Нагорная проповедь аналогична платоновскому диалогу «Горгий». Это Слово, за которым последовало Дело. А противопоставление религии философии путем прославления «нищих духом» – обычный выпад в борьбе двух отраслей культуры за господство, как неизбежна борьба христианства с язычеством.

Много споров вызвали слова Христа «не мир пришел Я принести, но меч». Как их понимать? Каждая отрасль культуры утверждается в борьбе с другой, главенствующей в данный момент. Схватка неизбежна. Но меч, применяемый в культурной борьбе, – духовный, а не реальный меч, который извлек один из бывших с Иисусом в момент ареста и которого Христос остановил словами: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут» (Ев. от Матф. 26: 52).

Отношение к жертвоприношениям, проповедь братства и милосердия ко всем сближают Христа с Буддой. «Не было человека, быть может, за исключением Сакья-Муни, – пишет Ренан, – который до такой степени попирал ногами семью, все радости бытия, все мирские заботы» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. С. 293). Чудеса Христа напоминают рассказы о возможностях йогов. В кажущихся жестокими словах «кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Ев. от Матф. 10: 37) слышатся отголоски ответа Сократа на предложение бежать, чтобы не оставлять жену и детей. Христос предвидит свое будущее и готовится к нему. Об этой же реальной борьбе говорят слова: «Кто не со Мною, тот против Меня» (Ев. от Матф. 12: 30), которые так полюбились идеологам, помешанным на вражде.

Объясняя ученикам, почему он «говорил народу притчами и без притчи не говорил» (Ев. от Матф. 13: 34), повторяет объяснение того, почему Сократ свои диалоги начинал с общеизвестных истин: «потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат и не разумеют» (Ев. от Матф. 13: 13). Тот же дидактический прием в ином варианте. Но вопреки философскому скепсису относительно достижения истины одним из самых распространенных оборотов Христа становится «Истинно говорю вам».

Самое сильное обещание Христа – обещание Царства Божия на Земле в ближайшее время. «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем» (Ев. от Матф. 16: 28). Ветхий мир действительно кончился, и начался мир христианский. Царство Божие, о скором наступлении которого возвестил Христос, не ограничивается изменениями социальными, а представляет собой преобразование всей природы. Переворот, к которому стремился Христос, был не политическим, а нравственным.

Следует согласиться с Ренаном, что Иисус Христос «создал и самый объект, и исходную точку будущей веры человечества» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. С. 54). Постоянные напоминания, что приблизилось Царствие Небесное, должны были закончиться какой‑то катастрофой и очистительной разрядкой. Жертва должна была произойти. «Идея что всемогущество достигается страданиями и смиреньем, что над силой можно восторжествовать чистотой сердца, такова собственная идея Иисуса» (Там же. С. 120). Отсюда связанная с жертвенностью идея Иисуса, что победят кроткие, смиренные, униженные и именно своей кротостью, смирением и унижением. Эпитет «Сын Человеческий» связан с идеей сыновнего страдания за человечество. Говоря о том, что Царство Божие на Земле не наступило, Ренан добавляет: «что за беда, раз Его мечта дала Ему силу встретить смерть и поддержала Его в борьбе, которая в противном случае была бы для Него слишком неравной?» (Там же. С. 201)

Смерть Христа

В начале Ветхого Завета Бог потребовал от Авраама принести в жертву собственного сына. В Новом Завете сам Бог принес в жертву Сына. Здесь мотив умирающего и воскрешающего Бога, широко распространенный в мифологии, накладывается на иудейскую культурную традицию. Исправить людей могла только жертва, и Бог принес ее. Жертва Бога – вершина жертвенности. С другой стороны, человек, стремящийся к самопожертвованию, – Бог. Так было до Христа и осталось после его прихода. И если ныне христианство – самая распространенная в мире религия и величайшее культурное достояние, то причина этого в жертве Богочеловека. «Пальма же первенства принадлежит тому, кто был силен и на словах и на деле, кто не только прочувствовал добро, но своей кровью дал ему восторжествовать» (Ренан Э. Жизнь Иисуса. С. 102). Ренан отмечает, «что, видя в своей смерти средство основать свое Царство, он сознательно и обдуманно вел к тому, чтобы заставить убить себя… Собственная кровь представлялась ему водой второго крещения, которою ему предстояло омыться, и казалось, будто им овладела странная поспешность идти навстречу этому крещению, которое одно только может утолить его жажду» (Там же. С. 219). В определенном смысле можно сказать, что вся жизнь Христа была жертвой.

Мы видим внутреннюю борьбу Христа в Гефсиманском саду, когда он «пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Ев. от Матф. 26: 39). Остановив извлекшего меч, чтобы защитить его, Христос сказал: «… или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов ангелов? как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Ев. от Матф. 26: 53–54). Чему быть, того не миновать. Отговаривавшему его от добровольной жертвы Петру Христос говорит: «Ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Ев. от Матф. 16: 23). Горький обратный смысл слов убийц: «других спасал, а Себя Самого не может спасти» (Ев. от Матф. 27: 42) демонстрирует их мораль и понимание спасения и подтверждает идею Христа: спасать не себя, а других.

Человек объявляет себя Богом и истиной. Напрашивается вывод: уничтожим его и тем самым истину. Пример узости мышления. Пилат удивляется просьбе первосвященника поставить охрану перед гробницей Иисуса, но тот отвечает, что мертвый Христос опаснее, чем живой.

Интересна трактовка предательства Иуды Леонидом Андреевым. Иуда хотел, чтобы люди поняли, увидев поведение Христа после ареста, что он Бог и уверовали в Него. Нужна добровольная жертва, распятие – вот тогда они действительно поймут! В этом смысле можно сказать, что Иуда по-своему способствовал возникновению христианства (если к тому же поверить Андрееву, что он любил Христа больше всех других учеников).

Жертва Христа заменила жертвы, установленные древним законом. Сравнение Христа с агнцем показательно и обращает к древним жертвоприношениям. Они были в сердцевине мифологии, но философия, отбросив мифологическую оболочку мысли, привела к человеческой жертве (прообразом которой явилось жертвоприношение Ифигении), а в религии в жертву принес себя Бог. Все ветхозаветные жертвы отныне закончились. Жертвой Бога искуплены грехи человечества. Ничто не могло быть более сильно действующим средством.

В свете Нового Завета по-новому предстает судьба Иова. Его страдания по воле Бога – прообраз страданий Христа. Смысл «Книги Иова» в том, что Бог хочет, чтобы человек понял ценность страдания для совершенствования человека, не только узнал об этом, а почувствовал на собственной шкуре, как того требует религия. «Свет страстей Христовых открыл нам, – подчеркивает Тойнби, – что страдание необходимо постольку, поскольку оно есть необходимое средство спасения и созидания в условиях временной и краткой жизни на Земле» (Тойнби А. Постижение истории… С. 226). Разница, правда, в том, что Христос приносит жертву добровольно, а на Иова лишения сваливаются без его желания. Добровольность жертвы увенчала собой здание религии, стала, используя выражение Христа, закваской, вызвавшей брожение теста. Как сказал Ренан, личное решение Иисуса доныне управляет судьбами человечества. В неожиданном с точки зрения здравого смысла событии – Бог, презрев свое могущество, вочеловечивается и добровольно гибнет в муках на кресте – открывается роль добровольной жертвы в развитии культуры и человечества.

Воскресение Христа

Относительно воскресения до сих пор не затухают споры, и этот вопрос действительно кульминационный. Его можно поставить и так: хватило ли самой по себе жертвы Христа для победы религии над философией и всей римской империей или необходимо было Воскресение? На фоне Воскресения жертва Христа выглядела событием более традиционным, хотя она не менее удивительна поражающего всех Воскресения. Некоторые видят в Воскресении главное событие христианства. Почему? Оно не более трудно для Бога, для которого все возможно. В обывательской жажде чуда Воскресение более фантастично, но в культурном аспекте именно жертва связала неразрывными нитями Бога и человека.