Все это было частью усилий, помогавших Уилсону оставаться на плаву летом 1983 года. Его главная цель заключалась в том, чтобы вынудить ЦРУ и администрацию Рейгана пойти на радикальную эскалацию боевых действий в Афганистане. Как он и говорил Зие а апреле, единственным препятствием на пути к успеху оставался Док Лонг. Его следовало обратить в свою веру, или, на худой конец, нейтрализовать.
В качестве председателя подкомиссии Конгресса по ассигнованиям на правительственные операции, Кларенс Д. Лонг руководил двенадцатью людьми, распределявшими весь бюджет Госдепартамента, а также всю зарубежную экономическую и военную помощь. Лишь немногие за пределами правительства США когда-либо слышали о нем, но он был одним из баронов в феодальном мире Конгресса, и каждый, кто обращался в его ведомство, чувствовал его огромную власть. Он даже имел так называемое «золотое правило», начертанное на табличке в комнате заседаний, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, кто здесь главный. Надпись гласила: «Тот, у кого золото, диктует правила».
Лонг обладал такой властью, что ни один чиновник Госдепартамента, независимо от должности, не мог себе позволить игнорировать его мнение. Его называли Доком Лонгом, потому что он получил докторскую степень по экономике в Принстоне и некогда был университетским профессором. Он также был одним из самых странных и неуживчивых членов Конгресса и обладал настолько экстравагантной внешностью, что Чарли Уилсон описывает его как точную копию безумного пучеглазого ученого и путешественника во времени из кинофильма «Назад в будущее».
Его давний помощник Джефф Нельсон объясняет: «Даже подойти к председателю по любому делу было непростой задачей. Он имел ужасную привычку сплевывать в коридорах. Он плевался на ходу и часто попадал на стены и плинтуса. Помню, как уборщики отворачивались и закатывали глаза». Нельсон рассказал об одном совещании, когда Док вызвал министра обороны Каспара Уайнбергера и нескольких высокопоставленных военных в свой кабинет, где он неторопливо и с чавканьем поглощал сэндвич с тунцом, пока они вводили его в курс дела. Это было отвратительной демонстрацией своего влияния, но Док любил напоминать сильным мира сего, кто подписывает их чеки.
Док Лонг был крайне эксцентричным, но очень умным человеком и опасным противником для любого, кто осмеливался перечить ему. Однажды штатным сотрудникам пришлось разнимать Дока и Дэвида Оби, второго по старшинству члена подкомиссии, когда они буквально пытались задушить друг друга.
Принимая во внимание обстоятельства, у Уилсона не было веских оснований полагать, что ему удастся завоевать расположение Дока Лонга. Для начала, Док был твердым сторонником Израиля и не менее жестким противником нарушителей прав человека. По этой причине он сильно недолюбливал Зию уль-Хака. По словам Джеффа Нельсона, Лонг неоднократно называл пакистанского диктатора «навозным жуком». Фундаменталистская программа Зии для него была надругательством над правами человека, а создание «исламской бомбы» он рассматривал как прямую угрозу для Израиля, и в этом вопросе не могло быть никаких компромиссов. Нельсон помнит, какое изумление он испытал на одном из слушаний, когда Лонг вдруг заявил: «Нам следует опасаться репродуктивной способности мусульман: они размножаются гораздо быстрее евреев».
Впрочем, Уилсона не могли смутить такие драматические высказывания. Кроме того, он знал, что председатель хорошо относится к нему. Оба они поддерживали Израиль и были непримиримыми антикоммунистами. Док также имел одну слабость, которую можно было использовать: он был очень падок на лесть. Чарли видел, как легко израильтянам удалось обольстить его. Их действия были чрезвычайно эффективными, и помощник Лонга подозревал, что на самом деле страсть его шефа к Израилю объяснялась раболепным приемом, который ему оказали.
Летом 1983 года Уилсону предстояло найти подход к Доку Лонгу. Здесь требовался его особый талант мастера нетрадиционных стратегий. У Дока была проблема: он любил путешествовать за государственный счет. Эта страсть развилась в нем до грандиозных масштабов. В частности, он любил путешествовать в Европу, причем на специально приспособленных для этой цели реактивных лайнерах, с условиями лучше, чем в первом классе. Проблема Лонга заключалась в том, что летом 1983 года он не смог убедить достаточное количество конгрессменов из своей комиссии отправиться вместе с ним, чтобы оправдать стоимость аренды правительственного самолета. Сами они помалкивали об этом, но Чарли знал причину: даже перспектива роскошной поездки не могла примирить их с обществом этого отвратительного и безнадежно самовлюбленного тирана.
В ходе тайных переговоров, где Уилсон чувствовал себя как рыба в воде, он заключил с председателем недвусмысленную сделку. Он постарается убедить своих коллег согласиться на правительственную командировку, если Док включит туда визит в Пакистан и обеспечит слушание для Зии уль-Хака по афганскому вопросу.
Док не мог устоять перед таким предложением, а Чарли так ловко оформил его, что Лонг совершенно не чувствовал себя оскорбленным. Он даже выслушал аргумент Чарли, что при личном знакомстве Зия оказывается не только приятным человеком, но и бесценным союзником в поддержке моджахедов.
Когда председатель дал согласие включить Пакистан в свой маршрут, он велел своим сотрудникам связаться с ЦРУ и обеспечить ему брифинг по Афганистану с объяснением роли Зии уль-Хака в продолжении военной кампании. Уилсон приветствовал эту инициативу, но лишь до тех пор, пока не увидел, как его недавний знакомый Чак Коган входит в комнату для слушаний вместе со своей свитой. Верный себе, Коган занял свидетельское место с видом человека, полностью владеющего ситуацией. Брифинг был секретным — ни прессы, ни публики, — но Уилсон с растущей тревогой осознал, что шеф ближневосточного отдела ЦРУ устраивает председателю форменную обструкцию. Коган отказался сообщить какие-либо сведения об афганской операции и о роли поддержки со стороны Пакистана. Вполне разумные вопросы сталкивались со стандартным ответом: «Я не могу делиться этой информацией».
В оправдание Когана можно сказать, что он играл по правилам. Для него Док Лонг был всего лишь очередным конгрессменом, сующим свой нос в чужие дела. Лонг не входил в состав комиссий, имевших допуск к секретным брифингам ЦРУ. Аристократу из мира разведки не пришло в голову, что было бы разумно оказать председателю как минимум такое же уважение, какое он встречал у госсекретарей и министров обороны, допущенных к его трону Коган даже не подумал, что этот чудаковатый старик, не контролирующий бюджет ЦРУ, может причинить какой-то вред ему самому или Агентству.
Реакция Лонга на поведение Когана поразила даже Уилсона, которому довелось быть свидетелем многих пламенных тирад председателя. «Чушь, все это полная чушь! — завопил бывший профессор экономики. — Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как какой-то дешевый бюрократ оскорбляет Конгресс США!» По словам Уилсона, затем конгрессмен начал швырять стулья, опрокидывать чернильницы на своем столе и плеваться во все стороны. Лонг велел Когану уйти, поклявшись, что больше никогда не допустит его присутствия в своих владениях, пока он заседает в Конгрессе.
Теперь Уилсон был уверен, что все пропало. Лонг считал поведение Когана демонстрацией презрения к одной из ветвей государственной власти США. Это было оскорбление, взывавшее к отмщению. Более того, по словам Уилсона, Лонг решил ответить на вызов ЦРУ прекращением всей зарубежной помощи США в адрес Пакистана.
Уилсон настолько встревожился, что сразу же бросился к телефону и уведомил о случившемся Джона Макмэхона, заместителя директора ЦРУ. Конгрессмен объяснил, что Лонг собирается максимально урезать размер зарубежной помощи для Пакистана, запланированный в предложении администрации на уровне 600 миллионов долларов. Чарли не нужно было объяснять Макмэхону последствия внезапного прекращения военного и экономического содействия. Это стало бы плевком в лицо Зие уль-Хаку — главному человеку, на которого полагалось ЦРУ в своей афганской операции. Пакет американской помощи был частью договора «услуга за услугу», и в случае его отмены ЦРУ немедленно бы испытало на себе всю тяжесть последствий.