Повестка дня пленума включала пункты относительно судьбы Бухарина и Рыкова, вопросы промышленного вредительства и приближающихся выборы в советы, необходимости большей демократии в партии и профсоюзах, а также вопросы, связанные с троцкизмом. Обсуждение Бухарина и Рыкова сопровождалось грубыми обвинениями в их адрес и жалкими оправданиями с их стороны. В итоге Центральный Комитет проголосовал за то, чтобы исключить их из партии и отправить с пленума прямо в тюрьму Спустя год они оба были казнены по окончании последнего московского показательного судебного процесса.^{273} Основные две темы пленума: репрессии и демократия, на первый взгляд кажущиеся диаметрально противоположными, оказались тесно переплетенными между собой. Докладчики употребляли слово «демократия», под которым подразумевали тайное голосование, прямые выборы по отдельным кандидатам вместо голосования за список, открытое обсуждение достоинств кандидатов, критику снизу, народовластие и массовый контроль. Например, Сталин настаивал не только на тайном голосовании на выборах, но также считал необходимым, чтобы партийные руководители отчитывались перед народом, который они представляли.^{274} Партийные верхи, возмущенные неспособностью низовых партийных организаций очистить свои ряды от бывших оппозиционеров, внесли предложение о привлечении к чистке рядовых членов партии. Таким образом, демократия была одним из способов усилить поддержку партии массами, вдохновить рядовых членов партии и тем самым обеспечить более тщательную чистку региональной партийной элиты.

Несмотря на то, что руководители партии ссылались на идеалы демократии, сам пленум трудно было назвать демократичным. Руководство Политбюро заранее подготовили сценарий, а также тщательно проверили тексты основных выступлений и окончательных резолюций пленума.^{{275} ,}[35] Во время дискуссий, следовавших сразу после основных выступлений, делегаты пленума не вступали в спор между собой и не выражали противоречивых мнений. В адрес Сталина звучали льстивые почтительные речи. Председатель СНК СССР В. М. Молотов, которого Бухарин когда-то назвал «“толстожопым”, который все еще с трудом понимает, что такое марксизм»^{276} , часто ссылался на подходящие случаю высказывания Сталина для того, чтобы обеспечить себе необходимую устойчивость для ведения корабля по зыбким политическим волнам. Разногласия выражались в основном в форме личных нападок. В. И. Полонский — секретарь ВЦСПС — начал резкую атаку на первого секретаря ВЦСПС Н. М. Шверника. Я. А. Яковлев — первый заместитель Председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) — подорвал доверие к Председателю Московского городского и областного комитета партии Н. С. Хрущеву. А. А. Андреев — секретарь ЦК, осудил первого секретаря Таганрогского комитета партии С. X. Варданяна. Иными словами, пленум являл собой странный спектакль, разыгранный руководящими членами партии, защищавшими демократию путем предъявления друг другу обвинений в бюрократизме. Еще более горячо обсуждение проблем демократии походило среди слоев низовых партийных организациях. Она явилась причиной серьезного недовольства в рядах партии, поскольку у местных кадров появился интерес к своим вождям.^{277} Дискуссия о демократии вышла за пределы партии, что способствовало принятию одного из непредусмотренных пленумом решений: организовать выборы путем тайного голосования в профсоюзах. Меньше чем через месяц после пленума принципы демократии, сформулированные на пленуме, перевернут вверх дном профсоюзы и послужат началом яростной борьбы за власть и выживание.

Охота на вредителей

Пленум начал свою работу вскоре после кемеровского и январского процессов. Г. К. (Серго) Орджоникидзе, нарком тяжелой промышленности, планировавший произнести программную речь о вредительстве, 18 февраля покончил жизнь самоубийством. Из-за этого события открытие пленума было отложено на несколько дней.^{278} Осенью 1936 года Орджоникидзе выступил против политизации проблем, существовавших в промышленности. Он заявил, что необоснованные утверждения о вредительстве, оправдывавшие наличие организационных и технических проблем, могут только ослабить производство. К тому же, после завершения судебных процессов он оставался верным здравому смыслу в условиях охватывающей страну истерии. Пятого февраля Орджоникидзе послал технического эксперта, профессора Н. И. Гельперина в Кемерово изучить, как наладить производство после волны арестов. Формулировка его распоряжений свидетельствовала о большей заинтересованности в решении технических вопросов, нежели политических. Он сказал Гельперину: «Вы сами, наверное, тоже находитесь под впечатлением недавно прошедшего процесса. Так вот, помните, что у малодушных или недостаточно добросовестных людей может появиться желание все валить на вредительство, чтобы, так сказать, утопить во вредительском процессе свои собственные ошибки». Он предупредил профессора: «Было бы в корне неправильно допустить это. Мы не получили бы точной картины того, что было и, следовательно, не знали бы, что и как надо исправлять. Вы подойдите к этому делу как техник. Постарайтесь отличить сознательное вредительство от непроизвольной ошибки». Короче говоря, Орджоникидзе попросил Гельперина не обращать внимания на необоснованные утверждения о вредительстве и сосредоточиться на технических вопросах. Гельперин вернулся в Москву 17 февраля и вечером того же дня представил отчет. Орджоникидзе задал ему много технических вопросов об азотном заводе в Кемерово, а также о настроениях инженерного и руководящего состава. Казалось, он был особенно обеспокоен падением морального уровня рабочих, которые вместо работы были заняты голословными заявлениями. Он попросил Гельперина представить письменный отчет в течение двух дней, но у профессора не оказалось такой возможности. Орджоникидзе вернулся домой после полуночи и обнаружил, что сотрудники НКВД провели обыск в его квартире. На следующий день после бурного разговора со Сталиным он остался дома. Ближе к вечеру Орджоникидзе застрелился. Гельперин смог увидеть его только в открытом гробу, стоя в почетном карауле.^{279} О самоубийстве было известно только в узком кругу партийных руководителей. Делегатам съезда и народу смерть Орджоникидзе была представлена как результат сердечного приступа. После прошедших судебных процессов и арестов руководителей, Орджоникидзе в своей речи на пленуме должен был обрисовать текущую ситуацию в промышленности. Вместо него выступил Молотов.[36] Извинившись перед делегатами за незнание предмета, он начал свою речь с цитирования признаний обвиняемых на январском процессе. Еще раз делегаты услышали внушающее ужас подробное перечисление несчастных случаев на шахтах, на железной дороге и химических заводах. «Буржуазные специалисты занимались вредительством с 1917 года, — пояснил Молотов, — но вредители прикрывались партбилетами». Под руководством Пятакова они умышленно заставляли неквалифицированных рабочих работать со сложным оборудованием, вызывая этим постоянные сбои в работе и создавая «полный хаос» на медеплавильных заводах, в цветной металлургии, в строительстве и других отраслях. Они были ответственны за невыплату зарплат, плохие жилищные условия, несчастные случаи на производстве, пожары и отравления. «Я говорил здесь о том, что факты вредительства мы теперь знаем хорошо в отношении тяжелой промышленности, — сказал Молотов. — Это не значит, что вредительских актов мы не имеем в отношении других отраслей промышленности». Давая зеленый свет новым арестам, он заявил, что факты вредительства имеются и в легкой промышленности: «Только мы еще до этого дела не добрались по-настоящему».^{280}  Подробно излагая суть кемеровского и январского судебных процессов, Молотов подчеркивал, что основными жертвами заговоров были рабочие: стремясь настроить рабочих против советской власти, вредители намеренно создавали суровые условия для работы и жизни. В промышленном городе недалеко от Москвы вредители спланировали слив канализации и промышленных отходов в реку неподалеку от рабочего поселка. Рабочие, использовавшие речную воду для питья, приготовления пищи и стирки, неоднократно страдали от эпидемий дизентерии и брюшного тифа. Не понимая, что это вредители пытались их отравить, они обвиняли партию и правительство в загрязнении реки. Молотов четко заявил, что трудности на производстве, проблемы в обеспечении жильем, дефицит продовольствия были, вероятнее всего, результатом вредительской деятельности. Его речь, опубликованная по частям в газетах, обеспечила рабочих новой риторикой касательно их давних обидах, а также оказалась быстродействующим средством исправления их бедственного положения.