Южанина поразило отсутствие в рационе булгар растительных масел и животных жиров, равно как и удивило потребление рыбьего жира. Подметил Ахмед ибн Фадлан и то, что булгары все носят шапки и при встрече с царем обязательно встают, снимают шапку и прячут ее себе подмышку. Все булгары живут в юртах, только у царя она гораздо больше в размерах. Наследственность у булгар определяется по старшинству в роде, т. е. умершему наследует брат, прежде его сыновей. Большая часть этих обычаев подобна обычаям русских людей даже не столь отдаленных времен.
Ибн Фадлан называет правителя Волжской Булгарии не иначе как «царем славян» (малик ас-сакалиба).
Глава 6
Русское государство
Призвание на княжение Рюрика
Начинать повествование о происхождении Руси надо бы, конечно, с призвания варягов-русов, произошедшего согласно «Повести временных лет» в 862 г., но в византийских и западноевропейских источниках есть более ранние упоминания о государстве русов, или росов.
Так, в рукописи середины IX в., найденной впоследствии в аббатстве св. Бертина на севере Франции, более известной как «Вертинские анналы», приводится самое первое, по мнению исследователей этого вопроса, сообщение о росах, более того, о государстве росов.
В 839 г. к императору Франкской державы Людовику I Благочестивому (814—840) в Ингельхейм, столицу франкского государства того времени, находившуюся возле современного города Майнца, явилось посольство византийского императора Феофила (829—842), который «прислал также…некоторых людей, утверждающих, что они, т. е. народ их, называется Рос (Rhos); король (rех) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. Он (Феофил. – Ю.Д.) просил… чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться (на родину), так как путь, по которому они прибыли в Константинополь, пролегал по землям варварским и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подверглись при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав (цели) их прибытия, император узнал, что они из народа шведов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет. Об этом он не замедлил… сообщить Феофилу, а также о том, что из любви к нему принял их ласково и что, если они окажутся достойными доверия, он отпустит их, предоставив возможность безопасного возвращения на родину и помощь; если же нет, то с нашими послами отправит их пред его очи, дабы тот сам решил, как с ними следует поступить» (34, 288).
То есть еще до призвания варягов-русов в 862 г. где-то на востоке от Византийской империи существовало уже в 839 г. государство росов с хаканом во главе. Это государство явно не имело общих границ с Византийской империей и было мало, или совсем неизвестно византийскому императору, коль скоро пришли эти росы к нему впервые ради заключения мира и дружбы. И не могло их государство находиться где-нибудь на юго-восточном побережье Балтийского моря, так как эти земли должны были быть известны франкскому императору. Существовало государство росов, по всей видимости, недолго, так как других известий о нем в истории не зафиксировано.
Но почему сообщения росов о себе и своем государстве показались такими подозрительными императору Людовику? Или императору было известно, что народов с именем рос, рус или именем, похожим на это, было несколько? Если современные исследователи не исключают такой возможности, то и франкскому императору Людовику I Благочестивому могло быть об этом тоже кое-что известно. А что именно? Скорее всего, то, что еще около восьми веков назад один из племенных союзов сарматов с именем роксаланов более двух веков главенствовал среди покоренных им кельтских и германских племен, а также создал дружеские отношения, в том числе военные и торговые, с германскими народами Скандинавского полуострова.
«Вертинские анналы» не были единственным источником информации о существовании в IX в. еще какого-то каганата, кроме хазарского. Так, в Салернской хронике X в. до нашего времени дошел текст письма 871 г. от франкского императора и итальянского короля Людовика II (855—875), внука Людовика I, к византийскому императору Василию I (867—886), в котором он поясняет свое понимание титула «хаган» или, как чаще употребляют в российских исторических произведениях, «каган»: «Хаганом (Chaganus) мы называем государя авар, а не хазар или северных людей (Nortmanni)» (17, 45). То есть Людовик II считал, что, поскольку титул кагана соответствовал европейскому титулу императора, то кроме аварского он никаких других каганатов и не признавал. Но в то же время из этого письма можно сделать вывод, что кроме аварского, уже не существующего во времена Людовика II, как минимум два каганата претендовали на существование – хазарский и норманнский.
Можно предположить, что после уничтожения франкскими войсками армии аваров в 800 г. и последующего развала аварского каганата, на окраинах этого государства, которое 250 лет владело территориями от Вислы и Дуная до Урала и Каспийского моря, создавались государства по подобию аварского. Одни государственные образования существовали долгое время, как Хазарский каганат, другие, в том числе может быть Руский и Норманнский каганаты, существовали столь недолго, что не оставили о себе более значительных упоминаний. Но если такие каганаты существовали, то созданы они были не без участия сарматов. Ведь именно сарматы, имевшие к тому времени тысячелетний опыт жизни на этих территориях при различных завоевателях, вероятнее всего, осуществляли торговые операции и при участии норманнов, которые лучше всех освоили мореходное дело, научились плаванию на судах как по Балтийскому морю, так и по рекам, вплоть до Каспийского и Черного морей. На побережье Балтийского моря вполне могло быть создано совместное государство норманнов и сарматов.
К византийским источникам с наиболее ранним упоминанием о росах относится «Житие Георгия Амастридского», созданное между 820 и 842 годами. Георгий был архиепископом Амастриды и прославился своим противостоянием иконоборчеству. Очень скоро после смерти архиепископа (ок. 806 г.) Георгий в результате зафиксированных церковью чудес, сотворенных будущим святым, был канонизирован. Об одном из чудес св. Георгия Амастридского, произошедшего во время нашествия росов на византийский город Амастриду в Малой Азии, и повествует его житие: «Было нашествие варваров, росов (Ρώς) – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носившего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный и на деле, и по имени народ, – начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнув наконец и до отечества святого (Георгия, т. е. Амастриды. – Ю.Д.), посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их (нечестивые) алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…» (34, 90).
Авторство этого жития приписывают диакону Игнатию, ставшему впоследствии Никейским митрополитом (770/780 – после 845).
Далее в «Житии Георгия Амастридского» описывается сила воздействия христианских святынь даже на таких жестоких варваров, как росы, предводитель которых, пораженный чудесными знамениями у гробницы св. Георгия, прекращает насилия своего войска над христианами: «Варвар, пораженный этим, обещал все сделать как можно скорее. Дав вольность и свободу христианам, он поручил им и ходатайство перед Богом и пред святым. И вот устраивается щедрое возжжение светильников, и всенощное стояние, и песнопение; варвары освобождаются от божественного гнева, устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами, и они уже более не оскорбляли святыни, не попирали божественных сокровищ, уже не оскверняли храмы кровью. Один гроб был достаточно силен для того чтобы обличить безумие варваров, прекратить смертоубийство, остановить зверство, привести (людей), более свирепых, чем волки, к кротости овец и заставить тех, которые поклонялись рощам и лугам, уважать Божественные храмы. Видишь ли силу гроба, поборовшего силу целого народа?» (34, 91).