– А это что?

У лаборанта, занимающегося ногтями, на груди висел опознавательный значок с надписью «Бертон». Он оторвался от работы, посмотрел на пятно и пояснил:

– Это осталось после того, как убийца вернулся в комнату. Проходя к двери, он оставил множество следов, затем по каким-то причинам возвратился в спальню. К этому моменту кровь уже почти свернулась и впиталась в ковер, поэтому отпечаток его ног получился такой размытый.

– Убийца – мужчина?

– Да. – Лаборант закрыл крышками пробирки, в которых содержалось то, что ему удалось выскоблить из-под ногтей. – Все, по-видимому, началось как изнасилование, а потом превратилось в убийство. Во влагалище женщины заметны разрывы. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: ей была сделана операция по сужению влагалища. С моей точки зрения, хирург слишком уж подтянул его, но ведь я не тот парень, что спал с ней.

– Почему вы уверены, что все началось как изнасилование?

– Нет никаких следов семяизвержения, даже жидкости, предшествующей эякуляции. Рядом с трупом лежал разорванный презерватив, но и он оказался сухим. Впрочем, это не так уж необычно при изнасиловании. Во многих случаях насильники не могут достичь оргазма и тогда убивают жертву для того, чтобы показать свое превосходство и силу.

Трэвен выпрямился:

– А почему он вернулся в спальню?

– Может быть, хотел еще раз посмотреть на труп, – пожал плечами лаборант. – Не знаю. Из того, что я здесь увидел, можно предположить, что мы имеем дело с психически ненормальным ублюдком. Возможно, забыл взять с трупа какую-то вещь. Сережку, браслет или что-то еще, представляющее для него интерес в качестве сувенира.

– Орудие убийства?

– Вот. – Лаборант поднял пластмассовый пакет с окровавленным ножом. – Выглядит не очень страшно, но вполне годится, чтобы выполнить такую работу – если постараться как следует. Этот парень постарался.

– О'кей, спасибо. – Трэвен пересек комнату, направляясь к Хайэму. Шейла продолжала вести съемку мини-камерой, а лаборант, закончив свои исследования, повернулся спиной к трупу. Зеркальные стены и потолок создавали ошеломляющую картину, превращая изображения людей, мертвого тела и залитых кровью простыней в ужасный коллаж. Ароматный запах горящего в фонариках масла, смешиваясь с запахом крови, казался густым и тяжелым.

– Я тебя разбудил? – мрачно спросил Хайэм. Его щеки и подбородок покрывала седая щетина, а изо рта пахло виски.

– Нет, – ответил Трэвен, глядя на то, как другой лаборант вкатил в спальню тележку, покрытую белой простыней. – У тебя есть жевательная резинка, отбивающая запах изо рта?

Хайэм сунул руку в карман и достал пачку.

– Это не для меня. Для тебя.

Хайэм воровато оглянулся по сторонам, сунул в рот две пластинки и принялся жевать.

– Не ожидал, что меня вызовут так рано. Рассчитывал на выходной день. Боюсь, что сегодня отдохнуть не удастся.

– Кто эта девушка? Хайэм открыл блокнот.

– Имя – Нами Шикара. Жила здесь семь месяцев. Плату за квартиру всегда вносила вовремя, никаких проблем, посетителей почти не было. Вот и все, что смог сообщить мне управляющий. И еще то, что она была очень красивой.

Лаборанты и техники переложили труп с кровати на тележку. Им пришлось два раза подходить к кровати, чтобы унести все останки.

Трэвен пытался не поддаваться овладевавшим им чувствам.

– В полиции есть сведения о ней?

– Были, но информация стерта.

– Когда?

– Семь месяцев назад.

– Именно в то время она поселилась в этой кварт тире?

– Да. И тогда же начала работать в «Нагамучи Тауэрс».

Тележка со скрипом выехала в коридор.

– Гейша? – спросил Трэвен.

– Они называют таких девиц «сотрудницы службы информации». Корпорация относится к этому очень ревниво. Обязательно употребляй такое выражение во всех докладах, которые тебе придется составлять. Канеоки лопнет от злости, если ты назовешь ее гейшей.

– Может быть, это задевает его как-то лично?

– Послушай, я не знаю, что тебе говорили про Канеоки до твоего перевода к нам, но он – честный парень. Дело в том, что совет директоров корпораций, финансирующий полицейский департамент, обращает особое внимание на случаи со смертельным исходом, касающиеся сотрудниц их служб информации. Мне приходилось заниматься несколькими случаями, когда служащий корпорации от постоянного напряжения и тяжелой работы убивал свою гейшу в приступе безумия». Корпорация тут же вмешивалась – не сомневаюсь, что, они вмешаются и в это дело, – и заминала скандал. Расследование прекращалось. Два раза одновременно с прекращением расследования прекращалась и жизнь служащих корпораций. Сердечный приступ. Такое объяснение лучше всего воспринимается ближайшими родственниками. По гейшам можно легко судить о психологическом состоянии служащих корпораций.

– И к тому же все они полукровки, не так ли? – Трэвен не сумел скрыть сарказма.

– Это важно для них, – тихо ответил Хайэм, – но не имеет значения для полиции.

Трэвен выдохнул воздух, стараясь сдержать ярость.

– Как убийца проник в квартиру?

– Пока не знаем. Домашний компьютер не поврежден – таково мнение техников, и дверь не взломана.

– Значит, она сама впустила убийцу?

– Может быть.

Трэвен попытался вспомнить, что ему известно о гейшах.

– В таком случае число подозреваемых сокращается, правда? Поскольку ее расходы оплачивает корпорация, трудно предположить, что она могла впустить в квартиру кого-либо постороннего, тем более что в доме приняты повышенные меры безопасности. Кому она принадлежала? Хайэм посмотрел в свои записи.

– Одному из самых высокопоставленных служащих корпорации Нагамучи. Его зовут Йоримаса, он возглавляет службу безопасности.

– Где он сейчас?

– Дома его нет. Жена сказала полицейскому, что он у себя в офисе, но его не оказалось и там.

– Выходит, никто не знает, где он?

– Никто. Впрочем, после того, как на видеостенках города появятся подробности случившегося, думаю, он быстро даст о себе знать.

– Причем с целым набором железных алиби.

– Пожалуй.

Трэвен посмотрел на развороченную окровавленную кровать.

– Сколько ей было лет?

– Двадцать, – тихо произнес Хайэм. – Ты быстро привыкнешь, но нельзя смириться со смертью таких молодых девушек, особенно столь ужасной.

– У нее была семья?

– Да, в Огайо. Полиция штата сообщит родственникам о ее смерти.

«Ну, хоть это хорошо», – подумал Трэвен. Ему не хотелось брать на себя такие обязанности. В прошлом, когда он еще нес службу в форме патрульного полицейского, ему приходилось сообщать людям о гибели их близких в автомобильных катастрофах, но он так и не сумел привыкнуть к этому.

– Ее нашла подруга, которая приехала к ней, – сказал Хайэм. – Сотрудникам криминалистической лаборатории пришлось дать ей изрядную дозу транквилизаторов, чтобы унять истерику. Подруга и позвонила по телефону девятьсот одиннадцать.

– Значит, домашний компьютер не сообщил в полицию об убийстве?

– Нет.

– Но она могла поднять тревогу, просто закричав. Почему не сделала этого?

– Возможно, ее убили раньше, чем выдалась такая возможность. Ты видел, как исполосовано ее лицо.

– Но девушку изнасиловали.

– Совсем не значит, что это произошло, когда она была жива.

Трэвен вздрогнул, отгоняя жуткие картины, возникшие в его сознании. Он отвернулся от кровати.

– Такое случалось уже несколько раз, – заметил Хайэм. – Не скажу, что это преступление можно отнести к числу рядовых, но нечто подобное происходило и ранее. Убийство никогда не бывает аккуратным и чистеньким. Это одно из самых страшных и отвратительных злодеяний, совершаемых людьми, а ведь мир полон хладнокровных и жестоких подонков. Ты не освоишься полностью в нашем отделе, пока к тебе не попадет дело о ритуальном убийстве детей или об убийстве, связанном с каннибализмом.

Трэвен подумал, что предпочел бы обойтись без этого.

Хайэм прожевал еще несколько ментоловых пластинок, освежающих дыхание. Он прошептал настолько тихо, что никто другой не смог бы услышать его: