Они подошли к дому Жени и распрощались. Роман долго еще бродил в одиночестве по улицам. Все спуталось, перемешалось в его мыслях. И Женя, и Фантазерка, и Семенцова, и Костя, и диспут, и Мымра, и Савельич, и он никак не мог соединить в одно целое несоединимое.
— Живем мы, Кот, лишь однажды, а сколько надо успеть… — говорил Роман, с видом завсегдатая усаживаясь за столик, на который им, махнув салфеткой, указал официант.
Несколько минут назад они с Костей переступили порог роскошного ресторана в самом центре города. Сдали пальто предупредительному гардеробщику с крючковатыми пальцами и быстрым, оценивающим взглядом.
Костя с любопытством осматривался. На стенах нарисованы пышные, полногрудые, розовощекие женщины, в потолок вмонтированы зеркала, а между ними яркое многоцветье гирлянд, букетов, выписанных щедрой рукой художника-декоратора. В центре круглого зала — фонтан. В глубине множество столов, покрытых белоснежными скатертями и заставленных приборами. Официант небрежно подал меню. Полистав его, Костя присвистнул.
— Что будем заказывать, молодые люди? — В предупредительно-любезном полупоклоне и голосе официанта холодный оттенок превосходства и насмешки, но молодые люди в таких тонкостях не разбирались. — Лимонад, ситро, боржом? Что-нибудь покрепче?
— Будьте столь любезны, подождите минуточку, — напыщенно ответил Роман. По его понятиям, именно так надлежало вести себя с обслуживающим персоналом.
— Слушаюсь, — в тон ему, подчеркнуто угодливо ответил официант, не двигаясь с места. Он своего достиг — клиент ломается, дерет нос, значит, все в порядке: чаевые будут.
— Два салата столичных, два бифштекса по-гамбургски, два кофе по-турецки и… Что будем пить, Кот?
— Может, чай с лимоном? — рассеянно спросил Костя, пряча руки под скатерть.
— Он пошутил. Чай не записывайте, — поспешно остановил официанта Роман.
— Ясно, — понимающе кивнул тот.
— Принесите, пожалуйста, маленькую бутылку шампанского. Двести граммов «Мишек». И полкилограмма апельсинов.
— Шампанского маленьких бутылок нет, есть только большие…
Отступать было некуда. Роман с Костей переглянулись.
— Ну, тогда большую, — неуверенно сказал Костя, не выдерживая затянувшейся паузы. — Уж как-нибудь одолеем.
— Совершенно верно, — подхватил официант, на лету черкая у себя в книжечке. Его взгляд и выражение лица стали мягче, добрее. — А крепенького не желаете? — добавил он, многозначительно сощурившись. — Коньячку или водочки?
— По сто граммов, — храбро заявил Роман, овладевая упущенной инициативой. — Армянского, пожалуйста. И непременно «три звездочки». Дело, видите ли, не в цене, а в том, что армянский «три звездочки» самый лучший коньяк, — доверительно, как сообщнику, объяснил он официанту.
— Совершенно верно, — поддакнул тот. — Но, к сожалению, армянского нет. Есть грузинский. Тоже неплохой.
— Хорошо, пусть будет грузинский. И лимон.
Официант удалился.
— Ты сказал — патронов не жалеть, а хватит ли нам? Тут, сам видел, какие дикие цены.
— Хватит. У меня десятка и еще кое-что мелочью наберется.
— У меня тоже есть деньги. Давно собираю на транзистор.
— На худой конец, рубль-два добавишь. Сегодня я угощаю. Мне семнадцать. Понял? Без двух минут мужчина…
Костя чинно пожал ему руку:
— Поздравляю младенца. Что же ты молчал? Я бы подарок тебе сделал.
— Пустяки. Разве в этом дело? Посидим, поболтаем. Подведем некоторые итоги существования. Как-никак, а мы на пороге совершеннолетия. То-то же. Откровенно, я приглашал и Женю. Увы, не смогла. Или не захотела. Все бегает, суетится. Закурим? Американские сигареты. «Кэмэл». Верблюд. Говорят, к ним добавляют наркотик для вкуса. Я у отца заиграл по случаю тезоименитства.
Официант принес закуску, шампанское, коньяк. Открыл. Наполнил шипучим вином высокие бокалы. Шампанское, пенясь, поднялось к краям.
— Выпьем. — Роман поднял бокал. — За исполнение желаний.
— За тебя, — торжественно провозгласил Костя, стукая своим бокалом о бокал Романа. — За рыцаря Печального Образа.
— Ты, пижон, Костя! За прекрасную Джульетту! И за ее Ромео!
Выпили. Легкий, приятный хмель окутал головы. Голоса зазвучали уверенней, громче. После второго бокала они, уже не стесняясь, рассматривали посетителей.
— Послушай, Роман. — Костя доверительно наклонился к нему. — Как у тебя с Женей?
Вопрос был слишком непосредственным. Роман хитро подмигнул:
— Интересуешься знать, как говорят в Одессе? Так же, как и у тебя. — Он снова подмигнул. — Мы с ней просто товарищи. Хотя я и в этом не уверен. Каждая девчонка для меня загадка. — Он засмеялся. — До тех пор, пока нечаянно не отдавишь ей ногу. Вот уж тогда она раскрывается до конца…
Они чокнулись.
— Давай за твое будущее? — нерешительно предложил Костя.
— Какое будущее, чудак? За настоящее!.. Черт побери. Зачем обманывать себя? У человека есть только прошлое и настоящее. — Роман покачал головой с видом все знающего, все испытавшего человека.
Снова закурил. Заиграл джаз. Из-за столиков на пятачок вокруг фонтана вышли пары, затоптались на месте. Движения ребят стали более порывистыми, в глазах появился нервный блеск. Костя напомнил о диспуте, но Роман нетерпеливым жестом остановил его. В голосе было раздражение:
— Ах, оставь! Детский лепет. А впрочем… — Он вновь махнул рукой. — Недавно я прочитал «Исповедь» Жан-Жака Руссо. Никогда не плакал над книгами. А эта переполняет, не дает покоя, преследует, как Гамлета тень отца. Такая уж у меня противоречивая натура. А потом подумаешь — да ну его к шутам! Любовь, добро, зло — все, как теория относительности, которую никто не понимает. Не верь никому. Однажды я понял — все лгут. Даже себе. Знаешь, это было похоже на то, будто в сверкающем огнями театре неожиданно убрали декорации. Зрителям открылись пыльные, неприглядные задворки сцены.
Роман расстегнул ворот белой рубахи. Голубой цветастый галстук съехал набок. На лбу выступил мелкий пот.
Костя, все более мрачнея, смотрел на Романа. Откидываясь на спинку стула, тот деланно рассмеялся.
— Ну согласись: есть у каждого свои сомнения, что-то не до конца решенное. Такое, что мучит. Иногда кажется, что в жизни все просто и пошло. А ведь на самом деле даже амеба сложнее самой современной ракеты… А мы люди. Не амебы… И не глупые рыбы в этом фонтане, которых ловят сачком, чтобы зажарить?
— По-твоему, и Марианна лжет? И Женя?
— А что твоя Марианна — святая? Что ты о ней знаешь? Бывают минуты, когда и она лжет. Это неизбежно. Лунный берег, темная вода, на ней серебристые блики, заколдованные тени кустов — все таинственно и сказочно. Словно ты, скажем, на Марсе. Но при свете дня на смену сказке приходит, увы, жестокая проза. Ты на грязном берегу грязной речушки. И никто в этом не виноват. Просто разные обстоятельства и разное освещение.
— Ты сатирик, Роман, — сердито сказал Костя. — Тебе бы шаржи писать.
Но Роман не понял его.
— А что, — встрепенулся он, — надо попробовать! Кто знает, какие россыпи талантов еще скрыты в наших душах.
Он наклонился к Косте за одобрением. Тот вертел в пальцах тонкую ножку бокала.
— Послушай-ка, Роман… Ты это серьезно, что все лгут? Но ведь и сам ты лжешь. Почему так: здесь говоришь одно, а там, в школе, другое? Зачем треплешься, а? Ведь нелепо же так: все плохие, один ты хороший.
Вся кровь прилила к лицу Романа. Он растерянно моргал.
— Вот ты говоришь: Марианна не святая. Конечно, не святая. Но она настоящий товарищ. Это все знают. Выручит в случае чего. Не подведет. Театр у нас организовала. Так что лучше ее не трогай. Не надо. Это не по правилам.
Роман умел красиво отступать. Поднял кверху обе руки:
— Договорились. Молчу. — Он собрался с мыслями. — Ты не думай, Костя, я ведь не считаю себя умнее других. Ведь я тоже хочу быть честным. Только не так-то это все просто. Хочешь одно, а получается другое, — задумчиво закончил он.