Изменить стиль страницы

Путь наш лежал на северо-восток Румынии. Его этапами были города Плоешти, Бузэу и Фокшани, а конечным пунктом – городок Панчу, жестоко пострадавший от недавнего землетрясения. Длина маршрута в оба конца составила более 500 километров.

Уже на первых километрах за городской чертой мы точно установили, что у нашей машины есть «двойник» – полицейская машина, шедшая за нами на небольшом расстоянии. Решили не придавать этому значения. В конце концов, ехали мы с ведома румынских властей, никаких предосудительных умыслов не имели, вторгаться в запретные зоны не собирались и поэтому возможные придирки шпиков могли резонно отвести.

Не стану описывать наше путешествие детально, хотя вынесли из него много наблюдений и впечатлений. Отмечу лишь те из них, которые наиболее заслуживали внимания и крепче всего врезались в память. Это, во-первых, ужасающее зрелище разрушений после землетрясения в Панчу, где каждый второй дом лежал в развалинах, где большинство улиц было загромождено крупными обломками и сделалось непроезжим, где почти не замечалось признаков жизни, ибо оставшиеся в живых и насмерть перепуганные горожане разбрелись по окрестным селениям. Во-вторых, это удручающая нищета деревень и изможденный вид крестьян в жалких рубищах. И в-третьих, это зловещая картина воинских подразделений вермахта, то и дело сновавших по шоссе в бронетранспортерах или армейских грузовиках, а также германских военнослужащих, мчавшихся на мотоциклах в одиночку и колоннами.

– Так что же, Владимир Дмитриевич, – с напускным простодушием спросил я на обратном пути генерала Иванова, когда нам повстречалась длинная колонна грузовиков с номерными знаками вермахта, – инструкторские это войска?

– Черта с два, – возмущенно ответил он. – Регулярные воинские части. Превосходно оснащенные транспортными средствами. Похоже, что наши германские «друзья» прочно закрепляются на подступах к Плоешти, к румынской нефтяной столице. Ну, в общем, вы не хуже меня понимаете, что все это значит.

Дискутировать нам с ним на эту тему не понадобилось. Наши мысли текли в одном и том же направлении.

* * *

Шел ноябрь, пасмурный, но по-южному теплый. Месяц новых невзгод для многострадального румынского народа, месяц жесточайших политических раздоров внутри страны и очередной капитуляции румынского правительства на международной арене, наконец, месяц новых стихийных бедствий. О последних я расскажу сейчас, чтобы впоследствии к ним не возвращаться.

Сказались они в первую неделю ноября – вечером. В тот вечер наша делегация в товарищеском порядке встретилась в гостиной полпредства с А. И. Лаврентьевым и несколькими его сотрудниками. Внезапно пол под нами заходил ходуном и все здание пошатнулось. С потолка посыпались куски штукатурки, слетели с постаментов бюсты и вазы с цветами, срывались со стен картины и портреты, дребезжали и дробились в окнах стекла. Двое из сотрудников полпредства, напуганные горьким опытом предыдущего землетрясения, мгновенно бросились к раскрытым окнам и с акробатическим проворством повыскакивали во двор, благо гостиная находилась на первом этаже.

Мы, «москвичи», ошеломленные не менее других, все же их примеру не последовали: у нас еще не выработался этот рефлекс на стихийную опасность и тем более еще не выработалась соответствующая «техника безопасности». Кстати, пока мы пребывали в нерешительности, толчки прекратились. Перед нашим возвращением в отель один из сотрудников, по заданию полпреда осмотревший здание полпредства внутри и снаружи, доложил, что толчки повредили чердачные перекрытия и потолки на втором этаже.

«Атене-Палас» стоял целый и невредимый, но среди его обитателей царило смятение. Беря у портье ключ от своего номера, мы получили первую информацию о размерах бедствия. В Бухаресте многие дома были полностью разрушены или серьезно повреждены, население, перед мысленным взором которого все время стоял кошмарный призрак Панчу, толпами покидало дома и устраивалось на ночлег в скверах и парках. Но каким бы трагическим ни выглядело это бедствие, оно явилось только прелюдией к дальнейшему, еще более катастрофическому.

Разразилось оно всего два дня спустя, когда мы кое-как внушили себе робкую мысль, что худшее позади и что разбушевавшиеся стихии утихомирились.

В этот вечер ко сну мы отошли почти безмятежно. Все обитатели люкса уже спали, когда раздался толчок чудовищной силы, моментально разбудивший весь отель. Все здание колебалось, оконные рамы сами собой с шумом распахивались, кровати под нами отплясывали какой-то дикий танец. Но самое страшное было в том, что мощные толчки, следовавшие один за другим, сопровождались неописуемым, хочется сказать – адским гулом, который воспринимался всем существом. Он парализовал сознание, волю, движения. Донельзя растерянные, а вернее, охваченные паникой, мы выбежали наконец из номера в пижамах, схватив на ходу подвернувшуюся под руку верхнюю одежду и держа ее в руках. Сознаюсь чистосердечно, по лестнице спускались отнюдь не степенно, а бегом, не заботясь о соблюдении внешнего достоинства. А рядом с нами по ступенькам мчались, толкая друг друга, спотыкаясь и падая, десятки других постояльцев этого фешенебельного отеля – едва одетые и почти совсем раздетые, с выражением смертельного ужаса на лицах, что-то невнятно кричащие, бормочущие, рыдающие.

Спустившись в холл, все опрометью выскакивали на тротуар и отбегали на площадь, страхуя себя на случай, если здание рухнет.

В толпе других «беженцев» мы стояли на площади на почтительном расстоянии от «Атене-Паласа» и с тревогой ожидали новой серии толчков. Но минуты шли, прошло и с полчаса, а подземные силы больше не проявляли себя. И тогда у нас зародилась слабая надежда, что опасность миновала. Вместе с надеждой у «беженцев» появилось и ощущение неловкости от беспорядка в одежде и от допущенного малодушия. Те, кто запасся хоть какими-нибудь покровами, поплотнее запахивались в них или напяливали их на себя. Вызывалось это отчасти и ночной прохладой, чувствительно дававшей себя знать.

Один за другим наиболее смелые из толпы потянулись в отель. Наша группа вошла в первую десятку «беженцев», возвратившихся в свои номера. В номере спешно оделись «с полной выкладкой» и расположились в креслах гостиной, готовые к новой «эвакуации», если таковая не дай бог понадобится. Кое-кто задремал в кресле, с пальто в одной руке и портфелем – в другой. Но остальная часть ночи прошла довольно спокойно.

Утром, усталые и невыспавшиеся, кое-как позавтракав, пешком отправились на конференцию, не вполне уверенные, что нынешнее заседание состоится.

То, что мы увидели по дороге, было лишь незначительным фрагментом общей картины ущерба, причиненного городу. Об остальном узнали из отрывочных сведений в тот день и из более полных – в последующие. Подземные толчки разрушили множество домов, привели к многочисленным человеческим жертвам. Наихудшие, поистине катастрофические последствия повлекло за собою разрушение 14-этажного дома «Карлтон» на бульваре Братиану. Спаслись только немногие его обитатели, чудом успевшие покинуть дом сразу после первого толчка, а большинство погибло под развалинами. Не лучше была участь оставшихся в доме и уцелевших жителей нижних этажей. Обрушившаяся громада дома наглухо завалила нижние этажи, отрезав людей от внешнего мира. Вышел из строя водопровод, прекратился доступ в квартиры свежего воздуха. Продолжала действовать только телефонная сеть, по воле случая уцелевшая.

Спасением несчастных занимались только пожарные команды, но что они могли сделать почти голыми руками? Катастрофа такого масштаба, безусловно, требовала экстренных мероприятий со стороны правительства и городских властей хотя бы в виде мобилизации горожан, привлечения воинских частей гарнизона. Однако правительству было не до того: в стране назревала очередная схватка между «Железной гвардией» и «кондукэтором» Антонеску. И погибавшие в «Карлтоне» люди были фактически брошены на произвол судьбы.