Бакнер крутанул баранку, и машина свернула на едва приметную дорогу, петлявшую среди сосен.

— Куда вы меня везете?

— В нескольких милях отсюда живет старый негр. Хочу с ним потолковать. То, с чем мы столкнулись, выходит за пределы понимания белого человека. Черные в таких делах разбираются лучше. Этому старику лет сто. Когда он был мальчишкой, хозяин обучил его грамоте, а после, получив свободу, он попутешествовал больше, чем иной белый. Говорят, он знает тайны вуду.

Услышав это слово, Грисвел вздрогнул и обвел тревожным взглядом зеленые стены леса. Запах хвои смешивался с ароматами незнакомых трав и цветов, но все перебивал запах гнили и плесени. Вновь Грисвела захлестнула ненависть к этим темным, таинственным лесам.

— Буду,— пробормотал он.— Совсем забыл об этом. Никак не связывал черную магию с Югом. Мне всегда казалось, что колдовство присуще только старым улочкам приморских городов, остроконечным крышам, состарившимся еще в ту пору, когда в Сейлеме вешали ведьм; туманным сумрачным аллеям и паркам Новой Англии. Но то, с чем я встретился здесь,— эти угрюмые сосны, заброшенные плантации, загадочный черный народ, старые легенды о безумии и ужасе — все это гораздо страшнее, чем легенды Нового Света. Боже, какие неведомые опасности таит этот континент, который глупцы называют юным.

— Лачуга старика Джекоба,— объявил Бакнер, притормаживая.

Грисвел увидел поляну и маленькую хижину, притаившуюся в тени огромных деревьев. Здесь росли не только сосны, но и стройные кипарисы и кряжистые дубы с замшелыми стволами. За хижиной начиналось болото, покрытое обильной растительностью; оно терялось вдали, в сумраке деревьев. Над глиняной печной трубой курился синеватый дымок.

Следуя за шерифом, Грисвел поднялся на крошечное крыльцо и вошел в распахнутую дверь, висевшую на кожаных петлях. В лачуге царил полумрак, немного света проникало в единственное окошко. У очага сидел сутулый негр и смотрел на котелок с закипающей похлебкой. Когда белые вошли, негр покосился на них, но не встал. Он выглядел невероятно старым — лицо сплошь изборождено морщинами, а глаза, темные и живые, затянуты мутноватой пеленой. Мысли старика, похоже, витали где-то вдали.

Бакнер указал Грисвелу на плетеное кресло, а сам уселся на грубую скамью.

— Джекоб,— сказал он напрямик,— пора мне тебя кое о чем расспросить. Я знаю, тебе известна тайна поместья Блассенвиллей. Прежде это меня не касалось, но нынче ночью в доме убили человека. Если ты не скажешь, кто там прячется, вот этого парня могут повесить.

Старик взглянул на Бакнера, и туман в его глазах сгустился, словно у него в памяти поплыли облака давно минувших лет.

— Блассенвилли…— произнес он звучным, богатым интонациями голосом, непохожим на говор местных жителей.— Гордые они были, сэр. Гордые и жестокие. Нынче никого не осталось. Кто на войне погиб, кого на дуэли прикончили. Некоторые умерли здесь, в поместье… В старом поместье…— Речь негра перешла в невнятное бормотание.

— Так как насчет поместья? — нетерпеливо спросил Бакнер.

— Мисс Селия была самая гордая из них,— пробормотал старик.— Самая гордая и жестокая. Черные ее ненавидели, а Джоан — пуще всех. В жилах Джоан текла кровь белых людей. Джоан тоже была гордая. Мисс Селия била ее кнутом, как рабыню,

— В чем тайна поместья Блассенвиллей? — настойчиво повторил Бакнер.

Пелена исчезла. Глаза старика чернели, как колодцы в лунную ночь.

— Какая тайна, сэр? Не понимаю.

— Понимаешь. Все ты понимаешь, Джекоб. Я хочу знать, почему негры сторонятся этого дома.

Старик помешал в котелке.

Жизнь всем дорога, сэр, даже старому негру.

— Кто-то грозился тебя убить, если проговоришься? Я правильно понял?

— Не «кто-то». Не человек. Черные боги болот. Мою священную тайну охраняет Большой Змей — бог над всеми богами. Он пошлет младшего брата, и тот поцелует меня холодными губами. Маленький брат с полумесяцем на голове. Я отдал душу Большому Змею, чтобы тот научил меня делать зувемби…

Бакнер напрягся.

— Я уже слышал это слово,— тихо произнес он.— Из уст умирающего негра, когда был маленьким. Что это означает?

В глазах старого негра появился страх.

— Что я сказал? Нет! Я ничего не говорил!

— Зувемби,— напомнил Бакнер.

— Зувемби,— машинально повторил старик. Глаза его опять затуманились.— Зувемби — это те, что когда-то были женщинами. О них знают на Невольничьем Берегу. О них рокочут по ночам барабаны на холмах Гаити. Творцов зувемби почитает народ Дамбалы. Смерть тому, кто расскажет о них белому человеку! Это одна из самых заклятых тайн Бога-Змея.

Он замолчал.

— Ты говоришь о зувемби,— подстегнул его Бакнер.

— Я не должен об этом говорить,— пробормотал Джекоб.

Грисвел вдруг понял, что негр просто думает вслух, он совсем впал в старческое слабоумие и не замечает их присутствия.

— Я плясал на Черном Обряде вуду и с тех пор могу делать зомби. И зувемби… но ни один белый не должен знать этого названия. Прошу прощения, джентльмены, я, кажется, задремал. Старики, как дряхлые собаки, засыпают у очага. Вы спрашивали о поместье Блассенвиллей? Сэр, если я объясню, почему не могу вам ответить, вы назовете это суеверием. Хотя, да будет бог белых людей свидетелем…

С этими словами он потянулся за хворостом, лежавшим у очага, и вдруг с криком отдернул руку, в которую впилась зубами длинная извивающаяся тварь с узкой головой. Обвив руку колдуна по локоть, разъяренная змея снова и снова вонзала в нее ядовитые клыки.

Джекоб рухнул на очаг, опрокинув котелок и разбросав угли. А Бакнер схватил толстую хворостину, размозжил плоскую голову и с проклятием отшвырнул свившегося в узел гада. Старый негр затих и теперь лежал неподвижно, глядя вверх неживыми глазами.

— Мертв? — прошептал Грисвел.

— Мертв, как Иуда Искариот,— буркнул шериф, хмуро глядя на издыхающую змею.— Такой дозы яда хватило бы на десятерых стариков. Но мне кажется, он умер от страха.

— Что будем делать? — дрожа, спросил Грисвел.

— Перенесем тело на лежанку и уйдем. Если запереть дверь, ни кошки, ни дикие собаки сюда не проникнут. Ночью у нас будет чем заняться, а утром отвезем Джекоба в город. Ну, помогите мне.

Преодолев отвращение, Грисвел помог перенести старика на грубую кровать и поспешно вышел из лачуги. Солнце садилось, заливая ряды деревьев на горизонте слепящим алым пламенем. Они молча сели в машину и двинулись в обратный путь.

— Он говорил, что Большой Змей может послать к нему своего брата,— пробормотал Грисвел.

— Чушь! — фыркнул Бакнер.— На болоте полно змей. Змеи любят тепло, вот одна из них и заползла в хижину, пригрелась в хворосте, а Джекоб на свою беду разбудил ее. Ничего сверхъестественного.— Немного помолчав, он добавил, уже другим тоном: — Впервые вижу, как змея кусает, не зашипев. И впервые вижу змею с белым полумесяцем на голове.

Они в молчании свернули на шоссе.

— Думаете, в доме до сих пор прячется мулатка Джоан? — спросил Грисвел.

— Вы сами слышали, что сказал старик Джекоб,— нахмурясь, ответил Бакнер.— Время для зувемби ничего не значит.

Они миновали последний поворот, и Грисвел увидел дом Блассенвиллей, чернеющий на фоне алого заката. Сразу же вернулось предчувствие опасности.

— Смотрите! — шепнул он пересохшими губами, когда машина съехала с дороги и остановилась. Бакнер крякнул от удивления.

С балюстрады клубящимся облаком поднималась голубиная стая. Пернатое облако понеслось прочь, на запад, и исчезло в ярком сиянии над горизонтом.

 3

Проводив голубей взглядом, Грисвел некоторое время неподвижно сидел в машине.

— Наконец-то я их увидел,— пробормотал Бакнер.

— Наверное, они являются только обреченным,— предположил Грисвел.— Бродяга их видел…

— Посмотрим,— спокойно ответил южанин, выходя из машины. Грисвел заметил в руке у шерифа револьвер.

В пыльных окнах играло пламя заката. Войдя в просторную прихожую, Грисвел увидел на полу следы мертвеца, ведущие к лестнице. Бакнер расстелил возле камина взятые из машины одеяла.