— Катерина! — вдруг сказала Настя, понизив голос. — А я бабушкины книжки прочитала!

— Какие книжки?

— Ну, костромские книжечки, про телят. Которые Петр Васильич привез.

— Про телят книжечки? А где они?

— У нас дома. Дедушка Антон дал бабушке прочитать, а она засунула их на полку, они всё там и лежали… А потом мне дедушка Антон велел их найти. Я и нашла…

— Ну, и про что там?

— Ну, про все! Как надо телят кормить, как за ними ухаживать. И про коров тоже…

— Настя! — Катерина схватила девочку за плечи. — Беги сейчас же! Сейчас же беги! Принеси мне эти книжки! Чтобы как стрела! Я тебя на дороге подожду.

— Ладно! — живо ответила Настя и, придерживая у шеи концы голубого теплого полушалка, побежала по хрусткой дорожке.

Так бывало в детстве. Идет Катерина из школы, а в сумке у нее толстая книга сказок, взятая в библиотеке. И на сердце так тепло, так сладко, и жить на свете так весело! Катерина идет, смеется с подружками, даже и пошалят по дороге, посадят друг друга в снег, иногда и с мальчишками подерутся, пока дойдут до дому… А где-то внутри теплится предчувствие того счастья, когда Катерина придет домой, сделает уроки и раскроет наконец эту волшебную книгу с волшебными картинками и отправится в путешествие по волшебной стране.

Вот то же самое чувство живой радости было у Катерины и сейчас, когда она, приняв из рук Насти несколько тоненьких книг костромского издания, бережно несла их домой. Катерина знала эти книжки, она прочитала их еще в первые дни своей работы на ферме. Вот они, эти книжечки, такие скромные и такие нужные.

«Пути создания высокопродуктивного стада Костромской породы», заведующая фермой Малинина. «Рекорды Караваевского стада», Штейман. «Молочно-товарная ферма колхоза «Пятилетка», брошюра Евдокимовой… Да, Катерина все это читала и очень много оттуда выписала для себя. Но и читала и выписывала она только то, что касалось коров. А телята — зачем они ей? Это не ее дело!

Не ее дело?.. А вот сейчас Катерина вдруг почувствовала, что телята тоже ее дело! Как это так? От ее коров телята гибнут — и не ее это дело?

Светлая солнечная тишина стояла в избе. Мать ушла в овощехранилище — сегодня бригадир наряжал разбирать картошку, готовить для посадки семена. Бабушка неслышно ходила по избе, мягко ступая старыми валенками по белому, как воск, полу, — там прибрала брошенную Катериной стёганку, тут повесила на место материн платок. Налила коту молока, потрогала землю в залитых солнцем цветах, пошла за водой в кухню…

— Бабушка, ты цветы не поливай, я сама! — сказала Катерина, не отрываясь от книжки.

Но бабушка принесла воды и полила все «огоньки» и «девичью любовь», а Катерина этого и не заметила.

Стрелка приближалась к шести. Бабушка, звякая спицами, то и дело поглядывала то на часы, то на Катерину.

— Катерина, — сказала она, не утерпев, — скоро тебе в коровник, а ты сидишь и забыла про все на свете. Даже косу сегодня не расчесала… И что там, в таких-то маленьких книжицах, уж очень хорошего нашла?

— Все, что надо, нашла, — ответила Катерина, подняв на бабушку потемневшие, посерьезневшие глаза, — все, что надо.

— Ты хоть косу-то расчеши!

— А как сейчас возьму ножницы, да как отрежу я эту косу! Надоела она мне до смерти! Где расческа?..

Катерина подошла к комоду, на котором стояло квадратное, обрамленное искусно сделанной гранью зеркало, и распустила косу. Блестящие светлорусые волосы тяжело упали на спину. Катерина расчесывала длинные пряди, иногда рвала их немножко, если запутывались, а мысли ее шли своим беспокойным путем…

«Ох, Марфа Тихоновна! Придется нам с тобой, Марфа Тихоновна, поспорить! Трудно это, очень мне это будет трудно… но что же делать? Поспорить все-таки придется!»

Подоив коров, Катерина сразу пошла искать деда Антона. Дед Антон вышел из телятника с тусклым и хмурым лицом; меж бровей у него лежала глубокая морщина.

— Дедушка Антон, ты что? — спросила Катерина с затаенным страхом. — Неужели Золотая Рыбка…

— Пока ничего особенного, — ответил дед Антон и, почесав затылок, сдвинул шапку на брови, как делал всегда в минуты затруднений.

— Золотая Рыбка не поправляется?

— Да вроде получше, там старуха над ней трясется — уж не знаю как. Больше, чем над ребенком. Может случиться, и выходит. Если бы не старуха, не знаю… Хоть и дело бросай.

У Катерины немного отлегло от сердца: Золотая Рыбка жива, а может, ещё все-таки и поправится.

— Дедушка Антон. — серьезно сказала Катерина, — Послушай-ка, что я тебе скажу.

Дед Антон, подняв брови, взглянул на нее:

— Ну-ка?

— Ты костромские книжки читал?

— Читал. Ну а как же!

Катерина вспыхнула:

— Ну, и что, же ты, дедушка Антон: прочитал да и на полку положил? А в телятнйке-то вон что делается! Почему же ты из этих книжек для себя ничего не взял?

— «Не взял»! Эко ты, голова! — миролюбиво возразил дед Антон. — Ну, а как же не взял-то? Кое-чего и у нас сделано. Рацион кормов, ну и насчет чистоты. Вот теперь весна придет — будем пастбище налаживать…

— Ну, а про телят? А про телят ты запомнил что-нибудь или нет? Ведь у нас же все не так делается, все не так!

Дед Антон вздохнул:

— Закрутили вы мне совсем голову с этими телятами!.. Ну что ж мне теперь, старуху Рублеву со двора гнать, что ли!

Катерина посмотрела на расстроенное лицо деда Антона и участливо улыбнулась:

— Приходи к нам вечером, дедушка Антон. Подумаем вместе, как быть, с нашими посоветуемся, а? Приходи, дедушка Антон. Ты у нас так редко на Выселках бываешь!

— Может, приду, — ответил Антон Савельевич. — Кстати, мне там у вас телочку надо посмотреть. Может, на племя возьмем. Давно собираюсь.

— Ну, вот и приходи!

Вечером, когда дед Антон прибрел на Выселки и вошел в избу к Дозоровым, то в удивлении остановился у порога:

— Что такое — собранье здесь, что ли? Или изба-читальня?

Катерина сидя у самой лампы, читала толстую книгу.

Около нее, тоже поближе к лампе, сидела мать и что-то шила. Около печки уселась соседка, старая вдова, тетка Матрена Брускова. На печке, свесив ноги, сидела Катеринина бабушка. Почти у самого порога, присев на корточки, с «козьей ножкой» в зубах, устроился дядя Аким. Он часто сидел так, на корточках, — у старого пильщика болела поясница от работы продольной пилой. И тут же, в полутемном уголке, приютилась забежавшая на минуту, да и забывшая, зачем пришла, подруга Катерины, кареглазая Анка Волнухина…

Катерина подняла лицо от книги:

— А! Дедушка Антон пришел! Вот и хорошо!

— Садись, Антон Савельич! — приветливо сказала мать. Она встала и подставила деду Антону табуретку: — Погутарь с нами.

— Да ведь я вроде по делу, — начал было дед Антон.

Но со всех сторон сразу отозвалось несколько голосов:

— Все тебе дела да дела! Отдохнуть пора уж, тоже не молоденький!

— Раз в год к нам, в Выселки, притащился, да уж и бежать скорей!

— К бабушке Анне торопится!

— Ты вот, Антон Савельич, сядь-ка да послушай! — сказала тетка Матрена. — Ты сядь-ка да послушай, какую историю Катерина читает!

— Ну, вот еще! — возразила Катеринина мать. — Антону Савельичу это слушать скучно.

— Это ему-то скучно? — засмеялась Катерина. — Да его хлебом не корми, а дай хорошую книгу послушать. Садись, садись, дедушка Антон!

— Ну давай, Катерина! — подал голос от порога дядя Аким. — Что дальше-то?

— Ой, бабы! — негромко сказала бабушка. — Да неужели он ее убьет?

— Ну и страсти же творятся! — вздохнула в уголке Анка.

Дед Антон уселся на табуретке и снял шапку, приготовившись слушать.

И опять в полной тишине зазвучал голос Катерины, и опять ожили и заговорили люди со странными именами, люди, жившие в неизвестной, чужой стране и в давно прошедшие времена… Но заговорили таким понятным языком, такими искренними словами, что сердце не могло не отозваться на них.