Хотите — верьте, хотите — нет, но я внезапно краснею — уж такая я, видно, дура. Мы только что пережили совершенно ненормальный денек, а я, понимаете ли, краснею оттого, что какой-то сбежавший из психушки тип сообщает мне, что я — в его вкусе. Точнее — была в его вкусе.

— Не знаю, почему она остановила свой выбор именно на Бенуа. Познакомились они на вечере, организованном «Лайонс Клубом».

На том самом вечере? Бенуа очень хотел затащить меня туда, сам он просто обязан был туда явиться, я же предпочла остаться дома — посмотреть по телевизору какой-то фильм. И подумать только: из-за такой ерунды ей удалось с ним познакомиться!

— Вернемся же к нашему расследованию, дорогой коллега, — иронически произносит Гассен, вновь садясь рядом с нами. — Вы рассказывали мне об Элен и Поле.

— Да; я решил разузнать, какой образ жизни они ведут, и принялся почти что шпионить за ними. Мне очень больно было заниматься этим. Видеть Элен совсем рядом с собой, знать, что она живет с Полем, что на своей хорошенькой вилле они вместе воспитывают моего ребенка… В то время как я приговорен судом к пожизненному заключению за убийство. Я начал ненавидеть Поля… Ведь я, собственно, ничего о нем не знал. Всегда любезный, приветливый — гладкий, словно отполированный морем камушек… Я полагал, что Поль, скорее всего, и есть тот самый убийца, по вине которого погибли дети. И не только здешние… Ведь там, в Марселе, я вполне мог оказаться жертвой обмана, будучи ловко подставлен правосудию настоящим убийцей! Кто же еще мог проникнуть ко мне в дом, не взломав дверей, чтобы подбросить улики? Кто еще мог ненавидеть меня до такой степени? И подумать только: я много размышлял на эту тему, но мне никогда и в голову бы не пришло заподозрить хоть в чем-то Элен! Я не способен был даже представить себе, что вообще какая-либо женщина может вытворять подобные вещи.

— Да, женщины довольно редко становятся убийцами, но, когда с ними такое случается, убивают они чаще всего детей, — тоном профессионала замечает Гассен. — А что Виржини — вы ведь и за ней наблюдали тоже?

— Выглядела она неплохо: сразу видно, что ее хорошо кормят и правильно воспитывают, но все-таки вид у нее был несколько странный — какой-то отсутствующий, что ли. Этакая куколка — всегда вежливая, хорошо причесанная, улыбающаяся… Мне сразу же пришла в голову мысль о том, что, если Поль действительно замешан в этой грязной истории, то и она, вполне возможно, располагает какими-то сведениями о совершенных убийствах. А потом нашли труп Микаэля. Мне не раз доводилось видеть этого парнишку. Я знал, что они были очень дружны с Виржини. А еще я знал, что Виржини познакомилась с Элизой — а ведь только с ней она, пожалуй, могла поделиться той весьма интересной информацией, которой, судя по всему, располагала. Так — сама собой — возникла необходимость что-то придумать, чтобы получить возможность ее расспросить, то бишь — начать собственное расследование.

— Именно тогда вы и решились, так сказать, «дублировать» Иссэра?

— Да. Так было намного удобнее, к тому же я знал, что Элиза не сможет догадаться о моем мошенничестве.

Да уж, конечно: несчастная, набитая опилками кукла в инвалидной коляске…

— Вот я и пошел на этот спектакль с переодеванием, пытаясь собрать улики против Поля. Я тогда был почти уверен в том, что убийца — он. До тех пор, пока в поле моего зрения не попал новый персонаж — Жан Гийом. Я навел справки и выяснил, что у него есть родственники в Ла Сиота, и они с женой ежегодно проводили там отпуск. В 1988 году — как раз в то время, когда произошло убийство, в котором обвинили меня — он был в Марселе… Это совпадение несколько ошеломило меня. Теперь я имел дело уже с двумя подозреваемыми.

— И что же потом?

— Потом… Я продолжал вести расследование, постоянно держа Элизу в курсе своих последних открытий…

Премного благодарна.

— Я подумал, что слишком уж, наверное, зациклился на личности Поля, и поэтому решил последовательно подвергнуть подозрению всех подряд; должен сознаться, что Стефан являл собой в этом отношении фигуру чрезвычайно привлекательную. Однако что-то все же смущало меня: почему Элизу сбросили в пруд? Ну какого черта Полю, Стефану, Гийому — или вообще неизвестно кому — понадобилось вдруг избавиться от вас? Кто же мог злиться на вас до такой степени? Или этот некто злился на Стефана, и все содеянное было направлено против него, а вас, если можно так выразиться, задело рикошетом? Я тогда совсем запутался. Дошел даже до того, что решил было, будто Гийом вас и утопил — чтобы получить возможность выступить в роли спасителя… А кроме того, разумеется, существовала более чем вероятная возможность причастности ко всему происшедшему Элен. Элен ревновала вас к Бенуа, Элен, несомненно, люто вас ненавидела… Однако тот факт, что Элен ненавидела вас и даже пыталась лишить вас жизни, вовсе не свидетельствовал о том, что она может быть каким-то образом причастна и к убийствам детей. Ну скажем, я просто не хотел даже рассматривать такую возможность; хотя мысль о ней то и дело возникала у меня в голове — я упорно отбрасывал ее, как нечто несуразное и глупое.

— Я вовсе не хочу подгонять вас, но все же нельзя ли чуть побыстрее? Ведь для начала достаточно обрисовать все в общих чертах, правда? — предлагает Гассен несколько чересчур уж любезным тоном.

— Простите, я и в самом деле слишком ударяюсь в подробности. Удивительно, до какой степени человек может увлечься копанием в собственной жизни…

— Когда вы начали всерьез подозревать Элен?

— Когда Элизу порезали ножом. Я пришел совершенно неожиданно и застал ее всю в крови, чуть ли не обезумевшую от ужаса. Нож валялся рядом, на полу. «Лагиоль» с желтой ручкой. В тот момент у меня была одна забота: как можно быстрее вызвать «скорую». Как только Элизу увезли, я тихонько улизнул оттуда. Моросило — шел мелкий, но упорный холодный дождь; я шагал под этим дождем до тех пор, пока не оказался у пруда. Нож сильно обеспокоил меня. Форма лезвия, его размеры — все совпадало с результатами экспертиз, проведенных после осмотра трупов. Значит, человек, напавший на Элизу, и убийца детей — одно и то же лицо. А по логике вещей это могла быть только Элен.

Гассен вздыхает. Наверное, он думает о том, что и сам вполне мог бы прийти к такому выводу.

— Ощущение было такое, словно мне на голову ушат холодной вода опрокинули, — продолжает Тони, — или будто вдруг очнулся после двадцатилетней пьянки. Я вспомнил о Максе, о его фотографии, которую Элен постоянно таскала с собой; о Максе, смерть которого сделала ее наполовину сумасшедшей. Вспомнил тот ее совершенно пустой взгляд, что ловил иногда на себе или на Виржини — ее «взгляд во тьму», я так его мысленно называл, потому что возникало ощущение, будто она видит перед собой лишь непроглядный мрак. Вспомнив и сопоставив все детали, я впервые всерьез подумал о том, что это и в самом деле может быть она. Возникшее подозрение было для меня воистину чудовищным — ведь в таком случае именно она вполне умышленно подвела меня под обвинение в Марселе; кроме того, это означало, что она не просто убийца, а порочное и дьявольски коварное существо. Необходимо было получить какие-то реальные доказательства, чтобы все окончательно выяснить.

— Не понимаю, — удивляется Гассен. — Вы были почти уверены в том, что ваша бывшая жена — убийца, и не сообщили об этом полиции? По-прежнему продолжали прятаться и ждать, когда она убьет еще одного ребенка?

— А что еще я, по-вашему, мог сделать? Заявиться в комиссариат, чтобы меня оттуда тотчас прямиком препроводили в психиатрическую клинику, навесив на меня вдобавок все совершенные в округе убийства? Чрезвычайно опасный преступник совершает побег, и — словно бы случайно — его находят именно в том самом месте, где каким-то маньяком один за другим убиты несколько ребятишек! Вы что — полагаете, будто в полиции меня бы встретили с цветами и почестями? Да еще поверили бы моим обвинениям в адрес всеми уважаемой мадам Фанстан? А кроме того, я страшно не хотел, чтобы это и в самом деле оказалась она. Нечто, затаившееся где-то глубоко в душе, все еще пыталось вернуть мне веру в ее невиновность… Все же она — мать моей дочери, понимаете?