Письмом от 30 июля 1833 года Пушкин сообщает А.Н. Мордвинову о целях своей поездки в Поволжье: «В продолжение двух последних лет занимался я одними историческими изысканиями, не написав ни одной строчки чисто литературной. Мне необходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий и кончить книгу, давно мною начатую, и которая доставит мне деньги, в коих имею нужду. Мне самому совестно тратить время на суетные занятия, но что делать? они одни доставляют мне независимость и способ проживать с моим семейством в Петербурге, где труды мои, благодаря государя, имеют цель более важную и полезную.

Кроме жалования, определенного мне щедростию его величества, нет у меня постоянного дохода; между тем жизнь в столице дорога и с умножением моего семейства умножаются и расходы.

Может быть, государю угодно знать, какую именно книгу хочу я дописать в деревне: это роман, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани, и вот почему хотелось бы мне посетить обе сии губернии».

7 августа Пушкин получает письмо А.Н. Мордвинова с сообщением: «Его Императорское Величество дозволяет Вам, согласно изъявленному Вами желанию, ехать в Оренбург и Казань на четыре месяца», а 17 августа вместе с Сергеем Александровичем Соболевским выехал из Петербурга [93] . По поводу отъезда Пушкина П.А. Вяземский писал жене от 1 сентября 1833 года: «Сказывал ли я, что Пушкин удрал месяца на три в Нижний, Казань, Оренбург? Там поживет у себя в деревне, вероятно чем-нибудь разрешится… Я видел жену его на даче 26-го. Она все еще довольно худо оправляется…»

Пушкин «удрал», бросив не пришедшую в себя после родов Наталью Николаевну, обремененную долгами и домашними заботами. Пытается оправдаться за свой проступок. Так, в письме от 2 сентября 1833 года из Н.Новгорода в Петербург, пишет: «Мой ангел, кажется, я глупо сделал, что оставил тебя и начал опять кочевую жизнь. Живо воображаю первое число. Тебя теребят за долги Параша, повар, извозчик, аптекарь, M-me Sichler etc [94] . А у тебя не хватает денег, Смирдин перед тобой извиняется, ты беспокоишься – сердишься на меня – и поделом. А это еще хорошая сторона картины – что, если у тебя опять нарывы, что, если Машка больна? А другие, непредвиденные случаи… Пугачев не стоит этого. Того и гляди, я на него плюну – и явлюсь к тебе».

В письме уже из Болдина от 8 октября 1833 года среди наказов жене по части финансовой и расспросов о светской жизни в Петербурге, вдруг неожиданный вопрос: «Радуюсь за тебя; как-то, мой ангел, удаются тебе балы? В самом деле, не забрюхатела ли ты? Что ты за недотыка? Прощай, душа». В самом деле, что за вопрос? Уехал от жены два месяца назад, оставил ее больную, еще не оправившуюся от родов, и такой вопрос прямо в лоб! Не намек ли ей на то, что предыдущая беременность случилась у Натальи Николаевны в отсутствии мужа? Как увидим ниже, намек был понят правильно, и очередная беременность, а вернее, зачатие плода, выкинутого 4 марта 1834 года, случилось в отсутствие Пушкина.

В Болдино Пушкин пробыл с 1 октября по 9 ноября 1833 года, много пишет, решает хозяйственные и финансовые проблемы, встречается с Ольгой Ключаревой (Калашниковой). Весьма вероятно, что при встрече он вручил ей некую сумму денег, поскольку спустя два месяца после отъезда поэта, она купила на свое имя дом в Лукьянове. После этой встречи Ольга больше не обращалась к Пушкину за помощью.

Вторая Болдинская осень 1833 года была не столь плодотворной в сравнении с первой 1830 года, тем не менее за полтора месяца написаны: повесть «Пиковая дама», поэмы «Медный всадник» и «Анджело», «История Пугачева», сказки: «О рыбаке и рыбке», «О мертвой царевне и семи богатырях», несколько стихотворений, в том числе «Осень», а также переводы баллад А. Мицкевича – «Будрыс и его сыновья» и «Воевода» (Czaty – «Засада»). Но…ни одного лирического шедевра, навеянного романтическими отношениями с женщинами.

По пути в Петербург, Пушкин останавливается на несколько дней в Москве у Нащокина и лишь к вечеру 20 ноября он приезжает в столицу. Судя по тому, что Наталья Николаевна «выкинула» 4 марта 1834 года 3-х с половинный месячный плод, на момент возвращения мужа в Петербург она уже была беременна.

Перед самым Новым годом Николай I подписывает указ: «Служащих в Министерстве иностранных дел коллежского асессора Николая Ремера и титулярного советника Александра Пушкина, Всемилостивейшее пожаловали Мы в звание камер-юнкеров Двора нашего. Николай» [95] .12 января Наталья Николаевна была представлена ко Двору в связи с назначением мужа камер-юнкером. Н.О. Пушкина накануне сообщила об этом дочери: «Знаешь ты, что Александр – камер-юнкер, к большому удовольствию Натали; она будет представлена ко Двору, вот она и на всех балах; Александр весьма озадачен…». А 26-го января она сообщила дочери, что «представление Натали… огромный имело успех, только о ней и говорят на балу у Бобринского <поскольку> Император танцевал с нею <Натали> французскую кадриль и за ужином сидел возле нее. Говорят, на балу в Аничковом дворце она была прелестна… И вот наш Александр превратился в камер-юнкера, никогда того не думав; он, которому хотелось на несколько месяцев уехать с женой в деревню в надежде сберечь средства, видит себя вовлеченного в расходы».

Итак, у Пушкина появилась еще одна головная боль – неприкрытый интерес Государя к его «женке». 23 января 1834 года, явившись на бал в Аничков дворец и узнав, что гости во фраках, а не в мундирах, как он, Пушкин оставляет жену на балу, а сам уезжает; вечер проводит у С.В. Салтыкова [96] . В дневнике запись: «…Гос<ударь> был недоволен и несколько раз принимался говорить обо мне: «Он мог бы дать себе труд съездить надеть фрак и возвратиться. Попеняйте ему».

25 января Пушкин с женой на балу у князя B.C. Трубецкого [97] . Неожиданно и ненадолго приехал государь, он спросил Наталью Николаевну: «Из-за сапог или из-за пуговиц ваш муж не явился в последний раз?»

Из письма С.Н. Карамзиной к И.И. Дмитриеву от 20 января 1834 г.: «Пушкин крепко боялся дурных шуток над его неожиданным камер-юнкерством, но теперь успокоился, ездит по балам и наслаждается торжественною красотою жены, которая, несмотря на блестящие успехи в свете, часто и преискренно страдает мученьем ревности, потому что, посредственная красота и посредственный ум других женщин не перестают кружить поэтическую голову ее мужа…»

А что ему оставалось делать, если Наталья Николаевна буквально окружена поклонниками, где-то таинственный любовник – ПЛН, от которого появился на свет «рыжий» Сашка и плод, который она носит под своим сердцем, а вот еще на горизонте появился шуан Дантес – будущий «палач» поэта. 26 января после бала у Трубецких Пушкин делает в своем дневнике следующую запись: «Барон д\'Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет».

Высочайший указ об определении Ж. Дантеса корнетом в Кавалергардский полк был подписан 8 февраля 1834 года. Жорж Дантес (d\'Anthés) Геккерн Жорж-Карл, барон (05.02.1812–02.11. 1895), приемный сын Луи-Борхарда де Беверваард Геккерна (30.11.1791–27.09.1884) – нидерландского дипломата. С февраля 1834 года корнет, с января 1836 года поручик Кавалергардского полка. Приехал в Россию 8 сентября 1833 года. Знакомство Пушкина с Дантесом, по-видимому, состоялось со второй половине января 1834 года и не предвещало ничего трагического. По словам К.К. Данзаса (в записи Аммосова), Дантес, равно как и Геккерн, «часто посещали дом Пушкина и дома Карамзиных и князя Вяземского, где Пушкины были как свои», указывая при этом на 1835–1836 годы.

В дневниковой записи 26 января 1834 года Пушкин называет Дантеса и Маркиза де Пина – шуанами, поскольку они был сторонниками восстановления королевской власти Бурбонов во Франции. Шуанами называли контрреволюционных мятежников в революционные 1792–1803 годы.

По существующим правилам, поступить в гвардию сразу офицером было нельзя, поскольку существовали определенные сроки выслуги солдатом и юнкером, но приехавшим французам были организованы облегченные офицерские экзамены, и 8 февраля Ж. Дантес был определен корнетом в Кавалергардский полк, а де Пина был определен в армейский пехотный полк. Исключение для Ж. Дантеса вероятно было сделано, благодаря протекции принца Вильгельма прусского, с чьим рекомендательным письмом он и прибыл в Россию. По дороге он познакомился с Геккереном, который скоро привязался к нему, всячески ему покровительствовал, а в начале 1836 г. усыновил. Это возбудило разнообразные толки, пытавшиеся по-своему объяснить тайну отношений Дантеса и Геккерена. С этого времени Дантес стал называться бароном Геккерен-Дантесом. Хотя служба Дантеса в полку оказалась весьма неисправной, за что он подвергался постоянным взысканиям, это не мешало его карьере, которой помогали связи в светском обществе, где его ценили за красоту, остроумие и развязность. Дантес встречался с Пушкиным на великосветских собраниях и балах и вскоре обратил особое внимание на Наталью Николаевну. В 1835 г. он начал открыто за ней ухаживать, а в начале 1836 г. эти отношения стали предметом сплетен. Особенно усилились эти ухаживания летом 1836 г. Посредницей между Дантесом и женой Пушкина была Идалия Полетика и сестра Натальи Николаевны, Екатерина Николаевна, влюбленная в Дантеса и вступившая с ним в связь в конце лета 1836 г.