Иначе Ангелам в раю

Бог раздавал бы всем награды.

Иначе реже бы они

В полёт срывались, улетая,

И посещали наши дни —

Нас от соблазнов охраняя.

А мы склонны к большим грехам…

И потому всем, повсеместно,

Нам Богом Ангел был придан,

Чтоб помогал прожить нам честно.

С тех пор они все на земле

Без выходных и перекуров

Сидят как будто на игле,

Нас наставляя… самодуров…

Но мы – грешим! Их не жалея:

Живём без Бога на душе…

А будь мы чуточку добрее,

Могли помочь бы им уже…

* * *

Туча в лужи все смотрелась,

Что царица в зеркала.

Как и той, ей так хотелось

Слышать как она мила…

Я-ль на свете всех милее —

Вопрошала лужи туча:

Всех пушистей и белее…

Или может, есть кто круче?

Получив ответ, смеялась,

Веселилась хохоча,

И собою восторгалась —

Громко, радостно крича…

Я – на свете всех милее!!!

Нет прекраснее лица!!!

А была бы чуть умнее —

Сказку, знала б, до конца…

* * *

Чуть брезжит свет на перекрёстке,

Туман лежит на мостовой,

Горит фонарь…

Под ним подростки —

Стоят, толкаясь меж собой.

Разгорячённые парами

От пива, даже коньяка,

Они «тусуются» там сами —

Неадекватные слегка.

Была, как видно, дискотека,

Или ещё какой «сходняк»?

Но молодых три человека

Под фонарём не просто так:

Они кого-то ожидают,

Кого-то трое всё же ждут…

А вот и «дамы» выплывают,

Вернее, «к мальчикам гребут».

Их тоже – трое, тоже – с пивом…

Все с сигаретами в зубах…

Виляют бёдрами красиво…

Похоже, им не ведом страх?

Обнявшись парами, подростки

Пошли, конечно, не домой…

Трамвай звенит на перекрёстке,

Он, как и я, внутри – пустой…

* * *

Не каждый, я знаю, влюблялся.

А мне вот досталось сполна:

С любовью я часто встречался,

Но вряд ли достиг её дна.

Любил я и толстых, и тонких.

Любил я красивых, рябых.

Любил оглушительно звонких

И тихих любил, и… любых…

Влюблялся я в женщину сразу.

Влюблялся в одну – навсегда!

Но, встретив другую заразу,

Я всё забывал без труда.

Семьи ни с одной я не создал,

А старость, увы, уже здесь…

Мне резко меняться уж поздно,

И мне это надо учесть…

Пора бы, конечно, жениться,

Но как проживу я с одной?

Могу я в другую влюбиться,

Но, что тогда делать с женой?

Я дна у любви не нащупал,

Опоры в любви не нашёл.

Быть может, меня бес попутал,

А тем – без любви – хорошо?

Гражданский БРАК

Раньше, в церкви супруги венчались,

Настежь души пред Богом открыв,

А когда Муж с Женой целовались,

Это было впервые, как – взрыв!

Много позже, в советское время,

В ЗАГС супруги уж под руку шли

Закрепить свой союз. Это бремя —

Нёс тогда представитель Земли.

Молодые уж знали друг друга:

Оба были жениться не прочь.

Но была всё ж невеста подругой,

А Женой становилась лишь в ночь…

Отношения нынче другие…

Не ханжа я и людям не враг.

Но зачем нам понятья такие,

Как какой-то «гражданский» там – БРАК?

Между тем, институт этот странный

Подменяет венчанье собой…

Не супруги: не – Муж, но желанный,

Не – Жена, но быть хочет женой…

Мы грешим… мы всё дальше от Бога,

Мы не водим невест под венец…

«БРАК – ГРАЖДАНСКИЙ», как это убого!

Неужели уж свету конец?

А вот ещё был случай…

Заблудился ветер в трех соснах у дома.

Панике поддался и присел в траву.

Глянул я в окошко: парень – незнакомый?

Явно не из наших, с кем я тут живу…

Мимо, словно пава, шла соседка – Маша.

Смотрит – незнакомец! Ближе подошла!

Кто Вы и откуда? Кепочка – не Ваша?

И мою тут кепку Маша подняла…

Пьяным возвращался я в тот день из клуба

Кепочку случайно как-то обронил.

Вылетев из хаты, я, конечно, грубо

(но совсем без злобы) парня осадил…

Мол, пошёл ты парень… кепочка не Ваша,

Что ты тут расселся!? Шёл бы ты домой!!!

До сих пор хохочет вся деревня наша

(Машка – рассказала) хором надо мной…

* * *

Нас ошибки чужие не учат:

Мы стремимся их все повторить.

Раскаяние позже не мучит:

Ошибаясь, мы учимся – жить!

Мы не верим тому, что случится

То, что было до нас и – всегда!

На себе мы должны убедиться

В том, что мы не правы – иногда…

Жить иначе – сшибая верхи,

Мы не можем, и часто со стоном

Мы слезами смываем грехи,

В тишине припадая к иконам…

* * *

Разбрызгав строки по листу,

Смешав чернила с вдохновеньем,

В них передав всю красоту,

Что в нём звенела песнопеньем,

Поэт на время замолчал…

И так сидел – опустошённый…

Признаться, он предполагал,

Что стих получится – никчёмный,

И свои строки не читал…

А самокритикой разгромной

Себя ещё не бичевал…

Так и сидел, как – отрешённый…

Он был придирчивым, поэт,

К своим словам и к строчке каждой,

Чтобы сказать им – да, иль – нет,

Он к ним вернётся не однажды,

Но не сейчас…

Сейчас поэт едва ли видел красок цвет…

Незваная гостья

Луна цепляется за крышу,

Стремясь в окошко заглянуть.

По ней скользит уже, я слышу:

Торочит к форточке свой путь.

Плутовка тащится на запах:

Картошку с салом жарю я.

Он за окном – в еловых лапах…

Не запах, а беда моя!

Намедни, также вероломно

Снегирь на кухню залетел,

Схватил сальца кусок огромный

И без «спасибо» улетел.

Теперь с ухмылкой плотоядной

Луна вот ломится в окно…

Она мне кажется всеядной:

Сожрёт меня, блин, заодно…

Прогнать плутовку я не в силах,

Как и не в силах ей отдать

Свой ужин, как бы ни просила…

Картошка кончилась опять!

Пускай заходит! Сговоримся!

Скользит уже по кухне тень…

Я – холостяк! Поматеримся!

Да и картошка… каждый день!!!