— Это та толстушка? Ради Господа Бога, Генри, ты мог бы выбрать кого-нибудь получше. Неужели «Морской Утес» заслуживает того, чтобы ты пожертвовал ради него жизнью, приковав себя навсегда к этой уродине?

Затем выражение недоумения исчезло с лица Артура, сменившись подозрением.

— А ведь ты и не собираешься быть прикованным к ней всю жизнь, не так ли, мой мальчик? Поэтому ты и выбрал ее. — Казалось, эта мысль привела его в восторг.

Лицо Генри окаменело.

— Как я уже сказал, я сделаю все что угодно ради спасения «Морского Утеса». Даже женюсь на уродине.

Дед закрыл глаза и так долго не открывал их, что Генри показалось, будто старик уснул. Когда Артур, в конце концов, поднял веки, Генри увидел на лице деда совершенно новое, невиданное прежде выражение. Это было лицо человека, потерпевшего поражение.

— Ты больше похож на своего отца, чем я полагал прежде.

Глаза Генри засверкали от нового приступа гнева, и он сказал:

— Не думай, что ты можешь оскорбить меня сравнением с моим отцом.

На лице деда появилась мягкая улыбка.

— Я и не собирался оскорблять тебя. Я хотел сделать тебе комплимент. Самый большой из всех возможных.

Генри резко отвернулся, желая скрыть замешательство. — Я знаю, что ты думаешь о моем отце.

— Ты уверен?

— Я не намерен сейчас обсуждать этот вопрос. Желаю тебе хорошо провести день, дедушка. Следующим поводом для моего приезда к тебе будет подписание бумаг о вступлении в права наследства. До свидания.

Генри двинулся к выходу из кабинета.

— Не думай, что все у тебя получится так легко, Генри, — предостерег его дед.

Генри повернулся с торжествующим видом.

— Условия, при которых собственность и деньги моего отца станут моими, оговорены достаточно четко. Не желая отдать мне столь незначительную часть наследства, ты толкаешь меня на крайние меры.

Артур грохнул кулаком по подлокотнику.

— Этого я не допущу! — закричал он, утратив над собой контроль. Солнце вновь светило старику в спину, не давая Генри возможности увидеть выражения бешенства на лице деда.

— У тебя нет выбора, дед. Никакого выбора.

Он вышел из комнаты, кивнув Вильямсону, который тут же кинулся к Артуру.

Закрывая за собой дверь, Генри услышал сердитые крики и спокойный голос Вильямсона, старавшегося успокоить разбушевавшегося старика. Генри рассмеялся. Победа впервые осталась за ним. Насвистывая, он вышел из дома и влился в оживленную толпу людей, фланирующих по Пятой Авеню.

Артур постепенно успокаивался, и хотя все его тело еще сотрясалось от бессильной ярости, он достаточно твердо приказал:

— Сейчас же принесите сюда мой дневник.

Пришло время рассказать Генри правду о его родителях и о той ужасной тайне, которую хранит в своих стенах «Морской Утес». Уже несколько месяцев Артур чувствовал, что смерть подбирается к нему все ближе и ближе, и боялся неизбежного конца почти так же сильно, как и необходимости открыть Генри страшную правду. Но он не может позволить внуку самостоятельно обнаружить истинную причину, по которой он не отдает ему «Морской Утес». В тысячный раз он проклинал свою глупость и немощность, помешавшие принять необходимые меры еще много лет тому назад.

Вильямсон принес письменные принадлежности и дневник, куда он под диктовку заносил воспоминания своего хозяина. Верный слуга и близкий друг, Вильямсон скоро останется единственным, кто знает об ужасных событиях, произошедших в «Морском Утесе» пятнадцать лет назад. Заняв привычное место у сверкающего полированной поверхностью письменного стола, он приготовил перо.

— Сначала письмо, — сказал Артур.

Секретарь вынул из бювара лист дорогой, кремовой бумаги.

— Кому, сэр?

Артур долго молчал, сверля водянисто-серыми глазами холодный камин «Будь я проклят, если допущу, чтобы эта свадьба состоялась!» — подумал, он, и начал диктовать:

— Моя дорогая мисс Фостер…

Глава II

Энн посмотрела на свое отражение в зеркале и нахмурилась. Сегодня она выглядит ничуть не лучше обычного. Она с таким напряжением вглядывалась в свое лицо, что черты невольно исказились, отчего оно стало еще более некрасивым. Бывали моменты, когда Энн, бросив быстрый взгляд на свое отражение, говорила себе: «А ведь я не такая страшная, какой обычно кажусь». Но бывало и так, что при твиде своего отражения в зеркале ей просто хотелось плакать от ужаса, что Генри увидит, ее такой. Мистер Оуэн уехал в Нью-Йорк вскоре после ее дня рождения, и Энн боялась, что он покинул Ньюпорт надолго. Она не отваживалась спросить об этом у кого-нибудь, понимая, что Генри тут же догадается о ее чувствах к нему. Ему ведь обязательно передадут, что она им интересуется.

«Прошу тебя, перестань напрасно мечтать о мистере Оуэне», — предупреждала ее Беатрис, беспокоясь о подруге.

Однако Энн ничего не могла с собой поделать. Генри преподнес ей в подарок украшение, которое девушке может подарить только поклонник. Все заметили, что он танцевал с ней четыре раза, и еще, по крайней мере, два раза тем вечером они беседовали. Разве это не означает, что он за ней ухаживает? Или ему просто хотелось доставить удовольствие имениннице?

«Ах, как же он красив», — подумала Энн, вздыхая. Если бы только она могла быть уверена, что нравится ему! Вчера Энн поймала себя на том, что выводит на листке бумаги: «Энн Оуэн, миссис Энн Оуэн, миссис Генри Оуэн», Она разорвала бумагу на мелкие клочки, испугавшись, что кто-нибудь случайно увидит этот листок и поймет, какая она глупая. Ей очень хотелось написать Генри записку, что-нибудь легкое и кокетливое, но она боялась, что пока еще не имеет права посылать ему подобного рода письма. Энн стиснула виски ладонями.

— Если ты будешь так обращаться со своим лицом, у тебя скоро появятся морщины, Энн, — назидательно сказала мать, войдя в комнату и лишь потом постучав по открытой двери.

Франсин Фостер, с невероятной тщательностью одетая и причесанная, смотрела на свою дочь так, будто видела ее впервые.

— Генри Оуэн ожидает внизу. Он спрашивает, не присоединишься ли ты к нему для послеобеденной прогулки. Интересно только, зачем ему это нужно? — недоумевала она вслух, совершенно не осознавая, как жестоки произносимые ею слова.

— Я думаю, что нравлюсь ему, мама, — Энн едва сдерживалась, чтобы не закричать от радости. Она быстро обернулась к зеркалу и отметила, что сейчас, когда она улыбается, ее отражение выглядит гораздо симпатичнее.

— Нет-нет, — отмахнулась Франсин. — Должно же быть какое-то разумное объяснение! Эти приглашения танцевать и странная любезность по отношению к тебе… — В задумчивости она постукивала ухоженными ноготками по подбородку, от чего дряблая кожа слегка подрагивала на ее худой шее. — Твой отец думает заказать новую яхту. Вероятно, все это для того, чтобы получить наш заказ. Ну конечно! — произнесла она с видом человека, разрешившего таинственную загадку. — Должно быть, дело именно в этом, хотя меня лично не интересует его тактика ведения бизнеса.

Она прищелкнула языком. Энн побледнела. Это многое объясняло: внезапный интерес Генри к Энн почти точно совпадал по времени с тем периодом, когда ее отец начал поговаривать о том, что им нужна новая большая яхта.

— А, может быть, ему просто нравится общаться со мной, — все же смогла выдавить из себя девушка.

— Ах, Энн, — грустно улыбнулась Франсин. — Я полагаю, что ты можешь поехать на прогулку в том, что сейчас на тебе надето. У тебя есть зонтик в тон к этому платью, не правда ли, дорогая? Встань, будь добра, — попросила она. — Дай мне посмотреть на тебя.

Мать нахмурилась, и ее неодобрительный взгляд обжигал Энн, причиняя почти физическую боль.

— Ах, дорогая, не понимаю, в кого ты такая крупная, ведь твои сестры так изящны, — сказала она и легкомысленно рассмеялась. — Но, увы, мы ничего не можем с этим поделать. Если мистер Оуэн будет спрашивать тебя о яхте, ты должна сказать ему, что твой отец еще не решил, у кого он будет ее заказывать, так как ему предлог жили несколько вариантов. Не нужно, чтобы у него создалось впечатление, что твой отец хочет строить новую яхту именно на его верфи. Яхты Оуэна — довольно дорогое удовольствие, но мы непременно должны приобрести одну из них!