Пройдя через множество комнат и двориков, Прелестнейшая Супруга толкнула малиновые ворота в глубине стены, расписанной в стиле «цветущей груши». Служанки, остановившись, закрыли их за моей спиной. Пламя сиреневых фонариков освещало крытый проход. С одной стороны вдоль него росли усыпанные плодами гранатовые деревья, с другой был лотосовый пруд. Прелестнейшая Супруга, взяв меня за руку, повела к павильону. Сердце мое отчаянно колотилось, а ноги стали ватными. Я чувствовала: сейчас что-то произойдет, а бежать уже поздно.
Дверь открылась, выпустив облачко ласкающего ноздри таинственного аромата. Я увидела шестиугольную комнату. Окон тут не было: свет умирающего дня сочился сквозь множество отверстий в форме пятилепестковых цветочных венчиков, прорезавших деревянные стены.
— Я приказала выстроить этот павильон, чтобы любоваться закатом, не боясь ослепнуть. Это единственное время дня, когда небо становится истинным зеркалом жизни. Смотри, вон там: малиновый, пурпурный, фиолетовый, багрово-красный! Сегодня вечером в нашей Империи потоками льется кровь невинных!
Я вытаращила глаза. Лицо ее омывали красные и золотые лучи. Ко мне приближалось неясное темное пятно. Янь обняла меня. Я испытала потрясение, когда ее язык оказался у меня во рту. Она повисла на мне всем телом, и мы вместе упали среди подушек. Давно познавшие искусство женской любви руки развязали мой пояс, сняли платье, рубашку, шелковые штаны и туфли. — Раздень меня, — приказала Янь.
Я не знала, что когда сестры делят ложе, им надо быть нагишом, но подчинилась без колебаний. Янь вытащила заколку с жемчужиной, и волна бесконечно длинных волос упала с затылка. Янь улеглась на эту пелену сияющего шелка и, притянув меня к себе, сунула руку меж бедер. Едва я почувствовала прикосновение алчных и шустрых, как акулы, пальцев, грудь мою разорвал невольный стон.
Я заплакала от этого незаслуженного счастья, капельки любви. Мои рыдания еще больше подстегнули Янь. Она скользила по всему телу, шепча, что мне делать. И я подчинялась всем требованиям, повторяя малейшие движения и вглядываясь в ее лицо — улыбнется она или нахмурит брови? Янь трепетала в каком-то непонятном напряжении. Щеки у меня раскраснелись, на лбу блестели капли пота. Лучи солнца постепенно удалялись от ее тела. Мгновение они помедлили на потолке и тотчас скрылись за стенами павильона. В темноте Янь больше не двигалась и довольно долго хранила молчание. Я уже начинала думать, что она вдруг умерла, когда в тишине щелкнул кремень и затеплилась свеча. Лицо, обрамленное растрепавшимися волосами, казалось бледным, как у призрака.
— Ненавижу ночь, — зловещим тоном бросила моя родственница. — Я знаю, все женщины, завидуя моей красоте, ждут темноты, чтобы меня заколдовать. Ты слышишь их голоса?
В саду стояла тишина. Я могла уловить только шелест листвы и дыхание земных соков. Но Янь закрыла уши руками, стремясь бежать колдовского напева злых духов.
В неверном пламени свечи бутоны ее сосков были настолько бледными, что тело выглядело полупрозрачным, не от мира сего. Лицо ее исказилось от боли, словно острый мучительный звук пронзал ее уши. Вздрогнув, она отняла руки. Губы ее скривились от горького смеха, и она принялась расшвыривать во все стороны подушки, на которых мы лежали. Тут я увидела, что пол, сделанный из бронзы и ртути, в действительности — зеркало.
— Раздвинь ноги и смотри! — велела Янь, поднеся ко мне свечу.
Я впервые в жизни увидела красную, сморщенную, волосатую щель, подобную кошмарному разрыву плоти.
— Гляди хорошенько! Этой-то жуткой пастью они и поют, проклинают, источают яд! Разве ты не слышишь их чудовищного пения?
Я попыталась обнять ее. Она ударила меня по щеке и принялась орать во весь голос:
— Убирайся! Пошла вон! Ты мне омерзительна! Ты просто шлюха, подосланная Утонченной Наложницей! И замыслила меня отравить! Прочь отсюда!
— Вы ошибаетесь. Великая Госпожа! Я не желаю вам зла… Я люблю вас…
Я опустилась перед ней на колени, касаясь лбом пола. Янь, словно обезумев, налетела на меня, осыпая плевками и ударами. Я закрыла лицо руками и тихо плакала. Наконец, истощив все силы, Янь рухнула. А потом злой дух удалился, и она вновь обрела ясность рассудка. Родственница подползла ко мне и стала умолять, чтобы я ее поцеловала. Мы опять занимались любовью, но я больше ничего не ощущала. Внезапно Янь застонала, как умирающая, и залила меня соками своего наслаждения.
В Боковом дворе за тобой всегда следят тысячи глаз, а уши четко улавливают любой звук, поэтому вскоре мы стали заговорщически улыбаться. Но в этих улыбках угадывались насмешливое удивление и зависть. Я испытывала горделивое ощущение, что чего-то достигла, хоть оно и было окрашено в изрядную толику горечи. Что знали все они о безумии душевно раненной женщины? Целуя Прелестнейшую Супругу, я надеялась вкусить блаженство, но лишь хлебнула смертоносного яду. Тысячи раз переживала я эти вечерние сцены, бросаясь в раскаленную жаровню павильона, подобно тому как рыбак закидывает в реку сеть. Любая подробность в увеличенном и замедленном видении рождала новые видения. Восторг, оторопь, болезненная жуть, отвращение — самые противоречивые чувства днем перехватывали горло и терзали с наступлением сумерек. Я твердо решила больше не видеть Прелестнейшую Супругу, не возвращаться в пожирающую солнце бездну. Но эта одержимая злым духом женщина, несомненно, умела читать все тайны моего сердца. Шли дни, а я не получала новых приглашений. Их отсутствие — эта колдовская сила — превращало гадливость в желание. Меня вновь затягивало в болото безрадостной повседневной жизни. Все женщины вокруг казались кровавыми ранами, наделенными способностью ходить. Я испытывала настоящую потребность в любви. Какая разница, что за наваждение даровало мне эту иллюзию! В Прелестнейшей Супруге для меня воплощалась освободительная ложь.
Жестокость изгладилась из памяти, а потрясающая красота Янь преследовала меня днем и ночью. Какая пытка ощущать прикосновение к лицу шелковистой груди и мягкого, словно у цыпленка, живота. А после этого очнуться, стряхнув бесполезный сон. Испугавших меня тогда криков наслаждения теперь не хватало. По ночам меня остро щекотал запах ее волос. Прядь за прядью они скользили по моей груди. А я не могла ухватить ни одной. Жизнь стала еще невыносимее, чем до нашего знакомства. Я должна была сделать выбор и смириться, пускай от этого и умру.
Как-то пополудни, потеряв голову, я побежала во дворец Прелестнейшей Супруги. Она встретила меня без малейшего удивления. Как только мы обменялись вежливыми приветствиями. Янь отослала служанок, потащила меня в павильон Сумерек, швырнула на пол и уселась верхом. Вновь я позволяла себя избивать. Прелестнейшая Супруга испытывала все более острое удовольствие по мере того, как заставляла меня страдать и унижаться. Я плакала. И ненавидела себя. Любить такое чудовище было непростительно. Но мои слезы орошали безумные восторги Янь. Осыпав меня оскорблениями, опустошив и изнасиловав, Прелестнейшая Супруга отослала меня в Боковой двор к прочим женщинам.
Но я стала ее рабыней. Зная, какой силой обладает молчание, она никогда меня не звала. А я, как только мои раны успевали затянуться, опять бросалась к ней. Иногда дворец пустовал. Прелестнейшая Супруга отбывала к императорскому ложу. У меня все скручивалось внутри, а руки и ноги трясло мелкой дрожью. В объятиях Императора Янь вела себя, как послушная рабыня. Я возвращалась в свой мир уничтоженная и мертвая.
Прелестнейшую Супругу не интересовали ни чтение, ни лошади, ни ее сын — очаровательный маленький князь с грустными глазами. Она любила драгоценности, наряды и крохотных кудрявых собачек. До того как заняться любовью, Янь была улыбчивой, ласковой и милой: подкрашивала мне лицо, одевала и вгоняла в краску непристойными шуточками. Зато, едва обнажившись, она совершенно сходила с ума, оскорбляя и топча меня до исступления. Только выплеснув таким образом ненависть ко всем людям, Янь могла получить разрядку, достигнуть вершин сладострастной неги. Павильон Сумерек стал для меня местом изощренных пыток. Прелестнейшая Супруга навязывала мне совсем незнакомых девиц, а я их нисколько не хотела. И в этой мешанине ртов и грудей на зеркальном полу, множившем распяленные влагалища, Янь избивала меня до крови. А все женщины, глядя на это, ласкали друг друга. Нагие, сунув голову между бедер какой-нибудь из подруг, они корчились и вопили от счастья в пожаре закатных лучей. Я же испытывала только ненависть.