Изменить стиль страницы

Герои и трофеи Великой народной войны. Выпуск 2-й

5 марта 1911 г. при Военно-походной канцелярии Его Императорского Величества была образована Комиссия по описанию боевых трофеев русского воинства и старых знамен, неофициально именовавшаяся Трофейной комиссией. До середины 1914 г. Трофейная комиссия успела провести большую работу по выявлению и описанию трофеев, хранящихся в различных музеях, военных соборах, архивах и библиотеках Российской империи.

С началом Первой мировой войны эта комиссия значительно расширила свою деятельность, и одной из ее задач стал сбор сведений о подвигах героев войны: офицерах, награжденных орденом Святого Георгия 4-й степени или Георгиевским оружием, а также нижних чинов, заслуживших Георгиевские кресты всех четырех степеней, а равно представленных к 1 — й степени или же совершивших особо выдающиеся подвиги. Для выявления и описания подвигов русских солдат и офицеров члены комиссии регулярно выезжали на фронт, и вместе с ними нередко в эти экспедиции отправлялись многие известные ученые, писатели, художники и фотографы, привлеченные комиссией к сотрудничеству. Многие из них за работу на передовых позициях под неприятельским обстрелом удостоились награждения Георгиевскими медалями.

В результате проведенной работы было подготовлено к печати 1561 жизнеописание героев с рассказами об их боевых действиях, и кроме того был собран материал для составления еще около 500 подобных биографий, в том числе фотографии, рисунки эпизодов войны и портреты воинов. Рассказы о 17 героях с художественными и фотографическими иллюстрациями Трофейной комиссии удалось опубликовать в 1916 г. в четырех выпусках брошюр «Герои и трофеи Великой народной войны» в количестве около 5000 экз., но дальнейшего продолжения эта инициатива, к сожалению, не получила. Биографии героев войны, вошедшие в эти выпуски, воспроизводятся здесь с минимально необходимым стилистическим, орфографическим и пунктуационным редактированием.

Константин ФИЛАТОВ

84-го пехотного Ширванского Его Величества полка вольноопределяющийся, а затем 3-го Хоперского казачьего полка подхорунжий Николай Сергеевич Ирманов

Подхорунжий (из вольноопределяющихся) 3-го Хоперского казачьего полка подхорунжий Николай Сергеевич Ирманов, уроженец гор. Петрограда, дворянин, родился 18 января 1888 года; православный; окончил реальное училище д-ра Видемана, прослушал полностью курс Горного Института Императрицы Екатерины II и 2 года пробыл в Императорском Санкт-Петербургском (ныне Петроградском) Университете на факультете восточных языков по разряду санскритской словесности; в 1909 году должен был призываться на военную службу, но по образованию пользовался отсрочкой до 1915 года; в 1914 году пошел охотником. Окончил 5 ускоренный курс Николаевского кавалерийского училища 1 февраля 1916 г.

Вот как рассказывает Ирманов обо всех тех трудностях, которые он перенес для того, чтобы поступить в ряды действующей армии.

«Во время мобилизации в июле 1914 года я был во Владикавказе; желая принести реально пользу Царю и Отечеству, я хотел отправиться на позиции. Во Владикавказе в это время стоял Кизляро-Гребенский казачий полк, который должен был со дня на день выступить в поход. Чтобы скорее попасть на позиции, я решил примкнуть к этому полку вольноопределяющимся, но оказалось, что раньше надлежало приписаться к казачьему войску. Получил согласие полка и атамана Терского казачьего войска генерал-лейтенанта Флейшера приписаться к казачьему войску, но оказалось, что кроме приписки, по уставу, полагалось иметь все свое: лошадь, оружие и вообще все военное снаряжение. Денег у меня не было. Я обратился к родственникам, но без успеха. Обратился к приятелям и знакомым, — тоже не дали. Так я в казаки и не попал. Тогда я, не теряя времени, направился в Петроград, где подал прошение в воинское присутствие о зачислении меня к отбыванию воинской повинности вольноопределяющимся в один их кавалерийских полков. Прошение мое было уважено, и меня назначили в гвардейский запасной кавалерийский полк, в маршевый эскадрон лейб-гвардии Конно-гренадерского полка. Подавая прошение, я рассчитывал, что в ближайшем будущем попаду на фронт. Но, по зачислении меня в эскадрон, оказалось, что выступление его было отложено на неопределенное время. Тогда я подал прошение о принятии меня в Тверское кавалерийское училище на 2-й ускоренный курс, куда и поступил. Пробыв там два с половиной месяца, я отчислился обратно в полк, так как прошел слух, что маршевый эскадрон Гвардейской кавалерии вскоре выступает. По прибытии же в полк, я убедился в неосновательности слухов, а потому немедленно подал прошение о переводе в пехоту, чтобы, наконец, иметь возможность выполнить свою заветную мечту. Исходом просьбы было назначение меня вольноопределяющимся в 84 пехотный Ширванский Его Величества полк, где я и пробыл до конца июня 1915 года».

Про свои боевые подвиги в рядах этого полка Ирманов рассказывает так:

«6-го февраля 1915 года 3-й Кавказский корпус, в состав которого входил 84-й пехотный Ширванский Его Величества полк 21 — й дивизии, перешел из Конского уезда Радомской губернии на прусский фронт, где и оставался до двадцатых чисел марта.

Из 81-го Апшеронского и 84-го Ширванского полков была образована отдельная бригада под общим начальством командира Апшеронского полка генерал-майора Веселовского и назначена для обороны крепости N. Апшеронский полк занимал форты крепости, а Ширванский полк занял позиции впереди болота, находившегося севернее ее, и здесь частью окопался, а частью разместился в готовых окопах; полком командовал полковник Пурцеладзе.

7-го и 8-го февраля немцы производили яростные атаки, двигаясь колоннами. 7-го числа отличилась рота убитого при отступлении от с. Карная прапорщика Липского, которая была окружена немцами и отбилась, заставив неприятеля отступить. Сам Липский творил чудеса, воодушевляя солдат и кидаясь прямо на немецкие штыки. 8-го числа немцы открыли ураганный огонь из тяжелых орудий, осыпая снарядами пространство впереди болота, и под прикрытием этого огня шли в атаку, стараясь нас оттеснить в болото. Мы подпускали их шагов на 50 и поражали ружейным и пулеметным огнем.

8-го числа мне пришлось испытать первый раз ураганный огонь германской артиллерии. Я находился в передовой цепи, на которую наступали немцы. У всех солдат на лицах было выражение серьезное с отпечатком какой-то роковой неизбежности: некоторые крестились, молодые, не обстрелянные, вздрагивали при всяком орудийном выстреле, старые солдаты их покровительственно ободряли. Интересно, что снаряд уже разорвался, а звук еще летит над нашими головами, и все невольно пригибаются. Но раздалось отдаленное б-бах! и все облегченно вздыхают. Вдруг опять выстрел, опять летит, и вновь все пригибаются. И так продолжалось часа четыре, то недолет, то перелет, то правее нас, то левее. Уже начало являться чувство, что наш окоп заколдован, и все как-то повеселели, как вдруг раздался отдаленный выстрел, а затем сразу стало темно, что-то посыпалось, все шарахнулись в стороны, толкая друг друга. Затем я почувствовал теплоту и головную боль, и у меня началась рвота. Потом я посмотрел вокруг себя и увидел, что окоп на половину засыпало землей, а рядом со мной лежит мертвый солдат, который только что весело разговаривал. Оказывается снаряд попал в окоп. У всех настроение сделалось угрюмое и сердитое. Вдруг снова выстрел, — опять что-то посыпалось, а затем смотрю: какой-то солдатик схватил левой рукой исковерканную праву, превращенную в какую-то кочерыгу и глупо хнычет, а другой его ругает: «чего, дурак, хнычешь? Пошел к фершалу, а то разнюнился, будто полегчает!»

Тут же лежит офицер, тяжело контуженный в голову, и все произносит, как в бреду: «б-б-бах, б-бах!»

Затем канонада стихает и над окопом свистят пули: немцы наступают, мы хватаемся за винтовки и со злорадством и нетерпением ждем, когда будет приказано произвести залп; вот, наконец, команда, а затем затрещали пулеметы и мы дали залп. У немцев началась паника, они бросились назад. Я смотрю около себя и вижу трех убитых товарищей, но я чувствую себя удовлетворенным и горю желанием дать еще раз немцам такой же отпор. В это время мы получаем приказание отойти немного назад и окопаться.