Л. Н. Толстой с внуками Соней и Илюшей. (Рассказывает сказку об огурце.) Крекшино. 1909 г. Фото В. Г. Черткова

.

Л. Н. Толстой у ворот Красного сада. Ясная Поляна. 1909 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой с внуком Илюшей Толстым. Телятинки. 5 июля 1910 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой за разбором почты. Мещерское, Московской губернии. 1910 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой и С. А. Толстая. Ясная Поляна. 25 сентября 1910 г. (Последняя фотография Л. Н. Толстого), Фото В. Ф. Булгакова.

Л. Н. Толстой и В. Ф. Булгаков. Кочеты, Тульской губернии. 1910 г. Фото Т. А. Тапселя.

Л. Н. Толстой в гостях у своей дочери Т. Л. Сухотиной — Толстой. Кочеты. 1910 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой. Кочеты, Тульской губернии. 1910 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой и Д. П. Маковицкий. Ясная Поляна. 1909 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой, А. Л. Толстая, П. Д. Долгоруков,Д. П. Маковицкий идут на открытие народной библиотеки в Ясной Поляне. 31 января 1910 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой в Мещерском. 1910 г. Фото В. Г. Черткова.

Л. Н. Толстой на открытии библиотеки в Ясной Поляне. 31 января 1910 г. Фото А, И. Савельева.

Л. Н. Толстой с внучкой Танечкой Сухотиной. Ясная Поляна. 27 марта 1909 г. Фото В. Г. Черткова

.

Л. Н. Толстой со слушателями Тилевских вечерних курсов для рабочих. Ясная Поляна. 1909 г.

Л. Н. Толстого провожают со станции Крекшино. 1909 г. Фото В. Г. Черткова.

Дом на станции Астапово, в котором умер Л. Н. Толстой, 1910 г.

Похоронная процессия у въезда в Ясную Поляну. 1910 г. Фото А. И. Савельева.

Работал также Лев Николаевич над пьесой. Говорит, что она была «ужас что такое, а теперь начинает на что‑то походить».

Получена уже вторая телеграмма от скульптора князя Паоло Трубецкого, с вопросом, дома ли Лев Николаевич. Вероятно, он скоро приедет.

Говорят, он большой оригинал. Вегетарианец. Льву Николаевичу особенно нравится то, что Трубецкой, как он сам признается, «ничего не читает». Во время одного из его прошлых приездов в Ясную Поляну у него спросили, читал ли он «Войну и мир» Толстого.

— Я ничего не читаю! — ответил Трубецкой, не постеснявшись присутствием самого Толстого и точно обидевшись, что его не хотят понять и запомнить о нем такой простой вещи, как то, что он «ничего не читает».

Он говорит, что он таким образом охраняет свободный рост и развитие своей творческой индивидуальности.

Посетители. Совсем не интересный старик старообрядец почтенной наружности с просьбой о деньгах. Более интересный: студент — медик Московского университета, юноша Юрий Жилинский, путешествующий пешком на Кавказ, с маленькой черненькой собачонкой- замухрышкой. Зашел якобы за книжками, но, конечно, главным образом, чтобы повидать Льва Николаевича. Зашел и… кажется, зацепился, то есть заинтересовался взглядами Льва Николаевича [201]. Наконец, посетитель особенно интересный: крестьянин Тульской губернии Фокин, отказавшийся от военной службы и просидевший за это в тюрьме в общей совокупности восемь лет и четыре месяца (он три раза бежал). Теперь его выпустили, причем на четыре года отдали под надзор полиции. И вот, по нелепому распоряжению администрации, он должен еженедельно «являться по начальству» в город, отстоящий от его деревни за восемьдесят пять верст. А он человек рабочий. Пробовал не являться — доставили по этапу. Лев Николаевич дал Фокину письмо к Гольденблату и несколько рублей, так как в довершение всех бед Фокин недавно погорел. Конечно, он не просил Льва Николаевича о деньгах. Вообще он произвел впечатление в высшей степени порядочного и очень милого, скромного человека. По совету Льва Николаевича, я подробно записал со слов Фокина, который неграмотен, историю его отказа от военной службы.

Днем я ездил с Львом Николаевичем верхом. И он и я любовались природой. Небо голубое, все цветет — леса, трава; все свежее и такое чистое: еще не вянет и не запылилось.

Лев Николаевич работал над корректурами книжек «Мысли о жизни». Кое в чем я ему помогал: расположил по отделам вновь добавленные мысли о науке, распределил по разным книжкам вновь собранные и оставшиеся не включенными раньше мысли, в том числе Достоевского, Чернышевского, Лаоцзы, Конфуция.

Много народу, шумно, бестолково, Лев Николаевич, думаю, тяготится. Были: Андрей Львович, Скипетров, которого Лев Николаевич любит, Давид Максимчук, молодой человек, украинец, который осенью думает отказываться от воинской повинности, М. В. Булыгин, кн. Д. Д. Оболенский, Гольденвейзер, Дима Чертков, А. Сергеенко.

Пришел С. Д. Николаев — заговорил о Генри Джордже. Разговаривали на террасе, вечером, в темноте.

— А вот Андрюша заботится о том, — начал Лев Николаевич, — чтобы укреплять землю…

— И всю жизнь буду заботиться, — перебивает Андрей Львович[202].

— …за собственниками, чтобы крестьяне стали такими же грабителями, как помещики, — кончает, не повышая голоса, Лев Николаевич.

В столовой за чаем Софья Андреевна заметила, что, по газетам, больной фельдмаршал Милютин ничем не интересуется, весь ушел в себя, — словом, жизнь умирает.

— Напротив, только начинается настоящая‑то жизнь, — тихо произнес Лев Николаевич.

Утром, узнав, что в «Русском слове» напечатано мое письмо о вегетарианстве, писанное по его поручению частному лицу, Лев Николаевич сказал:

— Вы хорошо пишете, они и печатают [203].

Говорил, как о благодарной теме для художника, о типе современного молодого священника, который хочет служить богу на деле и сталкивается с препятствием в лице церкви.

О простых религиозных людях, исполняющих церковные обряды, Скипетров, приехавший снова, сказал, что они не осуществляют в жизни своих добрых намерений.

— Нет, нельзя сказать, — возразил Лев Николаевич. — Осуществляют, но в очень ограниченной степени. Те силы, которые должно бы тратить на это, уходят именно на другое. Главное то, что они искренно верят в бога, в живого бога. А в этом все!.. А вот у профессора этого нет.

Говорил, что ему нравится обычное у крестьян ироническое настроение, а потом прибавил, что у них бывает три рода настроений: