Сходит с ума и тонет Офелия. Она умирает целомудренной девушкой, почти монашкой (именно в монастырь посылает Офелию Гамлет). Смерть с виду слишком жестоко расправляется с девушкой. Впрочем, ни зритель, ни читатель не воспринимают смерть Офелии в качестве возмездия за предательство любви. Ее безумие по-детски беззащитно и наивно поэтично. Она не борется с жизнью, как Гамлет, не бросает ей вызов: она погибает, точно цветок, тонущий в волнах бурного потока. Смерть выступает здесь как умиротворяющая хаос и милосердная природа, как очищающая стихия, которая смывает с Офелии ее земные грехи и несовершенства. Природа будто бы заранее знает, что должно увянуть и умереть в ее недрах, а что – вырасти и плодоносить.

Умирает Гамлет. Он – карающий меч ада, все-таки осуществивший возмездие на земле. Он – орудие, он же и мститель. Он восстановитель справедливости, он же и гибнет, как врач, очертя голову бросившийся на защиту отравленного ядом больного, высасывая из раны мира подмешанную дьяволом белену зла. Его смерть – жертва собой во имя добра и победа над злом. Не будь его смерти, не было бы победы добра. Смерть Гамлета играет роль античного катарсиса. Без смерти как факта трагедии не могло бы быть очистительной эмоции зрителя и читателя. Без Смерти как персонажа не могло бы произойти вправления сустава земного мира на место в теле сотворенной Богом природы, равным образом и гармонично соединяющей материальное и духовное, земное и небесное. Гамлет из “квинтэссенции праха” снова поднимает человека на подобающее ему место образа и подобия Божьего. Он, подобно Христу, гибнет во имя жизни и воскрешения человека из тленной плоти. Гамлет своей смертью попирает закон праха: внутреннее благородство и достоинство, присущие Гамлету, особенно зримыми делает его смерть. В ее свете он предстает, как ни парадоксально, “венцом вселенной”, каким, собственно и должен быть человек.

Остается в живых Горацио, которому Гамлет запрещает допивать чашу с ядом: он не вовлечен в трагическую историю борьбы добра и зла в Датском королевстве. Он должен исполнить другую роль – рассказчика (читай: роль актера, следовательно, истинную роль), или, иначе, осведомителя мира, то есть роль неискаженного зеркала.

Остается в живых Фортинбрас, который, в отличие от Гамлета, не опален огнем ада и не раздвоен на бессмертное существо и “квинтэссенцию праха”. Он един и гармоничен, он благороден и прост, он сын и воин, пускай даже его воинственность (поход на Польшу через земли Датского государства), на взгляд Гамлета, выглядит с точки зрения вечности узколобой недалекостью:

Именно Фортинбрасу Горацио отдает голос Гамлета. Он, по праву истинного (не шутовского) короля, должен окончательно восстановить расшатавшийся сустав века, освободить Данию от зла, сломав решетки и сорвав запоры с тюремных дверей Дании-тюрьмы.

Любителям Шекспира известна пьеса Томаса Стоппарда в переводе Иосифа Бродского «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Драматург придумал необычный прием: показать все происходящее в датском королевстве глазами мнимых друзей Гамлета по виттенбергскому университету Розенкранца и Гильденстерна. Их участь с самого начала пьесы предрешена, и зрители, знакомые с шекспировским «Гамлетом», с интересом ученых-экспериментаторов наблюдают за метаниями героев, отлично зная, что Розенкранц и Гильденстерн неуклонно и неотвратимо двигаются к своей гибели.

Этот прием показался мне очень остроумным, и я применила его к Офелии – героине трагедии, образ которой для меня представляет загадку. «Гамлет глазами Офелии» – вот тема для размышлений вполне в духе самого Шекспира. Ведь пьеса Шекспира строится на поразительном непонимании между героями: каждый персонаж как будто не хочет слышать и понимать другого, всякий из героев «Гамлета» живет в своем замкнутом мире и твердит о своем. Офелия не исключение. Она, так же как Полоний, как Лаэрт, как Гертруда, как самозваный король Клавдий, нисколько не понимает Гамлета. Да и в общем-то его мудрено понять, потому что Гамлет встретился с призраком, пришедшим к нему из могилы, из загробного мира. Гамлет теперь одной ногой на земле, другой – в могиле. Эта загадка непосильна для простодушного ума Офелии.

Есть и другая странность. Офелия считается, и это признано всеми, одним из самых тонких, поэтических женских образов в мировой литературе, наряду с гётевской Маргаритой, шекспировскими же Джульеттой, Корделией, Дездемоной, Кармен Проспера Мериме. Но почему это так? Что хорошего в Офелии? По существу, она предательница Гамлета и шпионка отца. По приказу Полония она пытается обмануть своего возлюбленного. Конечно, она, скорее, пассивное орудие зла, но, потворствуя низости Полония, Офелия соглашается участвовать в подлой интриге, смысл которой – уничтожить Гамлета. Другими словами, она оказывается сыром в мышеловке. В ловушку, расставленную отцом на наживку – Офелию, – должен попасться Гамлет, и тогда его, расслабленного любовью, легко будет умертвить. Наверняка же Офелия догадывается, что смерти Гамлета больше всего хочет сам король, потому что любимый народом Гамлет для него все равно что бельмо в глазу. Речь здесь идет о власти, и ее отец, придворный до мозга костей, готов расшибиться в лепешку, чтобы только угодить королю. Опять Офелия здесь оказывается лишь разменной монетой для замыслов, гораздо более значительных и серьезных, чем ее тихое существование и скромная девичья жизнь.

Мы видим, одним словом, как Офелия поневоле вовлекается в борьбу необычайно мощных сил, она оказывается в эпицентре бури, и, чтобы устоять и не исчезнуть в этом урагане страстей, ей самой нужна была бы огромная сила, которой у нее попросту нет. Интересно, что все лучшие женские героини Шекспира тоже вовлечены в борьбу этих бурных противоборствующих течений: и Джульетта, и Дездемона, и Корделия. И, как правило, эти почти стихийные силы сметают с лица земли героинь Шекспира. Впрочем, только одна из них – Корделия – достойно пытается противостоять этим силам. Ее питает чувство правды и справедливости, чутье истины, чуждой лицемерию ее сестер. Джульетта тоже борется, потому что ею движет любовь – чувство, во сто крат сильнее справедливости. Джульетте любовь дает энергию борьбы.

Не борется Дездемона. И поэтому она очень похожа на Офелию. Но на стороне Дездемоны правда: ей нечего стыдиться, ведь она не изменяла мужу, она не предательница, она чиста перед Отелло, и это тоже придает ей силы перед смертью.

Но Офелия-то, в отличие от всех этих героинь, виновна. Она предала Гамлета. Значит, она пошла против своей же собственной любви. Она выступила наперекор женской природе. Правда, она послушна отцу, только это послушание хуже, чем своеволие. Она не может не знать, что творит зло.

И, несмотря на это, Офелия остается почти идеальным образом женщины, которой поэты, например Блок, посвящают стихи и воспевают ее как прекрасный и романтический женский идеал.

Как будто Офелии все прощается, в отличие от других героев «Гамлета». Или, наоборот, и она тоже наказана – сначала безумием, а потом смертью? Смертью без покаяния, без отпевания, позорной смертью самоубийцы.

Все это представляет загадки, которые можно попытаться разрешить, проанализировав трагедию.

Итак, Офелия появляется только в пяти сценах. В 3 сцене I действия ее наставляют отец и брат: каким образом ей вести себя с Гамлетом. Она появляется в 1 сцене II-го действия, когда рассказывает отцу, как к ней прибегает безумный Гамлет в страшном виде, в одежде, полной беспорядка. Он не в силах ничего ей сказать и, хватаясь за нее, будто в лихорадке, в конце концов молча уходит.

Ключевая сцена для понимания Офелии и ее образа – 1 сцена III-го действия, когда Офелия как раз и выступает в роли наживки для Гамлета, а все их любовное объяснение, спрятавшись, подслушивают бок о бок Полоний и король Клавдий.