Бруд упивался вновь обретенным господством над Эйлой. Он каждый день принуждал ее к соитию, хотя все вокруг поражались, зачем ему некрасивая женщина, к которой он всегда питал неприязнь, когда у него есть собственная миловидная подруга. Со временем близость с Брудом перестала причинять Эйле телесную боль, но ее отвращение не ослабевало. Ради этого очевидного отвращения Бруд и преследовал ее. «Наконец-то я поставил ее на место, – думал он с гордостью. – Теперь она узнала, что такое мужчина. Больше она не сможет сделать вид, что ей нет до него дела». То, что Эйла ненавидела и боялась его, отнюдь не огорчало Бруда. Так было даже лучше. Он с удовольствием наблюдал, как она сжимается от страха, как пересиливает себя, чтобы ему подчиниться. Даже воспоминание об этом зрелище возбуждало в нем желание. Бруд всегда отличался недюжинной мужской силой, теперь же она возросла, как никогда. Каждое утро, если Бруд не отправлялся в дальний охотничий поход, он совокуплялся с Эйлой. Иногда то же самое повторялось и днем, и по вечерам. Иногда надобность возникала у него и по ночам, но тогда он утолял ее со своей женщиной. Бруд был в самом расцвете молодости и здоровья, и чем противнее он был Эйле, тем большее удовлетворение он испытывал во время близости с ней.

Эйла потускнела, пала духом, лишилась прежней живости. Угрюмая, понурая, она ни в чем не находила радости. Ненависть к Бруду вытравила в ее душе все прочие чувства. Подобно огромному леднику, который впитывает в себя всю влагу с окружающих его земель, ненависть эта иссушила Эйлу.

Она всегда содержала себя в чистоте, часто купалась в ручье и мыла волосы, следила, чтобы в них не завелись вши. Зимой она даже растапливала в большом сосуде снег для мытья. Теперь Эйла стала неопрятной: волосы ее висели безжизненными сальными прядями, она подолгу носила одну и ту же накидку, не обращая внимания на грязь и пятна. Даже к урокам Изы Эйла утратила интерес – искусство исцеления больше не привлекало ее. Она почти не разговаривала, неохотно отвечала на вопросы, редко охотилась, а если все же отправлялась в лес, возвращалась с пустыми руками. У очага Креба поселилось уныние.

Иза вся извелась, глядя на свою приемную дочь. Она не понимала, в чем причина столь разительной перемены. Ясно было, что горе Эйлы связано с Брудом. Но, в конце концов, он мужчина, он оказал ей внимание, и странно, что оно подействовало на нее так ужасно, удивлялась Иза. Она старалась держаться к ней поближе, не сводила с нее глаз. Увидев, что дочь тошнит по утрам, Иза испугалась, вообразив, что в Эйлу вселился дух зла. Но не зря Иза слыла опытной целительницей. Она первой заметила, что Эйла давно не скрывалась в уединении, предписанном законом для женщины, чей покровитель вступает в битву. С этого времени она стала наблюдать за дочерью еще внимательнее. Ей и самой не верилось, что ее опасения справедливы. Однако к тому времени, как народилась новая луна и лето вступило в пору расцвета, у Изы не осталось больше сомнений. Однажды вечером, когда Креба не было у очага, целительница сделала Эйле знак подойти поближе:

– Нам с тобой надо поговорить.

– Да, Иза. – Эйла послушно поднялась со своей меховой подстилки и опустилась на землю рядом с Изой.

– Когда твой покровитель в последний раз вступал в битву, Эйла?

– Не помню.

– Вспомни, Эйла. Это очень важно. Сражались духи с тех пор, как отцвели деревья?

Молодая женщина задумалась:

– Не знаю точно. Может, один только раз.

– Так я и думала. И по утрам тебя тошнит, правда?

– Да, – кивнула Эйла. Она полагала, что причина этой тошноты – отвращение, которое вызывал у нее Бруд. При мысли о совокуплении с ним ей становилось так мерзко, что она не могла удержать в себе завтрак.

– А груди у тебя болят?

– Немного.

– И соски твои в последнее время припухли, да?

– Вроде припухли. Но почему ты спрашиваешь?

Целительница устремила на дочь пристальный, серьезный взгляд:

– Эйла, я не представляю, как такое могло случиться. В это невозможно поверить. Но я уверена, это правда.

– О чем ты?

– Твой покровитель проиграл битву. У тебя будет ребенок.

– Ребенок? У меня? – недоверчиво переспросила Эйла. – У меня никогда не будет детей. Мой покровитель слишком силен.

– Но он проиграл битву. Не представляю, как это могло случиться, но у тебя будет ребенок, – повторила Иза.

Безучастные, потухшие глаза Эйлы вдруг засияли радостным изумлением.

– Разве это возможно? Только бы ты не ошиблась, Иза! У меня будет ребенок! Это замечательно, замечательно!

– Эйла, не забывай, у тебя нет мужчины! – остановила ее Иза. – Не думаю, что в Клане найдется охотник, который возьмет тебя даже как вторую женщину. А женщине, у которой нет мужчины, лучше сне рожать. Ребенку ее, порой всю жизнь, сопутствуют несчастья. Тебе надо скорее принять снадобье, чтобы изгнать ребенка прочь. Думаю, хорошо поможет омела. Знаешь, растение с маленькими белыми ягодками? Самое надежное средство и не слишком опасное, если только принимать его правильно. Я сделаю тебе отвар из листьев и добавлю несколько ягод. Это придаст твоему покровителю сил справиться с новой жизнью. Конечно, ты будешь чувствовать себя не лучшим образом, но зато…

– Нет! Нет! – Эйла яростно затрясла головой. – Это ни к чему, Иза. Я не стану принимать отвар омелы и никаких других снадобий тоже. Я не хочу изгонять ребенка. Пусть он появится на свет, мать. С тех пор как родилась Уба, мне хотелось своего ребенка. Но я считала, это невозможно.

– Но подумай, вдруг ребенок родится несчастливым! А то и увечным!

– Нет, нет, ни за что! Не бывать этому! Я сделаю все, чтобы он родился здоровым. Вспомни, ты же сама говорила, если могущественный покровитель, наконец, сдается, он помогает женщине дать жизнь крепкому и сильному ребенку. Я буду о нем заботиться, и с ним никогда не случится ничего плохого. Иза, я должна родить. Ведь больше мой покровитель наверняка не уступит. Нельзя упускать единственный случай.

Взгляд Изы встретился с умоляющим взглядом молодой женщины. С тех пор как Бруд овладел Эйлой, она впервые оживилась, подумала целительница. Разумом она понимала: надо настоять, чтобы Эйла приняла снадобье. Женщине, у которой нет мужчины, не стоит рожать, если можно избежать этого. Но Эйла так хочет ребенка. Лишившись его, она впадет в уныние, еще более беспросветное, чем прежде. К тому же она права: другого случая стать матерью у нее не будет.

– Хорошо, Эйла. – Жалость к дочери одержала верх в душе целительницы. – Будь, по-твоему. Только пока не говори никому, что понесла. Скоро и так все станет ясно.

– О Иза! – Эйла сжала мать в объятиях. Она, наконец, поверила, что чудо свершилось, и лицо ее просияло. От избытка чувств она не могла усидеть на месте. – А что ты будешь готовить на ужин? Давай я тебе помогу!

– Мясо зубра. – Иза глазам своим не верила. Перед ней была прежняя Эйла, веселая, неугомонная. – Если хочешь, порежь его на куски.

Обе женщины принялись за работу. Радость и счастье вернулись к их очагу. Руки женщин не знали ни мгновения покоя – они готовили и разговаривали одновременно.

– А я ничего не знала про омелу, мать, – заметила Эйла, у которой вновь проснулся интерес к целительству. – Ты говорила мне, что ребенка из женщины могут изгнать спорынья и сладкий тростник, а про омелу никогда не рассказывала.

– Я не могу рассказать тебе обо всем, Эйла. Но ты и так уже знаешь немало, хотя тебе предстоит учиться всю жизнь, всю жизнь открывать свойства растений. Пижма тоже помогает изгнать ребенка, но она опаснее, чем омела. Для отвара надо использовать все растение целиком – цветы, листья, корни. Воды берешь вот столько. – Иза указала на отметку на одном из своих мерных сосудов. – И кипятишь, пока не останется вот столько… – Целительница взяла маленькую костяную чашку. – Одной чашки обычно хватает, чтобы добиться результата. Иногда помогают и цветки хризантемы. Они менее опасны, чем пижма и даже чем омела, но они не так надежны.