— Я должен четко и ясно заявить, — говорил начальник службы охраны метро, меряя шагами кабинет, — что пользование экстренным стоп-краном не по назначению и посягательство на собственность департамента путей сообщения являются в равной мере противоправными действиями…

Я так и подскочил:

— Но я не открывал стоп-кран…

— …и в равной мере караются законом! — громогласно закончил начальник.

Мама смотрела на меня во все глаза. Смотрела сердито, но в глазах у нее стояли слезы, и губы начинали подрагивать.

— Я понимаю, — промямлил я.

Итак, я преступник. Грязный преступник.

Это мерзкое сало, в которое я влез, было похоже на жирный грим. Сколько ни три, только больше размазывается. Начальнику охраны даже пришлось постелить на стул пленку, чтоб я его не запачкал.

Мое мрачное будущее прокрутилось у меня в голове: крошечная камера… каторжные цепи на ногах… начертанные на каменной стене палочки, отсчитывающие скорбные дни несчастного узника…

— Что… что ему будет? — спросила мама.

— Суд для малолетних — вот обычная процедура, — ответил начальник.

— Но он никогда ничего не нарушал! — воскликнула мама.

Начальник сел за свой стол и тяжело вздохнул.

— Сынок, я знал твоего отца. Его департамент сотрудничал с нашим. Он был славным человеком. Тебе, конечно, его не хватает.

Я нагнул голову как можно ниже. Мама вздохнула еще тяжелее.

— Я отпущу тебя, — продолжал начальник охраны. — Но с очень серьезным предостережением. То, что ты сотворил, не только противозаконно, но и крайне опасно.

Я кивнул.

— Спасибо, — сказала мама.

Теперь кивнул начальник.

— А теперь отправляйся домой, молодой человек, и первым делом прими ванну.

Мама была не в лучшем расположении духа, когда мы, наконец, вышли из конторы службы охраны подземки.

— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Не вздумай выкинуть еще раз что-нибудь столь же глупое. И почему ты вообще оказался в этом поезде? Кто разрешил тебе уходить из дома?

— Мам, мне уже тринадцать…

— Разве это значит, что ты можешь идти куда угодно и ставить под угрозу всю систему поземного сообщения? — Мама произнесла это на повышенных тонах.

— Но я же говорил, что не делал этого!

— Тебя могло убить!

— Знаю.

— Я уже потеряла одного. Не хватало мне потерять еще и тебя. По твоей собственной глупости.

Все. Хватит. Сыт по горло. Сколько можно ругать меня? Смеяться надо мной. Бичевать за то, что я делал и чего не делал.

— Я не идиот! — закричал я. — Я вышел из-за него!

Дурак. Идиот. Трепло.

— Из-за кого?

Не собирался я болтать об этом. Только Хитер знала. И мои закадычные дружки были в курсе.

И мама рано или поздно докопается.

Тяжело вздохнув, я брякнул:

— Из-за папы.

— Ты был с папой?

— Нет. Видишь ли, я думал, что видел папу. На платформе.

Мама застыла, глядя на меня.

— Ты хочешь сказать… как бездомного бродягу, из тех, что живут в подземке? О, Дэвид, почему же ты раньше не сказал?

— Да нет же. Это был не он, мам. Вообще никого не было. Мне… почудилось. Это была галлюцинация.

Мама вся сжалась:

— Дэвид Мур, что все это значит? Ты хочешь меня провести?

— Да нет, мам!

— Ты говоришь неправду, будто тебе показалось, что ты видел папу, чтобы я простила тебя за эту дурацкую вылазку на платформу. Дескать, это все стресс и все такое прочее. Так, что ли?

— Выкинь все из головы…

— Не дури, Дэвид. Я месяцами не сплю. Я вскакиваю от телефонных звонков. У меня такое ощущение, будто мои внутренности вывернули наизнанку и разбросали по всей земле. Я люблю тебя и пытаюсь понять, что ты переживаешь, и я не позволю пользоваться именем отца как прикрытием для чудовищных поступков.

Мама выкладывала все это в ярости, но глаза говорили совсем о другом. Они словно молили: «Ну скажи мне, что все это правда». Никакие страхи и отчаяние не могли уничтожить надежду, брезжащую, подобно слабому предутреннему свету.

У меня перед глазами возникли фотографии — старые карточки, висевшие у нас в передней. Папа — мускулистый, в обтягивающей майке, с длинными волосами, завязанными в хвостик. Вот он с притворным ужасом тычет пальцем в свою команду, когда вступил в службу охраны. Вот он целует маму на их свадьбе. Все снимки папы до моего рождения. Какой-то незнакомец.

Для меня отец остался совсем другим. Старше, с поседевшими волосами, массивный. Я потерял такого отца.

А мама? Она ведь потеряла всех этих мужчин на стене. Всех до единого. И я вдруг понял, что она испытывает боль, которая мне и не снилась.

А сейчас она впилась в меня глазами, умоляя об ответе, который был бы надеждой. Теперь я, кажется, понял, что такое настоящая надежда. Она нас преображает. Она подобна миражу в пустыне. Ты видишь его там, где на самом деле ничего нет. По телику. В холодном взгляде детектива. На гнусном перроне подземки. Но, подобно миражу, все исчезает и безжалостно оставляет тебя ни с чем.

Нет, такую надежду я не вправе дать маме. Это было бы подло. Если я сам начинаю сходить с ума, я не вправе заражать и ее.

— Но это же глупо, мам, — сказал я, отводя глаза. — Это… это было что-то вроде галлюцинации. Больше это не возвращалось. Вот и все…

Я замолчал. Мама тоже молчала. Долго. Потом я почувствовал, как она обняла меня.

— Дэвид, — ласково проговорила она. — Нам обоим пора отдохнуть.

Сейчас мне больше всего нужно было одно — принять душ. Что я незамедлительно и сделал, как только мы переступили порог дома.

А потом я помчался прямо к себе в комнату. Тщательно прикрыв за собой дверь, я вывалил на стол содержимое карманов — обертку от жвачки, жетоны на метро, ключи, пару резинок…

Небесно-голубая визитка спряталась в сложенной бумажке с домашним заданием. У меня засосало под ложечкой.

Надежда.

Дудки.

Выбрось ее. И глядеть нечего.

Я бросился в ванную комнату, поднял крышку унитаза и бросил карточку в унитаз.

Но успел прочесть слова.

Сердце замерло. Имя ничего мне не говорило. Как и компания. Просто какой-то тип. Тип как тип. Просто какой-то человек, визитка которого вчера упала на платформу.

Я выхватил карточку из унитаза. А что, если она нужна Майлсу Ракману? Вдруг это у него последняя? Позвони ему.

Конечно, надо позвонить. Надо услышать его голос и убедиться, что он и в самом деле проживает в Франклин-сити, а не в каком-то призрачном мире.

Я прокрался в мамину спальню и взял переносной телефон.

— Дэвид? — окликнула она меня из кухни. — Что хочешь на завтрак? Я иду в магазин.

— Э… хот-доги, — отозвался я. — Мороженое и шоколадные подушечки.

— Ладно, ладно, — засмеялась мама. — Сиди дома и жди, слышал?

— Ясно.

Я подождал, пока за ней закрылась дверь.

Взяв голубую визитку, я хотел было поднять трубку. Вдруг резко зазвонил телефон. Я чуть до потолка не подпрыгнул от неожиданности.

— Хелло! — поднял я трубку.

— Что с тобой? — Это Хитер. Всегда тут как тут.

— Да ничего. Это ты чего?

— Что на ней? На визитке?

— А тебе-то что за дело?

— Если б мне не было дела, ты б ее не достал.

— Если б ты не совала нос, куда не надо, меня б не сцапали.

— Ну, положим. Но тебе всего тринадцать лет. Они только попугали тебя и похлопали по попке, так ведь?

— А ты откуда знаешь?

— Смотрела по ящику. Так что на карточке?