— То-то у нас все кувырком! И все из-за тебя!.. А вы куда? — вдруг повернувшись к внуку, спросил старик.

— В гости — к нему, — показал Таган на Ярнепеса. — Мы тебя ждем, чтобы вместе…

— Ну нет, волка с овцой не сосватаешь, — пробормотал Сувхан, несколько обескураженный таким оборотом дела.

С толпой мужчин он двинулся к поселку. Яренепес, улыбнувшись ему вслед, подошел к Тагану и Джемал-эдже и с ними отправился домой.

Глава седьмая

По пути Ярнепес свернул к конторе — позвать башлыка, и почти одновременно к конторе подкатил грузовик из города. В кузове сидел Каратаев, а в кабине русская девушка. Им нужен был инженер Мурадов. Ярнепес сказал, где искать Тагана, и, как водится, пригласил городских на плов.

Теперь в кузове сидели трое, включая Чарыяра, который, хватаясь за борт, осведомлялся, что это у Каратаева за аппаратура под скамейкой. Тот объяснил: для съемки на джаре.

Едва в вечернем сумраке показался Серебряный холм, Каратаев тотчас свесился к окну кабины.

— Ольга, Ольга Ивановна, внимание: Серебряный холм! Потому село и называется Кумыш-Тепе. Здесь остатки крепости. Слушай-ка, башлык, а когда ее строили? — обратился он к Чарыяру, но председатель не знал, и занимало его иное.

Грузовик шел мимо усадьб, и Каратаев заметил на огороде сизобородого рослого старца в белой рубахе навыпуск, с лопатой в руках. Потолковать бы с ним, небось знает кое-что о крепости. Каратаев забарабанил по крыше кабины.

— Стоп! — Неуклюже рухнув на землю, он быстро поднялся. — Поезжайте, я сейчас, сейчас!

Старик с воздушной бородой, привлекший его внимание, был Сувхан. После ссоры на поле он поостыл и теперь бесцельно расхаживал с лопатой. Увидел городского человека в шляпе — тот бодро шагал к нему через грядки. Каратаев, кто его не знает в районе!

В конце двадцатых годов, еще зеленым юнцом, прогремел на всю долину Каратаев — гроза басмаческих банд; затем, после учения в Ашхабаде, прославился как «бог воды», неумолимый и праведный. Жаль, в последние годы потускнела его легенда: болезни, что ли, прихватывают, как это часта бывает у ответственных работников, или другие боги затмили Каратаева, а может, в конторе больше занят и на люди показаться недосуг… Тагана, должно быть, надо ему повидать, а внук — у Ярнепеса, вот досада-то.

Но гость даже не поинтересовался внуком.

— Славные грядки! Я сюда просто так… Иду — дай, думаю, с человеком поздороваюсь, — говорил он, тряся сухую узловатую руку хозяина и дружелюбно глядя на него снизу вверх.

— Добро пожаловать! У меня чай готов, одному скучно пить. — Сувхан повел гостя к дому, усадил под деревом, принес чайник.

— Давно в этих местах? — спросил Каратаев, положив на кошму соломенную шляпу.

— Давно ли? — отозвался старик, чуть сощурив глаза. — Тебя, пожалуй, на свете не было, как мы пригнали свой караван и осели здесь.

— Да, да! — обрадовался Каратаев. Ему показалось, что перед ним именно тот, кто ему нужен. — Не знаешь ли, кем построена ваша крепость? И кто ее разрушил? Не связана ли эта история с судьбой вашей семьи?

Сувхану самому хотелось порасспросить гостя о разных разностях, но Каратаев уставился на старика и ждал ответа.

— Крепость строили против иранцев, когда шах зарился на наш край.

— Когда же он зарился?

— Да вечно были набеги из-за гор… — Сувхан указал кивком на юг. — А когда насыпали крепость — считай: было мне лет десять, и старик, такой же как я сейчас, рассказывал: подростком он сам подвозил на арбе камни и таскал землю.

— Так, ясно… — Затаив дыхание, Каратаев прикидывал в уме сроки. — Пятидесятые годы прошлого века. Стало быть, при Каушут-хане. Его рук дело!

— Руки-то крестьянские, а приказ Каушута, — вставил Сувхан, соображавший про себя, как бы перевести речь на другое.

— Вот если бы раскопать! — мечтательно сказал Каратаев, глядя на холм. — Наверняка получили бы для науки ценнейшие данные. Вы согласны со мной?

— Какая там наука. — Сувхан махнул рукой. — Булыжники да пыль. А наука-то должна пользу приносить. Урожай обеспечивать, плотины ставить — вот наука! А то мы — или спорим из-за пригоршни воды, или уж гоним ее в пески.

— Что ж, вода текуча, ей конца не будет, — попробовал отшутиться Каратаев.

— Конца не будет, а порядок должен быть, — строго возразил Сувхан, совсем озадачив Каратаева и уклоняясь от любезной ему темы. — А то вон один хочет разом все перевернуть, другой твердит: «Не спешите, не гоните, время терпит». Время терпит, да жизнь проходит.

— Верно, очень верно, — поддакнул Каратаев, а сам посматривал на холм, уже почти слившийся с тьмой. — Полностью с тобой согласен… А не знаешь ли, кто разрушил ее?

— Не знаю, не знаю, — досадливо проговорил Сувхан. — Не видел, как рушили… Что было, то прошло.

С каждым словом становилось яснее, что ничего больше не вытянуть из старика. Каратаев встал, поблагодарил за чай. Сувхан проводил его до дороги, вернулся во двор. Странно: ученый человек, вдруг явился, вдруг сорвался — и нет… Чем его здесь обидели?

…Усадьба Ярнепеса вечером выглядела светящимся островком среди темных полей.

На голос Тагана отозвалась Айнабат и мигом выскочила навстречу. Она слышала о ссоре на поле. По словам Айнабат, дедушка обычно летом воевал с Ярнепесом, а зимой ходил к нему в мастерскую, выяснял, какие машины лучше в работе, и все затем, чтобы вот так, как сегодня, отстаивать права своей бригады перед ним же, перед механиком.

В ожидания Ярнепеса они сидели у поднятого высокой стенкой виноградника. На груди Айнабат переливалось таинственным блеском золото ордена. Она призналась:

— Орден я приколола, чтобы ты увидел… Я только в праздники надеваю да на совещания. Я сниму, пока людей нет.

— Не надо. Спасибо, спасибо! — Таган был тронут. — А помнишь, как я отшлепал тебя, когда мы играли в огороде и ты мешала, тебя не принимали в игру — маленькая… Дедушка мне пророчил славу, я у него был и первый грамотей, и полководец, и бог знает кто. На тебя только рукой махал. И плохим пророком оказался.

— Я дедушке Сувхану никто — дальняя-предальняя родственница, правда ведь? — сказала Анкабат. — А когда меня наградили, никому проходу не давал: «Слышали, вы слышали?»

У ворот остановилась машина. С Ярнепесом и председателем Чарыяром приехала девушка.

— Какими судьбами? — улыбаясь ей, воскликнул Таган. — Мама, Айнабат, — это Ольга!.. Мама, я говорил… Но как вы здесь оказались?

— Захотела и приехала! — весело отвечала Ольга, здороваясь с женщинами.

Через полчаса явился Каратаев и, окинув взглядом живописную группу, расположившуюся на ковре, сказал Тагану:

— Ну, джигит, рад гостям? А ты говоришь, чудес не бывает. Бывают! Мы полмесяца уговаривали уважаемую Ольгу Ивановну поехать сюда — и все попусту, а сегодня о чудо! — сама звонит: «Когда же на джар?»

Вы, кажется, намерены смутить меня, Акмурад-ага? — задорно спросила Ольга. — Но я уже призналась тут без вас. Вот видите!..

Слушая отповедь девушки, Каратаев хлопал себя по коленям и приговаривал:

— Ай, извиняюсь! Ай, молодец!

Во время ужина Айнабат посадила Лугину рядом с собой и ухаживала за ней. Она не могла не заметить то затаенной, то откровенной и бурной восторженности Тагана по отношению к русской девушке и была к ней по-особому внимательна.

— Слушай-ка, хозяин, — наклоняясь к Чарыяру, вполголоса говорил Каратаев, и Таган невольно тоже слушал его. Непонятное с Каратаевым, морочит он голову председателю. — Тот холм срыть надо, и ты сразу увеличишь площадь под посевами. Земля — чистое золото, а в поселке ведь каждый клочок дорог. Внести бы в план? — На всякий случай Чарыяр кивнул, не вполне уразумев пока, к чему им эта затея. — У меня, видишь ли, еще и своя цель. — Каратаев повернулся к Тагану. — Я знаю, ты запротестуешь, но тут могут обнаружиться ценнейшие предметы, которые сразу обогатят наши представления об истории края. Значит двойная польза. Крепость, как я и предполагал, а сегодня узнал доподлинно, построена во времена Каушут-хана. Времена кровавых битв!..