Симпатичную брюнетку Ксюшу в магазин взяли по рекомендации Жанны. Ксюша любила поесть и была немного пухленькой. В настоящий момент ее не интересовал никто на свете, кроме Севы — ее безумной любви, парня, который работал гардеробщиком в ночном клубе неподалеку от отеля, жил в Люберцах и учился в Институте путей сообщения. Сева и весь штат ночного клуба подтверждали алиби Ксюши, потому что в эту ночь у Севы была смена в гардеробе, а в клубе был хороший концерт, который Ксюша не стала пропускать.

Марина по прозвищу Танк, в прошлом учительница младших классов, работала у них третий год — аккуратная и тихая, с гладкой прической. Василий Иваныч вспомнил, как она ела в кафе на третьем этаже — с почтением к еде, к каждому кусочку курочки. У нее было двое маленьких детей, муж — инженер, а продажи вторые по размерам после Жанны. Жила она в Строгине. Ее алиби на ту ночь подтверждала вся ее семья, включая свекровь. Марина со временем могла взять небольшой кредит у Михаилов и расширить квартиру до трехкомнатной: дети росли, и им стало тесно впятером в небольшой квартире многоэтажного дома в самом конце Таллинской улицы. В их компании такие кредиты давали. Конечно же и Марина была вне подозрений.

Однако Жанна лежала в Склифе, в коме, у нее из дома вынесли все, что могли, точно подгадав нападение на день зарплаты. И Василий Иваныч понимал, что где-то рядом слышится писк Крысы, где-то совсем неподалеку от него самого и от всех людей, работавших в «Солейль». Этот человек знал Жанну и ненавидел ее. Подставил, не задумавшись.

Такого человека было трудно вычислить, потому что Жанну любили все. Значит, этот человек был не таким, как все, или ловко прятал под маской любви и доброжелательности суть Крысы. Ничего не боялся, все рассчитал, продумал. Василию Иванычу до слез хотелось его найти.

Версия о маньяке казалась ему неправдоподобной. То, что Жанне за день до нападения отрезали волосы в метро, он был готов считать скорее глупым совпадением, чем предупреждением или намеком на серию. Случайный маньяк не стал бы искать в квартире документы на драгоценности и забирать их с собой вместе с ювелирными коробками. Скорее грабитель отрезал Жанне волосы за день до нападения, чтобы покуражиться над ней и заодно над будущими следаками. Оперуполномоченный Сонных боялся серии, но Василий Иваныч был уверен: маньяки тут ни при чем.

И в то же время Василий Иваныч отлично понимал, что при минимальных усилиях Жанну могли подставить все, кто стоял в первой линии на подозрении, имей они для этого серьезный мотив. Оставалось лишь найти его, этот мотив. Да только где? Пока что ему предстояло проверить вторую линию подозреваемых — личные контакты Жанны за пределами магазина «Солейль».

Глава 9

Она тихо выскользнула из зала на середине сеанса и присела в холле кинотеатра в мягкое кожаное кресло, положив ногу на ногу. Подвинула к себе тяжелую хрустальную пепельницу, достала сигарету и с удовольствием затянулась.

— Скучно? — спросил ее парень в форменной кепке, который отрывал билеты и выдавал наушники зрителям.

— Занудный фильм, — ответила она, мимоходом заметив, с какой простодушной жадностью парень взглянул на ее скрещенные ноги в тонких лакированных сапогах.

— В общем, тяжелый фильм, — поделился с ней парень своими соображениями. — Второй раз смотреть не станешь. Это по Сомерсету Моэму. А пейзажи Китая очень красивые, и актеры мне тоже понравились. На этот фильм все иностранцы идут, толпами.

Кинотеатр в гостинице прокатывал фильмы на английском с синхронным переводом на русский, и парень раздавал наушники русским посетителям перед началом сеанса. Сейчас он просто скучал.

— Да ну, — нудятина какая-то, я даже и смотреть дальше не хочу, — пожала она плечами и встала.

Пусть знает свое место. Будет он еще ей свое мнение высказывать.

Она зашла в туалет, придирчиво оглядела себя в зеркало и подкрасила губы. Ей казалось, будто по ее телу бегут остренькие искры знобящего нетерпения так, что к ней можно что-нибудь подключить — тостер, телик, — и все заработает от нее, как от аккумулятора.

Она выскользнула из туалета и, задрав подбородок, прошла по фойе кинотеатра к лестнице, которая вела на первый этаж отеля, с магазинами и ресторанами.

На нее пахнуло согретым ароматизированным воздухом отеля. В этой смеси был запах хорошей еды из ресторанов, с холодными крахмальными салфетками на столах. Она поймала легкую волну женских духов, след которых таял в воздухе. Когда же спустилась по лестнице вниз, на нее пахнуло теплом от разогретых лампами витрин.

Впрочем, для нее этот коридор с рядами магазинов и ресторанов в любое время года пах только одним — большими деньгами. Этот запах доводил ее до тихого экстаза. Ее просто вело от цен с тремя нолями, от золотистых названий брендов на стекле магазинных витрин, от слабого сигарного следа в воздухе, откуда-то слева.

Она дышала полной грудью только в таких местах и не могла надышаться всем этим. Любой другой воздух не шел ни в какое сравнение с запахом огромного мира, из которого взяли все самое лучшее, ценное и собрали здесь, в этом сияющем коридоре. Самое дорогое и самое лучшее. И это она шла мимо, это она дышала запахом неторопливой роскоши, это она отражалась во всех этих поверхностях — в зеркалах, в стеклах, в гладком мраморе стен.

Она и была рождена для этого — для лучшего и самого дорогого, исключительного, класса премиум-люкс! Она всегда знала это о себе, даже в своем пригородном детстве, где все окружающие ее люди лузгали семечки, матерились, пили, колотили своих жен. Она была рождена для другого — этого, настоящего, сверкающего мира, с запахом дальних стран и больших денег, которые ни к чему зарабатывать, потому что они у всех тут уже есть.

Больше всего на свете ей хотелось бы пройти сейчас весь длинный коридор походкой манекенщицы, в своих новых сапогах с острыми каблучками, но сегодня светиться в самом отеле она не могла. Она была чутка и осторожна, вошла в гостиницу через служебный вход, который вел к стоянке, поднялась в холл кинотеатра на служебном лифте. Но интересовал ее совсем не фильм по Сомерсету Моэму — о каком-то малахольном англичанине, который поехал в Китай да еще бросил свою жизнь на то, чтобы лечить китайцев от эпидемии холеры.

Она еще немного постояла у лестницы и посмотрела внутрь магазина «Патриций». Посетителей там не было. Менеджера тоже не было видно. Две девушки-продавщицы, Женя и Люда, сидели в креслах. Люда уже заметила ее.

Она вошла в магазин, выбрала свой самый нежный, кроткий, мягкий, как фиалковые лепестки, голос и именно этим голосом произнесла:

— Привет, девушки!

Они поздоровались.

— Как дела? Как сегодняшний день? Много покупателей? — спросила она.

— Народу немного, — ответила Женя.

— А я ходила в кино. Фильм по Сомерсету Моэму, — сказала она, опустив ресницы.

Женя и Люда вряд ли подозревали о существовании Сомерсета Моэма. Обе девушки работали в магазине мужской одежды и были, каждая по-своему, очень хорошенькими.

Голубоглазая брюнетка Женька, кроме длиннющих ног и фотомодельной внешности, обладала еще и неплохим характером — она была беззлобной и абсолютно спокойной девушкой. Она одевалась подчеркнуто модно и дорого, интересовалась в основном шмотками и своим молодым человеком, который был не беден и вообще уговаривал ее уйти из магазина. «Вот поженимся, тогда и уйду», — отвечала спокойная Женька. Они жили вместе уже полгода, и дело потихоньку шло к свадьбе.

— Понравился фильм? — поинтересовалась Женя. — А то мы с моим тоже собирались сходить.

— Да, там красивые пейзажи Китая, — важно ответила она.

Сеанс еще не окончился. Из «Патриция» обычно было хорошо видно идущую после кино вниз к гардеробу толпу, поэтому Женя заметила:

— А кино-то еще идет!

— Там плохой перевод, лучше я его досмотрю после, на DVD, — тем же самым негромким и нежным голосом сообщила она. — Что слышно в отеле?