Вскоре состоялось расширенное заседание «Русского политического центра». Были обсуждены все назревшие организационные вопросы. В частности, подпольную организацию русских патриотов решили отныне именовать «Военно-политической».

Главнокомандующим всеми частями был назначен вновь избранный член центра Иван Иванович Смердов. Командиром «Деревянной» бригады остался Назимов. «Каменную» бригаду возглавил майор Рыкалов, доставленный в лагерь позже других.

В конце заседания Симагин сообщил новость.

— Наконец-то получена весточка о товарищах, томящихся в веймарской тюрьме! Сегодня оттуда вернулся один из немецких друзей, содержавшийся по другому делу. Из-за оплошности охранников его перед освобождением, вместо того чтобы поместить в карцер, перевели в общий блок. Правда, он находился там не больше двух часов. Но узнал многое. Наших товарищей арестовали за участие в митинге» посвященном памяти Тельмана. Все же гестапо старается напасть на след подпольной организации. В допросе участвовал сам Кампе. Нескольких человек убили. Двое наших ребят, несмотря на жестокие пытки, держатся стойко. Сильнее всего истязают Ефимова. Немецкий товарищ говорит, что Григорий уже едва передвигается. Но он велел передать: «Пусть товарищи не беспокоятся. Я умру молча», И еще добавил: «А предатель ликвидирован».

Все слушали затаив дыхание. Было очень тихо. Каждый мысленно обнимал боевых друзей, томящихся в тюрьме.

И все же — опять чрезвычайное происшествие

В бараке ни души: все ушли на работу. Назимов подмел полы, смахнул по первому разу пыль с нар, принес полное ведро воды, мокрую тряпку и полез на самый верх нар, на третью полку. Поудобнее разлегся там на животе и принялся переносить со своей карты лагерные огневые точки на карты для командиров батальонов. Как давно ему не приходилось по-настоящему работать с картой! И как любил Назимов эту работу, как стосковался по ней!

В эту минуту он чувствовал себя подлинным боевым командиром бригады. Наступит день, и подпольные батальоны, роты с оружием в руках поднимутся на штурм огневых точек врага, трехэтажных лагерных вышек, колючих заграждений, дотов и дзотов. Все это уже нанесено на карту. Да и день штурма уже недалек. Он приближается в грохоте советских танков. Советская Армия уже громит врага в Румынии и Болгарии, в Югославии, Чехословакии и в Польше. Еще совсем недавно возможность вырваться живым из Бухенвальда даже Назимову казалась несбыточной. Потом эта надежда засветилась далекой и слабенькой звездочкой. А теперь… звезда победы горела где-то совсем рядом, до нее рукой подать.

Назимов так увлекся работой, мечтами, что совершенно забыл, где он находится. Забываться же он не имел права. В коридоре послышался подчеркнуто громкий голос старосты блока Отто. Он отдавал рапорт блокфюреру. Быстро сунув карты под матрац, Баки спрыгнул на пол, схватился за тряпку. В ту же секунду распахнулась дверь, в спальню вошел длинный, сухопарый офицер-эсэсовец. Вся грудь в орденах, сапоги блестят как зеркало; лицо холодное, надменное. Увидев Назимова, он сдвинул брови.

— Ты что тут делаешь, скотина?

— Я — гигиенварт, господин офицер! Вытираю пыль с нар! — отрапортовал Назимов, став навытяжку и неуловимо быстрым движением содрав с головы берет.

Это понравилось эсэсовцу. Военной выправке заключенных лагерное начальство придавало особое значение.

Блокфюреры совершенно не заботились о питании и здоровье узников, но с исключительной педантичностью требовали от них соблюдения правил санитарии, в частности нетерпимо относились к любителям длинной шевелюры. Чтобы не нарываться на лишнюю неприятность, Назимов, как и большинство лагерников, брил голову наголо. Эсэсовцы хвалили за бритье головы, считали это в условиях лагеря лучшим признаком гигиены.

Вот и сейчас блокфюрер сорок второго барака, глядя то на сверкающую голову Назимова, то на мокрую тряпку в его руках, удовлетворенно буркнул:

— Гут! Чистоту нужно соблюдать всегда и во всем.

Заложив за спину руки и вертя во все стороны головой на длинной и тонкой шее, он обошел весь барак, словно обнюхивая нары и стены, и, не найдя к чему придраться, величественно удалился.

Назимов облегченно вздохнул. Вскоре вернулся Отто, проводивший начальника.

— Здорово ты ответил этой свинье, — сказал он шепотом. — Вообще вы, русские ребята, не теряетесь в минуту опасности. Особенно хорошо, что в руках у тебя была тряпка. Немец на слово не верит. Ему нужно воочию убедиться, чем ты занимаешься…

— Спасибо, Отто, за похвалу. Я ведь совсем другим был занят.

Староста усмехнулся:

— А ты думаешь, я не знаю, что делается у меня в бараке?

Отто был в хорошем настроении. В такие минуты этот суровый человек становился разговорчивым.

— Ты слышал, Борис, — серьезным тоном начал он. — Рассказывают, будто какой-то немецкий инженер изобрел невиданный танк. Экипаж — сто человек! Русские бегут при одном виде его…

— Враки, не может этого быть! — возмутился Баки.

— Как «не может быть»? Водитель сидит в танке, передвигает рычаги, а девяносто девять человек толкают танк сзади. У Адольфа бензина нет!..

Теперь Назимов громко расхохотался. Отто погрозил пальцем:

— Эх ты, чуть не попался на удочку! Когда с картами было покончено, Назимов роздал их командирам батальонов своей бригады. Комбаты обрадовались этому подарку. Правда, у них уже были кое-какие свои чертежи. Но на картах Назимова значилось очень много такого, чего не было на их схемах, в частности — окрестностей Бухенвальда.

Только Назимов вернулся в свой барак, как Отто передал, что к нему заходил Кимов. Назимов встревожился: уж не случилось ли опять что-нибудь недоброе? Бывало и раньше, что Кимов не заставал Баки, но если не было ничего срочного, он просто уходил и в этих случаях никогда не наказывая Отто, чтобы тот передал Назимову о его приходе. Значит, на этот раз была необходимость отступить от правила.

Через какой-нибудь час Кимов опять зашел. На „нем лица не было.

— Борис, пойдем, надо потолковать.

Когда они остались наедине, Николай вплотную придвинулся к Назимову, шепотом произнес всего только два слова:

— Рыкалов — власовец!

Рыкалов — новый командир «Каменной» бригады, поставленный вместо Смердова, и вдруг — власовец? Возможно ли это!

— Не говори глупостей! — сердито прошептал Баки.

— Вот смотри… — Кимов достал из внутреннего кармана куртки фотографию и протянул ее Назимову. На снимке был изображен сам Власов в окружении группы своих приближенных, таких же изменников, как он сам. Чье-то лицо было старательно вырезано из снимка.

— Эту фотографию ребята обнаружили на складе, среди личных вещей Рыкалова, — объяснил Кимов.

По прибытии в лагерь узники обязаны были сдавать свое некоторое имущество и документы на вещевой склад, где все хранилось в мешках, подвешенных к специальным крючкам; на каждом мешке был проставлен тот же номер, что носил и сам заключенный. Подпольщики, работавшие на складе, всегда могли просмотреть личные вещи любого заключенного, так как не хитро было узнать его нагрудный номер. Поскольку Рыкалов получил от организации ответственное назначение, подпольщики сочли не лишним проверить веши нового комбрига. И вот результат.

— А ты убежден, что тут вырезан именно Рыкалов? — Назимову все еще не хотелось поверить в страшную новость.

— Зачем же ему было вырезать чужое лицо? — в свою очередь спросил Кимов.

— В таком случае, почему он не уничтожил карточку целиком? Это было бы лучше, — не сдавался Назимов.

— Мало ли для чего может быть нужно ему фото. Вдруг придется где-то предъявить как вещественное доказательство.

И тут Назимов ничего не мог возразить. Кровь бросилась ему в голову. Что же теперь?.. Ведь Рыка лову известна вся Система военной организации. Он знает в лицо многих членов «Военно-политического центра».

— Нужно, не медля ни минуты, изолировать Рыкалов а, — настаивал Кимов.