«Да, Иза была права, – подумал Креб. – Она всему научится, не имея памяти предков».
Эйла резала батат на куски и бросала их в висящий над костром кожаный горшок с кипящей водой. После того как она вырезала из сладких клубней все испорченное, от них почти ничего не осталось. В глубине пещеры, где находилась кладовая, было прохладно и сухо, тем не менее, овощи начали рано сохнуть и портиться. Несколько дней назад Эйла увидела у замерзшего ручья небольшую струйку воды – верный признак того, что лед вот-вот начнет трескаться, – и девочка невольно размечталась о весне. Она никак не могла дождаться, когда появится первая зелень, набухнут почки и когда, надрезав кору кленов, можно будет испить сладкого сока. Его собирали и долго варили в больших кожаных котелках до состояния сиропа или даже сахара. В готовом виде его сохраняли в березовых бочках. Береза тоже давала сок, но не столь сладкий, как клен.
Не только Эйле наскучила долгая зима. С утра уже несколько часов подряд с моря дул теплый ветер. Тающий снег водой стекал по свисавшим над треугольным входом в пещеру длинным сосулькам. Стоило ветру переменить направление, как температура падала, и эти сверкающие ледяные стрелы, разросшиеся за время холодной зимы, вновь замерзали. Однако дувший с моря теплый воздух обращал мысли каждого к грядущей весне.
Женщины за приготовлением пищи вели оживленные разговоры. К концу зимы запасы пропитания истощились, и хозяйки, объединив все, что осталось, стряпали вместе, но ели, за исключением особых случаев, по-прежнему порознь. Зимой всегда устраивалось больше праздничных обедов, чем летом, – нужно было как-то коротать время, – но с приближением весны они становились скуднее и скуднее. Тем не менее, голод Клану не грозил. Время от времени охотникам под прикрытием пурги удавалось подстрелить какого-нибудь маленького зверька или престарелого оленя, и хотя свежего мяса хватало ненадолго, ему всегда были рады. К тому же в Клане еще в достатке имелось вяленое мясо. Женщины беспрестанно рассказывали истории.
«…но ребенок оказался калекой. – Аба повествовала об одной женщине. – Мать унесла его из Клана, как велел ей сделать вождь, но она не могла предать его смерти. Она взобралась высоко на дерево и привязала малыша к одной из верхних веток, куда не могли добраться даже кошки. Когда она его оставила, он заплакал, а к ночи он так проголодался, что завыл, как волк. Никто не мог уснуть. Он кричал и выл день и ночь, а вождь злился на его мать, но, пока ребенок кричал и выл, она знала, что ее ребенок жив.
Когда наступил день наречения, на рассвете мать взобралась на дерево и увидела, что ее ребенок не только жив, но стал нормальным и здоровым. Вождь поначалу был против ее ребенка, но, поскольку тот выжил, нужно было дать ему имя и принять его в Клан. Мальчик вырос и стал вождем и всегда был благодарен матери, что она спрятала его там, где никто не мог достать. Став взрослым и отделившись в свою семью, он продолжал отдавать матери часть своей добычи. За всю жизнь он ни разу пальцем до нее не дотронулся, никогда голоса не повысил, а относился с почтением и уважением», – закончила Аба.
– Разве может ребенок обойтись без пищи первые дни жизни? – спросила Ога, глядя на своего сына Брака, который только что уснул. – И как он мог стать вождем, если его мать не была женщиной вождя или будущего вождя?
Ога гордилась своим здоровым сынишкой, и Бруд был еще больше горд тем, что его женщина так скоро после брачной церемонии родила ему сына. Суета вокруг малыша, которому суждено было продолжить род вождей, не оставляла равнодушным даже несгибаемого Брана.
– А кто стал бы вождем, если бы у тебя не было Брака? – задала, в свою очередь, ей вопрос Овра. – Или у тебя были бы одни дочери? Может, мать мальчика стала женщиной помощника вождя, а может, с вождем что-то случилось. – Молодая женщина немного завидовала Оге. Овра до сих пор не имела детей, несмотря на то, что они с Гувом стали жить вместе гораздо раньше, чем Ога с Брудом.
– И все-таки я не могу взять в толк, как калека от рождения мог вдруг стать нормальным и здоровым? – не унималась Ога.
– Думаю, все это придумала женщина, у которой был ребенок калека и которая мечтала, чтобы он стал нормальным, – сказала Иза.
– Но это старинная легенда, Иза. Она пережила не одно поколение. Видать, в те времена бывало всякое, чего теперь быть не может. Разве узнаешь наверняка? – Аба попыталась встать на защиту своей истории.
– Да, в давние времена кое-что было по-другому, но думаю, Ога права. Калека не может вдруг стать нормальным, да и вряд ли какой ребенок выживет несколько дней без пищи и ухода. Но это древняя история. Кто знает, может, в ней есть доля правды, – заметила Иза.
Когда еда была готова, Иза отнесла ее к очагу Креба, а Эйла, подхватив малышку, пошла за ней. После родов Иза похудела, прежняя сила к ней не вернулась, поэтому нянчить Убу приходилось в основном Эйле. Девочек объединяли особые узы привязанности. Уба всюду следовала за Эйлой по пятам, и та, казалось, никогда не тяготилась ее обществом.
После того как все поели, Иза стала кормить Убу, но та вскоре закапризничала. Иза раскашлялась, отчего ребенок стал еще беспокойнее. В конце концов, пришлось отдать ее Эйле.
– Возьми ребенка. Спроси, может, ее покормят Ога или Ага? – раздраженно попросила Иза, заходясь в очередном приступе кашля.
– Тебе нехорошо, Иза? – осведомилась Эйла.
– Просто я слишком стара для такого маленького ребенка. У меня пропало молоко, вот и все. Уба хочет есть. В последний раз ее кормила Ага, но, боюсь, она уже покормила Оуну и у нее осталось мало молока. Ога говорила, что у нее молока больше, чем надо. Отнеси-ка Убу к ней. – Иза чувствовала на себе пристальный взгляд Креба и, когда Эйла ушла, умышленно отвела глаза в другую сторону.
Эйла приближалась к очагу Бруда, склонив, как положено, голову. Она знала, что малейшая оплошность может вызвать его гнев. Несомненно, он не преминет воспользоваться любым поводом, чтобы отругать или ударить ее, а Эйла не хотела, чтобы из-за этого пострадала Уба. Ога охотно согласилась покормить дочь Изы, но все это время Бруд не сводил с них глаз, поэтому женщины не проронили ни слова. Когда девочка насытилась, Эйла отнесла ее к себе и, сидя у стены, долго укачивала на руках, что-то мурлыча себе под нос, пока та не уснула сладким сном. Эйла давно не говорила на своем родном языке, но привычка напевать по-своему, держа на руках ребенка, у нее до сих пор сохранилась.
– Я уже старая женщина, Эйла, поэтому часто ворчу, – сказала Иза, когда та уложила малышку. – Я была слишком стара, когда рожала, у меня уже почти не осталось молока, а Убу еще рано отлучать от груди. Ей не миновал еще даже год хождения, но ничего не поделаешь. Завтра я научу тебя, как готовить пищу для малышей. Я не хочу отдавать Убу другой женщине, тем более что я могу без этого обойтись.
– Отдать Убу другой женщине! Как ты можешь ее отдать, ведь она же наша!
– Эйла, я тоже не хочу ее отдавать, но она должна получать достаточно питания, а я его дать не могу. Не можем же мы ее держать без еды. Ребенок Оги еще мал, поэтому у нее довольно много молока. Когда же Брак подрастет, молока хватит, только чтобы кормить его одного, – пояснила Иза.
– Жаль, что я не могу ее кормить.
– Видишь ли, Эйла, хоть ростом ты уже большая, но еще не стала женщиной. И, по всей видимости, это произойдет не так скоро. Мамами могут стать только женщины, а молоко бывает только у мам. Мы начнем постоянно прикармливать Убу и посмотрим, как пойдут дела. Но прежде я хочу, чтобы ты кое-что узнала. Пища для малышей готовится особым образом. Она должна быть мягкой, потому что молочные зубы не могут все хорошо пережевать. Зерна, перед тем как варить, следует тщательно растолочь, вяленое мясо растереть в порошок и прокипятить в небольшом количестве воды, чтобы образовалась кашица, свежее мясо очистить от грубых прожилок, а овощи измельчить. У нас остались еще желуди?