Неделю спустя он приступил к работе в качестве практиканта — аналитика инвестиций. Его смущало то обстоятельство, что он не знал, что это такое. Но за прошедшие десять лет он успешно справлялся со своей должностью и даже превзошел самого мистера Шерберн-Барриджа, занял свою нынешнюю должность посредника в банковских и торговых операциях, которую Бекки никогда не могла произнести, а уж тем более запомнить.

Чем бы он там ни занимался, это хорошо оплачивалось. Ко всему прочему, у него было неплохое наследство. Чарли был единственным ребенком. Его мать умерла, когда он был подростком, а отец отошел в мир иной, когда ему было двадцать три. Так, к двадцати четырем годам он остался с двумя домами — его навороченной холостяцкой квартирой в Ислингтоне и огромным загородным фамильным домом в Далвиче, где кругом был лес. Встреча с Бекки показала, насколько он одинок в этом мире. Он сказал, что она напоминает ему его мать, рыжеволосую женщину, довольно красивую и обаятельную. Бекки, слишком наивная, чтобы понять всю значимость его слов, решила, что это — лесть. Ему понадобилось три месяца, чтобы уговорить ее переехать в дом в Далвиче — это произошло год назад.

Она закрыла ногой дверцу холодильника и пошла к дубовому столу, на который они с Чарли наткнулись, когда ездили отдыхать в Испанию. Им пришлось переправлять его в Лондон на корабле, заплатив за перевозку в четыре раза больше стоимости самого стола. Его массивность и старина смягчали общий стальной интерьер кухни, на создании которого настоял Чарли. Она осмотрелась, ощущая пребывание в спокойной, умеренной роскоши. «Послушай, — невольно произнесла она про себя, — ведь я ни в чем не нуждаюсь». Плита «Ага», посудомоечная машина «Занусси», хлебница «Брабантия» и тостер «Долит». Чарли даже позволил ей сделать несколько художественных штрихов — жалюзи вместо занавесок и яркий персидский коврик в холле — цвет ржавчины, оливково-зеленый и бордовый — далеко не те мягкие свежие чистые голубые и белые цвета, что любил Чарли. Маленькие штрихи заставляли ее и людей, которым она показывала свое жилье, возвращаться сюда снова и снова. Ей нравилось принимать здесь гостей, даже толпу художников, которых Чарли, сам того не понимая, полюбил. Именно на вечере в честь директора издательства, которого Чарли знал, Бекки и увидела работы Сабы. Давид Маллам унаследовал маленькую, но престижную издательскую фирму от своих родителей, которая специализировалась на современном искусстве, и здесь Саба познакомилась с его обаятельной женой, которую звали Дот. Саба жаловалась на то, что резко почувствовала недостаток пространства, как только приехала в Лондон, и Дот благородно предложила ей складывать свои картины на чердаке в доме на Фурньер-стрит, где они жили с Давидом. Странное место проживания для директора издательства, заметила Бекки Чарли, но Чарли только потер кончик носа и сказал, что не одни художники могут судить, хорошее это место или нет, когда видят его. Он сам даже подумывал вложить немного денег в недвижимость в том же районе. Бекки улыбнулась и покачала головой. Чарли!

Бекки выдвинула стул и уселась, поставив на стол тарелку с нарезанным яблоком, салатом из капусты, моркови, лука и уилтширской ветчиной, наполнила большой бокал красным вином и развернула газету, что оставил для нее Чарли сегодня утром. Она пробежала глазами по заголовкам, нашла телепрограмму и быстро просмотрела ее. Ничего хорошего. Вернувшись мысленно к подготовке приближающейся выставки, она молча съела салат и ветчину.

Бекки уже почти спала, когда вернулся Чарли. Было слышно, как он спотыкался внизу, похоже, немного потрепанный. Ну и, конечно, — глухой удар и череда ругательств. Она перевернулась в ожидании дальнейших действий. Через несколько секунд дверь тихонько открылась, и показалась голова Чарли.

— Ты спишь? — прошептал он.

— Уже нет, — прошептала она в ответ.

— О, прости. Боюсь, я немного перебрал лишнего. — Он довольно неуверенными шагами подошел к кровати.

— Вижу, — поморщив нос, ответила Бекки. Запах сигар и портвейна. Чарли было тридцать четыре, а вкусы и манеры были, как у пятидесятилетнего.

— Правда? Как ужасно с моей стороны. — Он присел рядом с ней, улыбаясь. Рука юркнула под шелковое одеяло в поисках ее обнаженного живота.

— Ты в ночной рубашке, — сказал он, тяжело вздохнув.

Бекки рассмеялась.

— Ну и что?

— Как ну и что? Ты обещала не надевать ее.

— Когда? — спросила она, искренне удивившись.

— Сегодня утром. Помнишь? Я говорил тебе, что ухожу на ужин с Глисменом сегодня вечером, а ты спросила, поздно ли я вернусь, я ответил, что поздно и попросил тебя подождать меня и ничего не надевать, кроме этого. — Он покрутил цепочку у нее на шее другой рукой.

— Я ни слова не помню из подобного разговора, — сказала она, убирая его холодную руку.

— О нет, помнишь. — И нагнулся к ней. Его губы были такими же холодными, как и руки. Хотя язык был теплым и быстро нашел путь к ее губам, одарив их сладостью портвейна и легким привкусом шоколада. — Сними ее, — пробормотал он, стягивая с нее ночную рубашку. Повинуясь ему, она села и сняла ее через голову. Чарли остановился на минуту и включил маленький ночник у кровати. Ему нравилось смотреть на нее, он часто говорил ей об этом. Смотреть на бледную упругую грудь, молочно-белую кожу и маленький завиток пупка, что похож, как он говорил, на апельсин. Он снял с себя одежду и лег в кровать рядом с ней. Он уже был на пике возбуждения. А Бекки еще хотелось поиграть и подразнить — то, что она любила больше всего, — но, когда с его помощью она взобралась на него, Бекки спрашивала себя, что может быть лучше, чем иметь такого возлюбленного, как Чарли, который приходит в такой дом, как их, и который вошел в такую жизнь, как ее.

Ей было двадцать пять. Когда она думала об этом, что старалась делать пореже, — то не представляла себе, что это будет так легко. У нее есть всё и все, кого она только могла пожелать видеть. Год назад она и представить себе не могла, что все так резко и кардинально пойдет хорошо. Их свадьба была намечена на следующую осень, Амбер и Мадлен должны будут быть свидетельницами. Ни у одной из них не было парней. В те далекие прошлые времена, когда, казалось, у них было все, а у нее ничего, у нее было крохотное чувство, что она все-таки превосходит их в этом отношении. Бекки Олдридж ни дня не провела в одиночестве, с тех пор как полуобнаженная побывала в постели у Киерана Сэлла и открыла для себя все чудеса, что творит с большинством мужчин сочетание маленькой груди с розовыми сосками, гладкой кожи и хорошеньких ножек.

42

Амбер слышала о маленьком трюке: нужно сфокусироваться на чем-то постороннем, чтобы время пошло быстрее. Она пыталась отвлечься — хоть на чем-то, — но у нее не получалось. Она чувствовала, как в ногах болезненно сокращаются мышцы, и посмотрела на шагомер. Четыре мили — всего-то? — значит, ей нужно пробежать еще две. Шесть миль в день. Такова была заданная ею цель, и она достигнет ее, пусть даже ноги откажут, прежде чем она добежит до конца. Она продолжала бежать. С обеих сторон от нее мужчины и женщины были заняты тем же. Казалось, стадо диких животных в панике спасалось от чего-то бегством — двадцать пар ног ударяли о резиновые дорожки одновременно. Она продолжала бежать.

Пятнадцать минут спустя все было кончено. Она выполнила необходимые после бега упражнения, утерла пот со лба и направилась к душевым — самая приятная часть любых тренировок. Она включила бег в свое ежедневное расписание: три раза в неделю после работы. Каждодневное сидение перед компьютером, жаловалась она Бекки, все равно отбрасывало все ее усилия на прежние позиции. Она приняла душ, быстро переоделась, вышла из спортзала и села на автобус, где были свободные места. Роскошь. Она была дома, когда начались восьмичасовые новости.

Когда она вошла в дом, то услышала, что на автоответчике работает сигнал. Кто-то недавно звонил. Она включила свет, бросила плащ на стул и подошла к автоответчику. Шесть сообщений — маленькая красная лампочка яростно извещала ее об этом. Она включила его и отошла к холодильнику. Все от Макса, к счастью. Хотя прошел уже почти год молчания, она все же до сих пор каждый раз с тяжелым сердцем поднимала трубку: Генри, наверняка он. Она выслушала Макса, его глубокий голос наполнял всю квартиру. Она должна перезвонить ему на Менорку сразу же, как только получит сообщение. Новости уже начались, думала она, придвигая к себе телефон. Она посмотрит их еще раз в десять. Она набрала его личный номер.