись?» (VI, XIV) – полностью обезоруживая его ревнивую враждебность. Как ни теснилось в нем «сердце, полное тоской», Ленский ни единым словом не обмолвился о дуэли. Рыцарское мужество и благородная, отнюдь не книжная, сдержанность выразились в лаконичном: «Так» – в ответ на вопрос Ольги: «Что с вами?» (VI, XIX)
Ленский и Татьяна точно брат и сестра по наивности, книжности, но вместе с тем и внутреннему благородству. Не даром Татьяна, думая об Онегине, убийце Ленского, мысленно называет последнего «своим братом»:
Книги и смерть – вот и еще одна тема пушкинского романа, объединяющая главных героев романа. Эта тема, будто музыкальная пьеса, все время меняет тональность: она обретает то трагический, то пародийный, то юмористический колорит.
В Петербурге Онегин, чтобы избавиться от скуки, в поисках очередной пищи для разочарованной души решил поглотить книжную премудрость («Себе присвоить ум чужой») и
Любопытно, что книги и женщины в мире Онегина приравниваются друг к другу. И те и другие подобны трупу в гробу – за «траурной тафтой».
1.2 «Мертвые души» H.B. Гоголя: смерть живых и воскресение мертвых
Для Гоголя смерть почти всегда связывается с душой. Тело героя может быть живо, а душа мертва. Образы гоголевских помещиков иллюстрируют эту мысль писателя. Смерть все время рядом с ними, а они считают себя бессмертными, не думая ни о наказании на Страшном суде, ни о Боге. Души помещиков совершенно закостенели и помертвели. Часто помещики даже лишены потомства: Гоголь тем самым как бы наказывает их за смерть души.
Коробочка и Собакевич бездетны. Супруги Коробочки, Плюшкина, Ноздрева мертвы. Двух детей Ноздрева воспитывает смазливая нянька, с которой Ноздрев, несомненно, находится в близких отношениях: «Женитьба его ничуть не переменила, тем более что жена скоро отправилась на тот свет, оставивши двух ребятишек, которые решительно ему были не нужны». Коробочка о покойнике-муже вспоминает лишь в связи с пятками, без чесания которых ее покойный муж не мог заснуть.
Собакевич бездетен, но живет и копит материальные богатства таким образом, как будто он вечен и бессмертен. Его образ иллюстрирует евангельскую притчу о богатом, настроившем новые житницы и умершем на следующий день: «И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? Некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей веселись. Но Бог сказал ему: безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому ж достанется то, что ты заготовил? (Ев. от Луки, 12, 20).[42]
Ему, как хозяину и материалисту, нет дела до «сокровищ на небесах». Собакевич не «в Бога богатеет», значит, по убеждению Гоголя, несмотря на его медвежье здоровье, он обречен на смерть. Кому достанутся все тяжелые и прочные сооружения, воздвигнутые Собакевичем и рассчитанные на двести-триста лет (крестьянские избы, сработанные из корабельного дуба, но без всяких резных узоров, его собственный крепкий и асимметричный дом, «как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов»[43])?! По существу, похоронив свою душу в бренной усыпальнице, Собакевич строит свой дом «на песке», выворотив прочь краеугольный камень – душу, вложенную Богом в человеческое тело для сострадания и любви к ближним.
Речь о душе, между прочим, заходит у Собакевича в контексте еды. Душа и еда для Собакевича почти одно и то же. Жена Собакевича Феодулия Ивановна с лицом, как огурец, и с руками, пахнущими огуречным рассолом, – истинная подруга Собакевича, ублажающая его желудок. Она – хранительница и жрица культа чревоугодия, алтарь которого воздвигнул в своем доме Собакевич. Обращаясь к жене, Собакевич говорит: «Щи, моя душа, сегодня очень хороши!»[44] Его душа проявляется лишь тогда, когда разгорается аппетит («Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует»[45]) или «пахнет» деньгами, то есть во время торга о «мертвых душах», когда Собакевич «из воздуха» материализует бесплотные души во вполне реальные шуршащие купюры.
Феодулия Ивановна – на самом деле душа Собакевича в тощем, сухом теле. Это душа, само собой, тоже бездетна или, точнее, бесплодна. Гоголь вообще высказывает ироническое сомнение в наличии у Собакевича души. Где она, эта его душа? Не погребена ли она под тяжестью плоти «как у бессмертного Кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось, на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности…»?[46]
Любопытно, что образ Коробочки, подобно образу Собакевича, тоже складывается из частей, опять напоминая символический образ Кощея Бессмертного. Коробочка, точно матрешка, состоит из «коробочек»: пестрядевых мешочков, комода, шкатулки. В комоде, кроме белья, ночных кофточек, нитяных моточков, распоротого салопа, между бельишком распиханы деньги в пестрядевых мешочках: «В один (…) целковики, в другой полтиннички, в третий – четвертачки…»[47], точно в сказке о Кощее Бессмертном, душа которого хранится на конце иглы, которое лежит в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, заяц – в сундуке.
42
Библия. – Издание Московской патриархии, – М., – 1989, – С. 1104–1105.
43
Гоголь Н.В. Собрание сочинений в девяти томах, М., – «Русская книга», – 1994, – С. 88.
44
Гоголь Н.В. Собрание сочинений в девяти томах, М., – «Русская книга», – 1994, – С. 92.
45
Гоголь Н.В. Собрание сочинений в девяти томах, М., – «Русская книга», – 1994, – С. 93.
46
Гоголь Н.В. Собрание сочинений в девяти томах, – . М., – «Русская книга», – 1994, – С. 95.
47
Гоголь Н.В. Собрание сочинений в девяти томах, – . М., – «Русская книга», – 1994, – С. 44.