3

Михаил, уже час, «вызванивал» заведующую городским планетарием Зиновьеву, чтобы получить исчерпывающую информацию по комете Бьеркса-Ларсена, приближающейся к Земле. Вообще, что-то непонятное творится с нашей планетой: природные катаклизмы — наводнения, землетрясения, извержения вулканов, ураганы, а также странные миграции животных и птиц; эпидемии, высокая смертность людей, множество локальных войн, социальные потрясения, как, например, в России… Всё это, — объяснила Зиновьева, — есть результат аномальной солнечной активности, которая сейчас имеет место.

«Люди с психическими нарушениями, неустойчивой эмоциональной сферой, — вспомнил Михаил, — в этот сложный период Земли, особенно подвержены вредоносному влиянию Солнца». А у него, кстати, давно уже, — еще со студенческих лет, — депрессивно-тревожные состояния. Лежал даже, в отделении неврозов психиатрической больницы… А черт! Совсем забыл! Нужно еще позвонить, в городскую администрацию, по поводу нового постановления, и в областное УВД, по нашумевшему тройному убийству…

— Игнатич! — как камень, влетел в комнату Шаров, корреспондент из отдела новостей. — Ну, че «мысли» есть? Никитский уже нас поджидает! Возьмём пока, пару бутылок «Шерри», а потом, посмотрим. Я уже двум фифочкам позвонил. Скоро будут.

— Подожди ты! С планетарием нужно закончить! Информация, хоть и короткая, а ответственному секретарю, нужно срочно сдать в номер. Ждёт ведь!

— Ну, давай. Полчаса на «размышления»!

Шаров — одногодка Михаила, — быстрый, холеричный, нервный, — уже сейчас, в сравнительно молодом возрасте, имел большую блестящую лысину. Не смотря на то, что женат, — был отчаянным юбочником, изменял супруге направо и налево. Лицо, постоянно, чем-то озабочено. Заикается. Весьма неравнодушен к выпивке.

В «Вечерке», стал трудиться недавно, после того дня, как Михаил встретил его, случайно, у газетного киоска на улице. Виталик, имея за плечами журналистский факультет МГУ, маялся без работы. Собственно, Михаил и помог парню с трудоустройством.

— Сегодня всех угощаю. Первая ведь, премия за материал! — Шаров, любовно, стал разливать ликёр по уже приготовленной, «дежурной» таре. — Девочки, как вам у Александра Ивановича? Он у нас, кроме того, что зав. отделом и известная «акула пера», еще и кандидат медицинских наук! Так что, если есть интимные проблемы с «женским здоровьем», милости просим за консультацией!

— Ну, ты, право, Виталик и хам! — рассмеялся Никитский, худощавый с живыми глазами деятель. Вне работы, тоже любитель прекрасного пола и шумных застолий. — Таня и Люда пришли отвлечься от тяжелых трудовых будней, отдохнуть, а сам ставишь их в неловкое положение!.. Михаил, а ты-то чего не пьёшь?

«Опять, блин, нахерачимся, а потом болей!..» — Михаил, до репортёрства в «Вечерке», и на дух, не принимал спиртного. А здесь, в газете, в таком напряженно рабочем ритме, хотелось как-то расслабиться. Да и Шаров с Никитским, тут как тут. Для них, пьянка с девочками — привычное дело, то бишь, — море по колено, а ему она уже боком встала. Постепенно впал в зависимость от «пойла», нарушать стал трудовую дисциплину, даже временами прогуливал. Редактор и зам., уже косо поглядывали: «Такие надежды подавал вначале, а сейчас, что-то, испортился парень!». Хотя немного выпить, действительно, не мешает… Целую неделю рвал как черт, норму по строчкам перевыполнил. Короче: стресс нужно снять. И девчонки, вроде бы, ничего. Особенно та, беленькая…

Через пару часов, дым в кабинете стоял коромыслом. Шаров, во всю, уже лапал разомлевшую, от выпитого, Таню. Никитский, со знанием дела, — «уламывал» подругу.

— Гад ты, всё-таки, Виталик! — ни с того ни с сего, вспылил Михаил и, подойдя к Шарову, врезал ему в челюсть.

— Че, дурак, приревновал?! — вскочил, как ошпаренный, оскорблённый Виталий и схватил за грудки — Получи-ка, сволочина пьяная!

Град ударов посыпался на перепившего обидчика. Оба, в борьбе, повалились на пол. Таня завизжала. Никитский бросился разнимать драчунов.

— Тихо вы! Сюда ведь, придти могут в любое время!

Но в дверь уже стучали. Быстро вскочили и, кое-как, навели порядок на столе.

— А, да это Вовка Березин, фотокор! Да не один, а с «пузырём»! Входи, входи!

Обиды, тут же, были забыты, и в компанию, влился еще один местный бухарик.

Вовка на «Никон» стал снимать развеселившихся дам. Виталик и Михаил полюбовно «поделили» Таню. Никитский рассказывал пикантный анекдот…

4

На душе был чудесный подъем. Когда Михаил шел к своему наставнику, всегда его, при этом, охватывало нетерпеливо-радостное возбуждение. Как будто, что-то трепетно-святое, ждало в небольшой двухкомнатной квартирке старой «хрущевки». Еще бы! Борис Борисович ведь, кандидат психологических наук старой закалки, известный в городе ученый, а знания этого сверхчеловека — неисчерпаемы…

Вот, и остановка. Троллейбус сделал осадку, лязгнули дверцы. Михаил, быстрым шагом, двинулся, по асфальтированной дорожке, к дому № 7. Поднялся на второй этаж. Обшарпанную дверь, открыл сын Николаева.

— Отец дома?

— Вышел, но скоро придёт. Подождёте?

Он прошел в тесную прихожую, а затем, в маленькую неопрятную кухню, где, в течение уже нескольких лет, проходили их, с Борисом Борисычем, встречи и обсуждались самые различные проблемы.

Через некоторое время, прибыл сам «сверхчеловек». Сразу видно — с тяжкого похмелья: волосы всколочены, лицо обрюзгло, небрито, дыхание прерывисто. Борис Борисыч поставил на стол поллитровку, какого-то, дрянного яблочного вина.

— Будете?

— Да нет, вам оно намного нужнее…

— И то верно.

Николаев ловко сорвал пробку и, в один миг, вылил всё содержимое бутылки в горло. Смачно крякнул: «Счас дойдет…», и уселся за стол, явно ошарашенный первичным эффектом. Обычное добродушие вернулось к нему.

— Ну вот. Теперь можно, и поговорить… У вас, какие-то новые мысли возникли, относительно Берлинского труда?

— Да. В прошлый раз, мы пытались разрешить проблему наследственной изменчивости типов нервной системы.

— И вы, всерьёз полагаете, что развитие типа в онтогенезе разновероятно?

— Исходно варианты, того или иного, развития равновероятны, но тем не менее, генотип, например, тревожный, либо остаётся тем же, одним и тем же генотипом, либо видоизменяется под влиянием среды, оставаясь тем же конституциональным типом.

— Я что-то не пойму. Хотя, знаете, может, вы и правы… Михаил, можно попросить об одном одолжении? — внезапно, прервал нить «научной беседы» Борис Борисыч.

— Деньги?

— Да, если можно. Чувствую, что не поправился я. Давайте приобретём что-нибудь, да и посидим, где-нибудь, на травке. И поговорим, конечно… Согласны?

Вышли к ближайшему гастроному. Взяли водки, пристроились на лежащее бревно, неподалёку. Наклонившись, грузный Борис Борисыч, кряхтя, сам разлил «бодягу» по полиэтиленовым стаканчикам. По доброте душевной, плеснул еще и, скромно подошедшему, ханыге.

— А вы к докторской, не пытались приступить? — спросил Михаил, после нескольких возлияний.

— Представьте себе такую ситуацию… — уже заплетающимся языком, начал «экс-кандидат» наук. — Идёте вы по узкому-узкому коридору и хотите, куда-нибудь, свернуть. А не можете. Коридор держит крепко-накрепко и ведёт к какой-то катастрофе… И потом, ведь психология, наука, не самое главное в жизни.

— Как так не главное? В этом, по-моему, весь смысл.

— Я тоже, раньше так думал. А потом, сказал себе: «Сколько можно лизать задницу этой науке и, при оном, не получать никакой отдачи?». Взять, к примеру, нашего Клеймана. Ведь он, только, и читает узкоспециальные монографии да статьи. И всё! Даже никакой беллетристики, для души, себе не позволяет. Ну, станет доктором. Доктором же и помрёт, так ничего и, не уяснив в жизни. Кукует один — ни жены, ни детей… Короче: свихнулся на своей психологии. А ведь, всё из-за желания как-то отличиться, выдвинуться, заслужить одобрение, почитание…