Рядом с ним его командующий прошептал:
— Кажется, я вижу отверстие.
Клэйн вгляделся туда, куда тот показывал и увидел это отверстие. Он почувствовал холодную дрожь, потому что оно было прямо по их курсу. Никакой ошибки — его судно устремилось к нему — их втягивало внутрь. Возможно, что автоматическое управление его небольшой машины включило дверной механизм своего корабля-матки и, возможно, они смогут войти в него без сопротивления. Его собственный план был проломить вход крошечной бомбой, и ему казалось, что он все еще предпочитал этот способ. Сейчас вопрос был такой: была ли это ловушка тех, кто на борту, или же процесс был настолько автоматизирован, что никто не обращал никакого внимания на вновь прибывших?
Это был риск, на который приходилось идти. Самая большая опасность заключалась в том, что эта гигантская машина начнет движение.
Свет воздушной камеры оказался обманчиво тусклым. Он прикидывал, что было еще более ста футов, как раздался щелчок. Машина резко сбавила ход, и он увидел, как неясно вырисовывающиеся серые двери развернулись в обе стороны.
Двери плавно закрылись позади них, и перед ними заскользили еще одни. Небольшое судно со своими тридцатью пятью человеками на борту, спокойно двигалось вперед — и оказалось внутри корабля, пришедшего из звездных глубин.
Джеррин ждал в полевом штабе, куда он для укрытия забрал свою семью.
— Они еще внутри, — таков был краткий доклад его старшего полевого офицера.
Примерно через восемнадцать часов, ситуация фактически означала смертный приговор. Джеррин обвинял себя.
— Ни в коем случае ему нельзя было разрешать идти, — сказал он Лилидел. — Нелепо, что член нашей семьи должен участвовать в прямых штурмах.
Сам он принял участие более чем в ста штурмах, но сейчас это игнорировал. Он игнорировал и тот факт, что только человек, управляющий энергетическим шаром — сам Клэйн — мог провести атаку, которую задумал.
Джеррин расхаживал по штабному кабинету; и только через несколько минут он заметил, что впервые Лилидел нечего было сказать. Джеррин пристально посмотрел на нее, мрачно понимая, что ни она, ни те, кто стоял за ней, не были недовольны тем, что произошло.
— Дорогая моя, — сказал он наконец, — неудача Клэйна будет иметь последствия для всего государства. Она будет означать начало, а не конец наших бед.
Она по-прежнему молчала. И он увидел, что в этом кризисе она была не в состоянии понять этого. У нее были свои собственные цели, цели матери и представителя группы, которая действовала через нее. Его мысли вернулись в прошлое, к выбору, который сделала старая леди Лидия, его бабушка, убедив своего стареющего мужа, что ее сын должен стать наследником Линна.
— Я должен сделать так, — решил Джеррин, — чтобы престолонаследие не стало делом Лилидел. Да и мне пора больше интересоваться детьми. Я больше не могу доверяться тому, что она сделала с ними.
Это особенно касалось Каладжа, его старшего сына.
Он снова взглянул на жену и открыл было рот, чтобы сказать, что, если Клэйн останется в живых, у него будет власть по желанию взять правительство. Он не сказал этого. Это не послужит никакой полезной цели. Во-первых, она не поверит, а во-вторых, это было не совсем верно. Правительство частично зависело от совместных действий управляемых; и были факторы против Клэйна, о чем, к счастью — он был убежден — знал и сам Клэйн.
Встречи между ними сделали дружеское сотрудничество возможным. Только чрезвычайные обстоятельства, как он был уверен, могли изменить сейчас политическую ситуацию в Линне.
«Мне придется сделать завещание, — подумал он. — Случись со мной что-нибудь, умри я — не должно быть никакой путаницы».
Он почувствовал себя угнетенным. Уже во второй раз — менее чем за год — как беда поразила сердце империи. Сначала Чиннар, варвар, а теперь чужаки. С воздуха он видел потоки беженцев из дымящихся городов, разбомбленных прежде, чем они были полностью эвакуированы, и он сознавал свое несоответствие перед лицом такой колоссальной катастрофы. Это и решило дело.
— Я отказываюсь, — сказал он, — верить, что Клэйн потерпел неудачу. Если это так, то мы проиграли. И осознание этого еще раз подчеркивает его важность в кризисное время. Он единственный человек, способный управиться с чрезвычайной ситуацией, имеющей дело с атомной энергией. Если он все еще жив, я намереваюсь сделать следующее.
С широко раскрытыми глазами она слушала, как он объяснял о завещании, которое собирался написать. Вдруг лицо ее исказилось от ярости.
— Ты с ума сошел! — выдохнула она. — Ты серьезно? Ты собираешься лишить наследства собственного сына?
Он сурово посмотрел на нее.
— Дорогая моя, — сказал он, — я хочу дать ясно понять тебе и твоей личной армии раз и навсегда. Пока я лорд-советник, государство не будет рассматриваться как собственность, которую автоматически наследуют мои дети. Слишком рано решать, обладает ли Каладж качествами, необходимыми для руководства. У меня впечатление, что он чрезвычайно эмоциональный юноша, который слишком часто поступает так, как хочется ему. Пока что здесь нет признаков стабильности, которой обладаю я, обладает Клэйн и до определенной степени обладал Тьюс.
Лицо женщины смягчилось. Она подошла к нему.
— Я вижу, ты устал, дорогой. Пожалуйста, не делай ничего в спешке, пока не пройдет этот кризис. Я принесу тебе чашку чая — крепкого, как ты любишь.
Она внесла чай дрожащими пальцами и вышла со слезами на глазах. Напиток показался необычайно горьким, даже на его вкус, но он отхлебнул его и начал диктовать, сначала завещание, затем письмо Клэйну. Он признал, что он слишком многое принимал как должное, но настроение его оставалось мрачным. И только после того, как он запечатал две статьи и положил их среди деловых бумаг, он почувствовал, что напряжение прошедших нескольких дней сказалось на его теле. Он почувствовал огромную усталость и даже небольшой озноб.
Отослав секретаря, он лег на кушетку под окном. Прошло двадцать минут, и мягко открылась дверь, так мягко, что спящий казался непотревоженным. Лилидел вошла, взяла чашку, в которой был чай, и на цыпочках вышла.
Прошло около часа, когда напряженная тишина комнаты была вновь нарушена. Внешняя дверь распахнулась. Через порог ворвался штабной офицер.
— Ваше превосходительство, — задыхаясь, начал он, — захватчик появился над лагерем.
Стройное, одетое в униформу тело на кушетке не шевелилось.
5
Когда «подъемное» судно Клэйна остановилось внутри вражеского корабля, он через мгновение увидел, что их прочно удерживали в чем-то вроде металлического футляра. Нос машины и половина корпуса были погружены в эту облегающую люльку. Вокруг него повсюду были другие небольшие суда, вставленные в подобие ячейки.
Судно автоматически скользнуло в свое гнездо. Теперь была только одна проблема. Заметит ли тот, кто управляет большой машиной, что это спасательное судно, которое было захвачено на Марсе человеческими существами?
Если он заметил, то в первые минуты ничем это не показал.
Там, где заканчивался футляр «гнезда», были высокие ступеньки. По этим ступенькам и поднялись Клэйн и его люди, пройдя в пустой коридор. Клэйн внезапно остановился, поколебался, глубоко вдохнул — и послал шар на его смертельное задание.
Свернув, он пропал из виду, вернулся, снова исчез и опять вернулся. Затем, в третий раз, соскользнул, как удар молнии.
На этот раз он вернулся уже пресыщенным.
Они не нашли ни одного живого существа какого бы то ни было вида. Они бродили несколько часов, прежде чем наконец убедились, что за эти несколько секунд громадный корабль был охвачен простым процессом. Шар поглотил всех чужаков на борту. Как только Клэйн удостоверился в этом, он направился в огромную комнату управления.
Он зашел как раз вовремя, чтобы стать свидетелем одного странного механического явления. Какая-то громадная стекловидная, зеркальная пластина, которая не издавала ни звука, ни света, когда он в первый раз прошел через комнату управления, замерцала вспышками света и из нее раздались какие-то робкие, явно бессмысленные звуки.