«74-й год не повторится!»
– Ура холостяцкой жизни! - так отреагировал Джон на его и Йоко решение расстаться.
Вспоминает Эллиот Минц: «Я встретил его в аэропорту Лос-Анджелеса. Джон получил свободу, и путь его лежал в Голливуд. У него была здоровенная пачка аккредитивов, но он сказал, что не знает, как их обналичить. Я повел его в свой банк, где он подписал сто стодолларовых аккредитивов, и банк выдал ему десять тысяч наличными. В самолете он уже немного выпил и, выйдя из банка, стал рассовывать десять тысяч по карманам. Он признался, что до сих пор ни разу не был в банке. Тогда я предложил ему сходить в супермаркет.
Веселое настроение не покидало его всю первую неделю. Я водил его по Голливуду - показывал дома кинозвезд. А он показал мне дом, где они с Йоко жили во время занятий психотерапией с Яковом. Он хотел найти и тот дом, в котором состоялась встреча «Битлз» с Элвисом, но не нашел. Каждый вечер мы куда-нибудь выезжали. Ему ужасно понравился ресторан под названием «Дом блинов». Мы отправились туда часа в четыре утра, потому что это было единственное заведение, работавшее в столь ранний час, а мы оба чувствовали страшный голод. Ему понравились простенькие пластиковые столики, закатанное в пластик меню. Наверное, он давно не посещал столь скромного ресторана. Что ему особенно понравилось, так это шесть баночек с разными сиропами на столе: можно было бесплатно попробовать любой. Эти сиропы напомнили ему английский трикл, тягучий мармелад, который, по его словам, был любимым лакомством детворы в Ливерпуле».
Однажды в клубе «Рокси» давал представление Джерри Ли Льюис. Джон никогда не видел Льюиса «живьем». Эллиот Минц повел его на концерт. «После шоу я познакомил их за кулисами. Джон упал перед Льюисом на колени и облобызал его ботинок. Джерри Ли похлопал Джона по плечу и сказал: «Ну ладно, сынок, ну ладно».
Были еще и другие события, восхитившие Джона: визит к Элтону Джону, знакомство с Элизабет Тейлор на званом ужине, поездка в Лас-Вегас. «Но радостного возбуждения от пребывания в Лос-Анджелесе ему, кажется, хватило всего на неделю, - вспоминает Минц. - Потом его охватила печаль, которая его уже не покидала. Ему становилось все хуже и хуже. И хотелось лишь одного - вернуться к Йоко.
Однажды хмурым дождливым днем, - продолжает Минц, - мы пошли в топлесс-бар под названием «Клуб неудачников». Было три часа. В это время в баре сидели только настоящие пьяницы. Мы с ним выпили. Он все выспрашивал, что мне говорила Йоко. Джон знал, что Йоко звонит мне почти каждый вечер. Он интересовался, разрешит ли она ему вернуться. Мы посмотрели выступление танцовщицы, допили и ушли. Моросил дождь. Надвигалась гроза. Он тихо напевал какую-то песенку. Он тосковал по дому».
«Пропавший уикенд», как потом назвал Джон этот период разрыва с Йоко, длился полтора года. «За это время феминистская половинка моей души умерла», - говорил Джон. Обратим внимание: он описывает эту пору своей жизни с точки зрения феминизма. В действительности же тогда он вновь стал тем бузотером-пьяницей, каким был в пору своей разгульной юности в Ливерпуле. Он спал с Мэй Пэнг, жил под одной крышей с Ринго, Китом Муном, Клаусом Вурманом, подружился с Гарри Нилссоном. Его настроение резко менялось - от самой обычной печали до приступов слепой саморазрушительной ярости.
Мэй являлась полной противоположностью Йоко. Йоко была требовательной, имела тяжелый характер, что особенно проявлялось во время ссор с Джоном. Мэй ничего не требовала от Джона. Йоко была на шесть лет старше Джона, Мэй - на одиннадцать или двенадцать моложе. Йоко вышла из среды нью-йоркского художественного авангарда. Мэй работала простой секретаршей в компании звукозаписи. Она не могла соперничать с Йоко по части интеллекта - трудно вообразить, о чем Джон мог с ней разговаривать. Но зато она знала массу стареньких рок-н-ролльчиков, которые они с Джоном пели вдвоем. Этого Йоко не умела. В своих мемуарах Мэй Пэнг изображает себя робкой и безгласной девушкой, благодарной Джону за то, что он вообще обратил на нее внимание, боящейся его частых вспышек гнева, покорно сносящей все его унижения и оскорбления.
«Когда я была с Джоном, мне казалось, что каждая минута может оказаться последней.. Но разве можно было долго оставаться рядом с таким непредсказуемым человеком? Я очень страдала. Я его так любила… Я, должно быть, просто сошла с ума».
В марте 1974 года в лос-анджелесском клубе «Трубадур» произошел инцидент, ставший символом всего этого полуторагодичного периода. Пьяного Джона выгнали из зала после того, как он сорвал выступление группы «Смазерс бразерс». На следующий день о скандале сообщили все крупнейшие газеты, в том числе «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Как заявила присутствовавшая там женщина-репортер, во время потасовки Джон ударил ее. Этот инцидент, помимо всего прочего, сослужил плохую службу Джону в его тяжбе с СИН: газетные вырезки об учиненном им скандале попали в его досье как пример его антиобщественного поведения. Дебош на концерте «Смазерс бразерс» мог кому-то показаться просто безобидной пьяной выходкой, но лично для Джона этот инцидент имел тяжелые последствия. Томми Смазерс участвовал с Джоном и Йоко в их монреальской «постельной забастовке», пел с ними «Дайте миру шанс» на первой записи песни. Скандал в «Трубадуре» оскорбил его - ведь это было первое выступление группы после длительного перерыва. В клубе собралось множество его друзей, представители индустрии звукозаписи. Безобразная выходка Джона начисто перечеркнула все добрые воспоминания об их монреальской акции.
Вспоминая об этом отрезке своей жизни в 1980 году, Джон говорил, что на подсознательном уровне испытывал «суицидальные чувства». В песне «Я теряю тебя» с альбома «Двойная фантазия» он, возможно, вспоминает о «пропавшем уикенде» в обществе Мэй Пэнг: «Что я делаю здесь… в незнакомой комнате?»
В Лос-Анджелесе Джон кое-что записал. Он стал делать с Филом Спектором альбом старых рок-шлягеров, который позже вышел под названием «Рок-н-ролл». «Игра воображения» в музыкальном отношении оказалась шагом назад - к звучанию «Вообрази себе». Джон решил, что если он не будет, подобно Йоко, осваивать еще нехоженые музыкальные тропы и если он вернется к истокам рок-музыки, то ему следует пройти этот обратный путь до конца - к самым ранним образцам, вдохновившим «Битлз».
В основе нового проекта лежал миф о возрождении рок-н-ролла - представление, будто Джону удастся восстановить музыкальную форму и творческую энергию, вернувшись к корням рока. «Я тогда все думал: что же мне сделать, чтобы вырваться из рутины песен на тему того, что чувствует Джон Леннон, - объяснял он впоследствии. - Больше всего на свете я люблю старые рок-н-роллы. Мне так нравились оригинальные записи, что я не осмеливался сам их исполнять. Но, видя, как все вокруг только портят музыку, я подумал: «Какого черта! И я попробую».
Песни, которые Джон решил записать для альбома «Рок-н-ролл», были не просто старыми шлягерами. Они символизировали его музыкальную биографию. Джон записал «Будет день» Бадди Холли. Название «Битлз» Джон в свое время придумал по аналогии с названием группы Холли «Крикетс», а «Будет день» стала первой песней, которую Джон разучил на гитаре в 1957 году. Он пел и другие песни Бадди Холли: «Так легко», когда в составе группы «Джонни энд зе мундогз» он впервые выступил на телевидении в 1959 году, и «Слова любви», записанные «Битлз» в 1964 году.
Самые старые шлягеры альбома «Рок-н-ролл» - «Какая жалость!» Фэтса Домино и «Би-боп-а-лула» Джина Винсента, которые семнадцатилетний Джон пел в 1957 году с «Кворримен». С Джином Винсентом «Битлз» выступали вместе в 1962 году в клубе «Кэверн». В «Рок-н-ролл» вошло немало песен Литтл Ричарда: «Скольжу и падаю» и «Рыжий Тедди» (вещи 1956 года), «Наведи шухер!» (1958 года). В 1962 году «Битлз» выступали с Литтл Ричардом в одной концертной программе. Пол часто исполнял песни Ричарда. Теперь наступил черед Джона.