— Впрочем, на месте вам станет яснее. Все необходимые указания и директивы получит райком партии. Да и мы не оставим вас без подмоги.

Карасев внимательно слушал генерала, но не мог подавить в себе чувства растерянности и даже обиды. Как же так получается? Он ждал, что его пошлют в действующую армию, на фронт, на передний край. Он надеялся, что ему дадут боевой отряд, хоть роту, хоть взвод, поручат совершить что-то необыкновенно важное, опасное, героическое. А тут — даже не обычное войсковое подразделение, а истребительный батальон из местных жителей. Многие, наверное, даже винтовки держать не умеют. Генерал говорит о партизанской войне, но эта еще неизвестно… Угодский Завод почти рядом с Москвой. А потом что значит партизанская война? С чем ее едят?

Генерал, по-видимому, заметил настроение пограничника.

— Вы получили боевое задание, трудное задание, — твердо сказал он. — Это тоже фронт и, может быть, даже потяжелее, чем фронт. Война только начинается…

Он крепка нажал Карасеву руку.

— Вы должны выехать поскорее. Действуйте. Желаю успеха! Надеюсь услышать о вас добрые вести.

Карасев по-уставному повернулся и вышел. Для рассуждений и переживаний просто не было времени.

…Из Москвы он выехал через час. Поезд шел без всякого графика. Он подолгу задерживался на полустанках, внезапно останавливался и, терпеливо попыхивая, ждал, когда пройдут эшелоны с танками и пушками. Войска и техника двигались к линии фронта.

На станции Обнинское Карасева ждали. Когда он выпрыгнул из вагона на безлюдный перрон, к нему стремительно подошел молодой человек в кителе без знаков различия и в армейских сапогах.

— Лейтенант Карасев? — не то спросил, не то утвердительно сказал он. — Будем знакомы. Младший лейтенант Николай Лебедев, старший оперуполномоченный Угодского райотдела НКВД. Приехал за вами. Вас ждут.

Коля Лебедев!.. С этого дня ненадолго, но прочно переплелась жизнь двух молодых офицеров-чекистов.

— Значит, Угодский Завод, — вслух подумал Карасев. — Раньше я о нем не слыхал.

— Районный центр, каких много на нашей калужской, подмосковной земле. От станции Обнинское всего тринадцать километров. Здесь проходит железнодорожная линия от Москвы на Сухиничи, не говоря уже о Варшавском шоссе. Особо важных объектов лет, но все же есть кое-какие предприятия местной промышленности, колхозы, совхозы, конечно, и всякие культурные учреждения. Работы хватает.

— Значит, поработаем…

…Помня наставления генерала, Карасев после короткого знакомства с начальником райотдела НКВД Василием Николаевичем Кирюхиным и начальником милиции Петром Алексеевичем Улановым попросил проводить его в райком партии.

— Может, отдохнете, устроитесь? — дружески предложил Кирюхин, плотный широкоплечий человек, еще молодой, но уже начавший понемногу лысеть. — А завтра — в райком.

— Нет, откладывать не буду.

— Действовать не значит спешить. Согласны?

В ответ на этот вопрос лейтенант молча пожал плечами и взялся за фуражку. «Что он, обстановки не понимает? — раздраженно подумал Карасев, который весь был полон энергии и желания поскорее действовать. — Или привык к месту, и ему кажется, что всему придет свое время?..»

— Ну что ж, пойдемте, — неторопливо согласился Кирюхин и тоже взялся за фуражку. — Товарищ Лебедев, если что потребуется, ищите меня у Курбатова.

Карасев с Кирюхиным вышли на улицу и направились к зданию райкома партии, которое помещалось совсем недалеко.

Чувство разочарования и внутреннего протеста не только не покидало Карасева, но даже усилилось после приезда в Угодский Завод. Что это — город, поселок, село? Длинные, деревенского типа улицы, деревянные дома, крытые железом, черепицей, а то и соломой, маленькие палисадники с покосившимися заборами, за которыми шумят на ветру деревья да шелестят кусты. Кругом тихо, безлюдно. Навстречу попадаются редкие прохожие. Изредка протарахтит грузовик, отгоняя в сторону медленно бредущую корову или стадо овец. У продовольственного магазина толпится группа мужчин и женщин с усталыми, встревоженными лицами.

Что же, вот здесь, среди «штатских», и сидеть ему, Карасеву, привыкшему к армейским порядкам, к четкой, рассчитанной до последней минуты воинской жизни? Где тут полки, батальоны, роты? Где, наконец, фронт?..

Впрочем, Карасев по пути в райком честно старался подавить разочарование и заставлял себя думать о том, что «все образуется» или «там видно будет».

В кабинете первого секретаря райкома партии из-за стола поднялся плотный мужчина среднего роста в гимнастерке под черным пиджаком и протянул руку.

— Алехов, — звучным голосом коротко отрекомендовался он. — Мы вас уже ждем. Очень рады. Знакомьтесь: товарищ Курбатов, товарищ Гурьянов, товарищ Мякотина…

Пожимая руки новым знакомым, вглядываясь в их лица, Карасев вспомнил слова генерала, сказанные в Москве: «Хороший, боевой народ… Кое-кого я знаю лично…» А что же в них боевого? Вот, например, эта женщина, маленькая, худощавая. Не ее ли имел в виду генерал? Ну, заседать в райкоме, выступать на собраниях или беседовать с доярками — дело для нее подходящее. А воевать?.. Или, например, этот Курбатов. Сухощавый, видно, еще не старый человек, в очках, в темно-синем костюме, С чуть заметными морщинками вокруг серых улыбчатых глаз. Взгляд мягкий, добрый, движения спокойные, неспешные. Похож на учителя. Наверное, даже в армии не служил и оружия в руках не держал, не то чтобы командовать или воевать… Председатель райисполкома Гурьянов, этот выглядит, правда, посолиднее. Высокого роста, косая сажень в плечах, большое удлиненное лицо, густая шевелюра над широким выпуклым лбом. Одет в полувоенный зеленый китель с чуть заметным белым подворотничком, в галифе и сапогах… В нем чувствуется что-то военное.

Все эти беглые впечатления Карасев фиксировал в сознании инстинктивно, мгновенно.

— Доехали нормально?.. Еще не устроились? Ничего, товарищ Кирюхин поможет, — проговорил Алехов. — Садитесь… вот сюда. Сразу же, не откладывая, поговорим об обстановке и, так сказать, о ближайших делах.

И Алехов стал излагать план, уже разработанный райкомом и утвержденный Московским комитетом партии.

В районе создан истребительный батальон под номером сорок восемь. Нужно этот батальон превратить в крепкое боеспособное подразделение, которое смогло бы обеспечить охрану района, прочесывание лесов, поимку вражеских диверсантов и парашютистов и, если потребуется, принять бой. В случае приближения фашистских войск истребительный батальон станет основным ядром будущих партизанских отрядов. Об этом в Москве уже говорено. Подробный разговор на эту тему состоится позже. Необходимую помощь Карасеву окажут товарищи Кирюхин, Уланов, Курбатов и Гурьянов, На последних двоих возлагается и партийная-политическая работа в условиях возможного подполья и партизанской жизни.

— Ну вот, я ввел вас очень коротко в курс дела, предварительно, так сказать, — заключил Алехов. — Надеюсь, что теперь будем встречаться часто. Непосредственную связь держите с Михаилом Алексеевичем и Александром Михайловичем.

Карасев вопросительно поглядел на Алехова: кто такой Александр Михайлович? Кто такой Михаил Алексеевич?

— Ах, да, вы еще не знаете, — улыбнулся Алехов. — С товарищем Курбатовым. Он и есть Александр Михайлович. А товарища Гурьянова зовут Михаилом Алексеевичем.

Курбатов, перехватив взгляд Карасева, слегка наклонил голову, и в глазах его, под очками, снова промелькнула добрая улыбка. Улыбнулся и Гурьянов. «Ничего, дорогой товарищ, — как бы говорила эта улыбка, — познакомимся, свыкнемся и поработаем вместе. Я хоть и невоенный, но кое-что тоже смыслю. Партийная работа ко всему приучает. Все будет в порядке!..»

Карасев в ответ тоже улыбнулся и еще раз крепко пожал протянутые ему руки Курбатова и Гурьянова.

— Да, кстати, — сказал Курбатов, оглянувшись на Алехова, — не мешало бы, как говорится, с ходу ознакомить нового товарища с происшествием, которое меня очень беспокоит.