Михаил, зная, что у другана есть разведённый спирт, попросил санитара, открыть дверь в закрытую палату. Подсел к Серёге на койку.
— Плесни немного, а то всего трясёт, жаба горит!
— Хочешь, целую кружку налью? — прикололся обладатель «сокровища». — Только условие: выпиваешь всё и сразу.
— Ты че, рехнулся?! В кружке, — 300 грамм!
— Тогда иди…
И алкаш вынужден был, вылить в себя, не прерываясь, целую прорву «пойла»…
Наутро врач, Викентий Степанович, пожилой дядька со вставленным глазом (глаз, давно еще, один больной выткнул ручкой), — начал возмущаться, подойдя к шконке Михаила на обходе.
— Ну, что за человек! Ведь, специально изолировали от возможности выпить, лечат, — а он, даже здесь, не останавливается! Как еще бороться? Поставим тогда, укол длительного действия — деканат, — может, будешь бояться пьянствовать! Смотри, последствия, при употреблении алкоголя, весьма неприятные от этой инъекции!
«Ну, на хрена, этот укол! — злился провинившийся. — Всё равно же, пить не перестану! Вот, какой мстительный старик! Ненавидит психов за потерянный глаз. Так зачем, вообще, здесь работать-то?..».
В одно из посещений, мать, вместе с «дачкой», отправила записку. Целое письмо. Михаил читал, и волосы у него, чуть не вставали дыбом.
«…A жена-то твоя, совсем обнаглела! Живёт в норинском доме, на квартире (хозяин уехал к сыну, сдал дом на время). Пьянствует, чуть ли не каждый день, водит новых и новых мужиков с цеха. У нас, с отцом, на глазах!.. Я пришла туда, и давай стучать. Вышла, проститутка бесстыжая! Так поганое ведро, на голову суке одела! Драться, вишь ли, решила! Кричит: «Не нужен ваш сын! Будь проклят!». А я: «Ты что, мокрощелка, делаешь-то? На всю улицу позоришь, а отца в цеху! Убирайся отсюда вон!». Так нет же, продолжает жить. Игнатий испереживался. Сколько ведь, добра сделали, а сучка так отплатила! Совсем совести нет! Но мы её, — хоть как, скоро выселим! Норину уже письмо написала. Не переживай. Разведёшься, и всё тут!..».
Михаил был потрясён. Настроение, и без того хреновое, совсем упало. «Какая неблагодарная! Подлая и мстительная! Это за свои унижения, так с нами поступает! Мразь!.. Ну, выйду, устрою бл-не жизнь! Вылетит с той фатеры, как миленькая! Родителей жалко… Они-то причем? За что грязью поливает? Ну, и стерва! Даром, что деревенская дура! Первосигнальное животное, блин! Активность которого, только и прёт в плане гиперсексуальности… А на большее, Зая, — ни на что, и не годна. Сугубо материальная ориентация онтогенеза. Секс заслоняет стыд. Абсолютно никакой духовности… Развод, только развод с ней! Всё кончено! Да, всё кончено…».
Глава 4
1
По выписке из больницы, Михаил сразу запил. На душе, по-страшному, кошки скребли. Хотел, было придти к Зае, в норинский дом, набить морду, но сдерживала гордость. Зачем показывать, что ревнует, — ведь её действия, именно на ревность и рассчитаны. Пустилась во все тяжкие, не просто ведь так. Хочет показать своё «я», что востребована, притом очень, мужским полом. Чтоб, униженный муж, бегал вокруг и бесился. Не дождёшься, милая! Ноль внимания, — лучший способ оскорбить бабу… И псих, беспробудно заливал вынужденное бессилие, кипя от злости.
Как-то ночью, Михаил пробудился с ощущением, будто, кто-то заставил это сделать. ОН! Опять пришел ОН!
— Ну вот, и опять встретились, ха-ха-ха! Спишь, а жена рядом, вовсю занимается сексом с мужчиной! Неужели, ничего не предпримешь?
— Мне наплевать на это…
— Лжешь! Тебя, как магнитом, притягивает к предмету вожделения! Вспомни, как представлял бурные сцены вашей плотской любви! Она втоптала в грязь достоинство, и потому, заслуживает смерти, как неверная жена! Убей же её!
— Стоит ли мараться! Да и потом, к распутству Ленку, вынудило отчаяние. Зая любит меня, но, изо всех сил, хочет освободиться от этого. Посему, так и поступает. Ясно ведь…
— А ты неплохой психолог… Но не забудь, что самое уязвимое место её — униженное «человеческое достоинство». Ибо, Зая — чрезвычайно тщеславное и самовлюблённое существо. Считает себя умней всех, хотя глупа, как пробка. Считает, что — красавица… А ты наступил на слабое место: называл дурой, ни во что не ставил, гнал из дома, как собаку! Вот и получай, теперь, по заслугам!
— Так суке и нужно! Презираю б-дей!
— Если бы пожил в тех условиях, в которых она оказалась не по своей вине, по-другому бы говорил. Впрочем, распутство Заи имеет наследственные корни. Женщин, условно, можно разделить на «бл-дей» от рождения и, так называемых, «мам». Хотя суть обоих типов такова, что, в любом случае, генетически располагает к неверности. Это, конечно, крест для мужчин во все времена!
— Так чего же ты хочешь?
— Накажи! Убей! Будь мужчиной! Отомсти за обесчещенных родителей! Или духу не хватает?!
Михаил вскипел:
— Да за это её, убить мало! Пойду, разнесу бл-й дом!
Он вскочил с кровати, схватил, со стола, кухонный нож и выбежал из дома. Окна, в норинском вертепе, ярко горели. Михаил, изо всех сил, постучал в стекло. Показалась голова Ленки.
— Открывай, падла! Счас я тебе устрою!
К удивлению, Зая, как ни в чем не бывало, открыла дверь. Одета была в спортивный костюм.
— Проходи, гостем будешь! — произнесла совсем обыденно.
— Ты одна?
— Нет. У меня мужчина. Могу познакомить.
Вместо того, чтоб броситься убивать ненавистного хахаля, Михаил, почему-то, успокоился. Может, невозмутимый тон Заи, подействовал на него. Зашел в дом.
Пьяный хахаль дрыхнул голым, едва прикрывшись одеялом. Ленка села рядом на стул, протянула пачку сигарет.
— Кури. Как дела у волка-одиночки?
— Нормально. А ты, смотрю, балдеешь от активной сексуальной жизни!
— А, надоело уже… Че, пьешь всё? Только отлечился, и опять за старое?
— Хочу — пью. Тебе-то что? Долго еще будешь, бордель здесь устраивать? — муж поражался своему бесстрастному голосу.
— Это моё личное дело, — спокойно ответила Зая. — Смотрю, — совсем даже не ревнуешь…
— Дак я, уже и не люблю, — соврал он. — Закончилось всё давно…
— Не любишь? — как-то сразу, смешалась Ленка. — Да и ты, блин, не нужен шибко! У меня мужиков сейчас — прорва!
— Ну и что? Что из этого? Чего добилась, кроме дурной славы?
— А вот нравится, и точка! Ты ведь тоже гуляешь!
— В больнице-то?.. Короче, я пошел. Всё равно, — мы отсюда выселим. Так что, не старайся досадить. Насквозь тебя вижу. Страдаешь и бесишься от бессилия…
— Пойдем домой? Я же, по-прежнему, люблю… — внезапно, тихо прошептала Ленка.
— Нет. Теперь уже всё. Шанс навсегда потерян…
— Тогда убирайся! Ненавистный! Убирайся вон! — крикнула Зая так, что хахаль проснулся, подняв пьяную рожу. Потом, опять уткнулся в подушку.
— Всю жизнь, ведь испортил! Ну, сволочь, еще отомщу за себя!
— Жаль тебя, дуру. Ни хрена ты не сделаешь… — бросил Михаил. — Как шмоналась по разным мужикам, так и будешь, всю жизнь, шмонаться, униженная и оскорблённая, блин! Без детей и крова, продавая свой жалкий прибор. Это — жизненный сценарий. В общем, пока…
Встал и, пошатываясь, вышел, чувствуя моральную победу. Но оказавшись дома, вновь и вновь, мучительно, стал прогонять в мозгу всю их совместную, с Ленкой, жизнь. Его переполняли и ревность, и стремление быть с любимой, и жуткое чувство одиночества, и неспособность что-либо изменить…
2
На следующий день, неожиданно для всех, начался запой у Игнатия Ивановича. Впереди была уборка картошки, — посему, тем более, было странно, что он, такой хозяйственный мужик, вдруг запил. Соседи не догадывались, что виной тому, стали переживания за сломанную жизнь сына, его пьянство, за проститутку сноху; стыд перед соседями и мужиками из цеха, где подрабатывал.
Мать сразу приняла меры: убрала новое покрывало с дивана, сняла дорожку и ковры с пола, потому что всё это, сразу бы превратилось в негодное состояние, от мочи, блевотины и грязи. Уже на второй день, Игнатий Иванович валялся, как свинья, и дико выкрикивал, в пьяном угаре, чтобы его похмелили. Находиться рядом с ним, было невыносимо. Выпив почти полный стакан водки, алкаш забывался на 20–30 минут, а потом, вновь начинал, орать благим матом. Ползал на карачках по комнате, опрокинул бак с запасённой водой. Мать постоянно сменяла одежду, бегала за «пойлом».