Судьба балерины
Сперва плясала,
Потом писала.
Чистая лирика
Это было раннею весною,
Попросила девушка поэта:
— Прочитайте что-нибудь смешное… —
До сих пор бедняжка ждет ответа.
Н. Вирте
«Вечерний звон»… «Вечерний звон»…
Как много глав вмещает он.
О том… о сем… о сем… о том…
За томом том… за томом том…
С. Маршаку
Маршак! Как много в этом слове
Для сердца детского слилось,
Для взрослого — перевелось.
Л. Шейнину
Лев на охоте! Стар иль молод,
Преступник будет пойман, вызнан,
Допрошен, побежден, «расколот»,
Описан, издан, переиздан.
П. Антокольскому
Поэт французский, датский, польский…
Всех переводит Антокольский,
Да так, что даже сам Пермяк,
Читая перевод, обмяк.
А. Твардовскому
В нем редактор борется с поэтом.
Как поэт, он написал об этом,
А потом (довольно важный фактор!)
Пропустил поэму, как редактор.
И. Эренбургу
Изъездив землю, воду, небо,
Не удивляясь чудесам,
Он, может, где-нибудь и не был,
Но где — не помнит даже сам.
Э. Казакевичу
На творческом пути его есть кочки,
Но это не грозит ему бедой.
Он, может быть, родился не в сорочке,
Но явно под счастливою «Звездой».
С. Нариньяни
Слетались критики на пир,
Клевали пьесу монотонно…
А может быть, Вильям Шекспир
Писал плохие фельетоны?
В. Захарченко
Василий Захарченко множество лет
Проводит в писательском клубе совет
И ездит по белому свету.
Он — самый ведущий (программу) поэт,
Он — самый ведущий (машину) поэт,
Другого подобного нету.
Молчащему-руководящему
Руководителей Союза
Мы все привыкли почитать,
Но, уважая тьму нагрузок,
Хотели бы и почитать.
Члену редколлегии
Заботы у него хватает:
Свой труд тяжелый возлюбя,
Сам пишет он, и сам читает,
И сам печатает себя.
Краткая творческая биография
И так
И сяк
Иссяк…
Москвичу, печатающемуся в Ленинграде
Итак, переменили вы насест,
Но впрок вам не пошли суровые уроки:
Не изменяются от перемены мест
Слагаемые вами строки.
Некоему критику
Живет на свете некий критик,
Довольно тонкий он политик:
Бесстрашно хвалит всех в глаза
И вечно голосует «за».
Некоему писателю
Живет на свете мой приятель,
Благополучнейший писатель,
Нигде ни в чем он не спешил,
Не ошибался, не грешил,
Но если спросите его,
Что написал он —
ничего.
Поэту Эн
Едва успел твой стих забыть,
Как ты статьей меня тревожишь…
Поэтом можешь ты не быть,
Но критиком ты быть не можешь.
Голубое и розовое
Нам критики твердят наперебой:
— Он голубой! Он слишком голубой! —
Но ежели его прочтете прозу вы,
Увидите, что многое в ней розово.
Холодному художнику
Был стих его пустым и голым.
Как ни дудел он в свой рожок,
Как он ни жег сердца глаголом,
То недожег, то пережег…
Почти по Пруткову
Вы любите ль стихи? — спросили раз ханжу.
— Люблю! — он отвечал. — Я их перевожу.
Журналу «Крокодил»
Среди стихов, а также прозы
Мы наблюдаем без помех
Сквозь видимые миру слезы
Невидимый для мира смех.
Толстому журналу
Журнал, журнал… господь его прости…
Как много в нем и серости, и сырости…
Тут можно зарасти и обрасти,
Но чрезвычайно трудно вырасти.
Журналу «Театр»
Понятен интерес
И взрослых и детей:
Тут много юных пьес
И пожилых статей.
Журналу «Огонек»
Не потому ли он немного пресный,
Что каждый номер у него воскресный?