— Простите, дядя Валера! — рядом с койкой вырос Руслан — восьмилетний соседский мальчуган. — Мы с Волком не хотели напугать вас!

— Вы меня вовсе не напугали! — поспешил заверить ребёнка Гардюк. — Значит, его зовут Волк?

— Ага, — утвердительно качнул головой мальчуган, принимая питомца. — Когда он вырастет, то станет настоящим сторожевым псом. Мы вместе будем защищать станцию!

В словах Руслана прозвучала не по-детски твёрдая решимость. И вновь Гардюку пришлось пережить острое чувство стыда. В отличие от Валерия, мальчуган будущего не боялся. Не страшился трудностей и невзгод. Вот кому следовало называть себя настоящим мужчиной!

Гардюк мысленно обругал себя за малодушие. Застрелиться — проще всего. А кто будет защищать станцию от врагов? Кто поможет женщинам, детям и старикам выжить? Кто построит новый мир?.. Самоубийство — это тупик! И не только для одного человека, но и для всей людской цивилизации…

— Тревога! — истошно заорал кто-то. — Мутанты прорвались с «Пролетарской»!.. В ружьё!

Сомнения были отброшены.

Валерий вскочил, схватил автомат, сорвал с гвоздя «разгрузку», посоветовал Руслану спрятаться, а сам кинулся к выходу со станции. Туда, где проходил второй — и последний рубеж обороны «Тракторного завода».

Жить и бороться!

Мечтать и побеждать!

Сергей Белаяр

Ночь не вечна

Дороге, как и мраку, не было конца.

Парни и девушки настойчиво продвигались вперёд. Морозный ветер забирался под одежду, холодил кожу и заставлял пальцы терять чувствительность. Руки и ноги казались чужими, пришитыми к телу грубыми нитками. Склочные порывы ветра гнали грязные, похожие на клоки ваты, хлопья снега, которые меняли очертания предметов и оседали на них.

Тьма и серость и нечто среднее между Навью и Явью. В общем, «Сумерки сознания», которое, воспалившись от длительного перехода, рождало странные вопросы. На эти вопросы не существовало ответа…

Вечная темнота то густела, то становилась реже, но не исчезала полностью. Солнечные лучи не могли пробиться сквозь толстый слой туч, а свет будто застревал в тяжёлой свинцовой пелене.

И так весь год. Неделя за неделей — обжигающий колючий ветер, чёрный снег, серая растительность, повышенный радиоактивный фон и прочая дрянь «ядерной зимы».

Шансы выжить имел лишь тот, кто боролся. Члены отряда были вынуждены превозмогать себя. Их возраст составлял пятнадцать-шестнадцать лет…

Они практически не разговаривали.

Монотонная ходьба утомляла. От усталости клонило в сон, но Егор никому не давал этого сделать. Путь к Убежищу имел для Тарасюка особый смысл.

Этот путь стал не только проверкой силы воли ребят, но и способом сплотить их, научить действовать командой как единый организм. Любой подозрительный звук заставлял парней и девушек внутренне собираться и, вскидывая оружие, готовиться в любой момент отразить атаку бандитов, мутантов, диких зверей и просто одичавших людей. В новом мире право на жизнь имели лишь нападавшие первыми.

Всё чаще напоминал о себе голод. Собираясь в спешке, с запасом провианта Тарасюк не рассчитал. Еда закончилась уже на третьи сутки пути. А в морозной пустыне достать её было негде. Приходилось терпеть и утешаться тем, что в Убежище еды будет вдоволь…

Первые двое суток он практически не ощущал вес груза, давящего на плечи, однако на третий день лямки начали врезаться в плечи, немилосердно натирали кожу и стирали спину. Но без личных вещей, боеприпасов, антирадиационных препаратов, лекарственных трав, палаток и других необходимых вещей выжить было невозможно.

Отряду удавалось выдерживать заданный курс, хотя заблудиться во тьме было проще простого.

Лес чередовался с равнинами — как океан бескрайними, бывшими колхозными и фермерскими полями. Когда-то эти мрачные омуты давали богатые урожаи. А какой вкусный получался хлеб…

Егор с огромным трудом давил страх, отгонял отчаяние и игнорировал усталость. Как лидер отряда он ощущал огромную ответственность, и не только за себя, но и за жизни друзей. И Егор старался поддерживать друзей, укрепляя их дух и не давая надежде погаснуть.

Никто из путешественников не знал, удастся ли дойти до Убежища. Сто километров по выжженной радиацией земле. В первые двое суток никто не жаловался и не допускал даже мысли о возвращении. На третьи сутки большинству идея отправиться к Убежищу стала казаться не такой уж и привлекательной. Всё чаще Егор слышал за своей спиной недовольные восклицания и приглушённую ругань. Сила воли друзей слабела с каждым шагом, слова Егора всё чаще не находили у друзей отклика. Егор болезненно переживал происходящее.

Конечно, всем требовался отдых в тепле, с горячей пищей и чаем.

С самого начала Егор, предвидя всё это, дал себе слово, что преодолеет любые трудности и пройдёт через все испытания. В отличие от товарищей, он на сто процентов был уверен, что все дойдут до Убежища. Но как теперь убедить в этом терзаемых сомнением друзей? Егору было тяжело, но он думал о друзьях, о том, как помочь тем, которые кроме тяжёлой поклажи тащили на себе ещё и груз сомнений.

К концу третьих суток Егор почувствовал, что ему всё труднее справляться с негативным настроением, охватившим группу. Сам он стал думать, что, возможно, зря послушал Странника, рассказавшего об Убежище, в котором люди собрали всё нужное для выживания в постапокалиптическом мире. Он рассказывал, что обитатели Убежища звали к себе всех выживших в ядерной бойне, и Егор вопреки запретам Главы Посёлка повёл за собой друзей — пятерых парней и трёх девушек. Теперь он думал, что, может, стоило прислушаться к словам Главы Посёлка, ведь Егор рисковал не только собственной жизнью…

Но Егор не должен был показывать друзьям терзавших его сомнений. Они шли медленно, и Егору всё время приходилось подстраиваться под их ритм. К тому же даже компаса у ребят не было. А карта, вернее — память Странника — могла быть неточной…

Идти по бывшим полям было легко, а вот пробираться через постапокалиптический лес — совсем не просто. Егор ничего не знал о лесе. Так далеко никто из Посёлка не заходил.

После каждой остановки Егор поднимался первым и помогал вставать другим. Он готов был даже нести на себе всех, если бы мог. Его долгом было довести группу и сдержать данное друзьям и самому себе слово.

Самым тяжёлым испытанием для отряда стала встреча с мутантами. Четыре твари выскочили из леса и кинулись на путешественников. Несмотря на то что парни и девушки готовились к этому, монстрам удалось застать их врасплох. И огонь был открыт с опозданием…

Схватка продолжалась всего несколько секунд, показавшихся Егору вечностью.

Бой окончился так же внезапно, как и начался. Все нападавшие были убиты, однако и в отряде не обошлось без потерь. Пётр Чкарук и Виктория Шкробут были убиты, а Игорь Протасевич оказался ранен, к счастью, не смертельно.

Прекрасно понимая, что запах свежей крови и шум сражения неизбежно привлечёт хищников, группа поторопилась убраться подальше. Однако перед уходом они похоронили убитых. Вернее, даже не похоронили, а лишь присыпали мёрзлой землёй спешно вырытую при помощи единственной гранаты яму, в которую и опустили тела…

Не было ни надгробных речей, ни слёз прощания…

Смерть друзей стала для остальных членов отряда настоящим ударом. И хотя молодые люди были готовы к ней — в этом проклятом мире она подстерегала повсюду, — но расстаться с близкими оказалось нелегко. И раньше ребята видели смерть, но только сейчас осознали всю её неотвратимость и тяжесть, только сейчас поняли, насколько сурово бытие и бренна человеческая жизнь.

Несколько часов после стычки Игорь держался, однако потом рана стала напоминать о себе резкой болью и общей слабостью. Идти самостоятельно он мог, но его ход заметно замедлился.

Бросить товарища члены отряда не могли. Пришлось «сбавлять обороты». Кто-то из парней предложил сделать носилки и тащить раненого, но Игорь от помощи отказался. Он привык полагаться исключительно на собственные силы и надеяться только на себя. Но его гордыня аукнулась очень скоро, когда небольшой запас сил подошёл к концу, и Игорь начал совсем выдыхаться и отставать. Друзья не роптали и не показывали своё недовольство.