Упрекая Бернштейна за сведение революции к вооруженному восстанию («революции в полицейском смысле»), Каутский должен был бы показать, что существуют иные формы революции. Но такая постановка вопроса отсутствует. Социалистический «переворот, – пишет Каутский, – надо понимать не в полицейском смысле, не в смысле вооруженного восстания» [107]. А в каком? Будет ли революцией мирный приход к власти социал-демократической партии? Ответа нет. «Начиная с Лассаля, наша партия стремится ясно установить различие между революцией с помощью цепов и вил – и социальной, и доказать, что она принципиально стремится только к последней» [108] – к цели, скрытой в тумане неизвестно сколь далекого будущего. Приход к власти социал-демократов стоит на повестке дня; социальная революция – нет. Бернштейн связывал власть партии рабочего класса и социалистическое преобразование общества, считая то и другое несвоевременным; Каутский – разделил.
Практически Каутский согласился с отношением оппонента к проблеме революции (она проходит «с помощью цепов и вил»). Разногласия сводятся к следующему: Бернштейн считает, что поскольку для социалистической революции нет объективных условий, социал-демократам не следует стремиться к власти; Каутский считает, что к власти стремиться надо, обходя вопрос о том, будет ли этот приход к власти социалистической революцией.
Аналогична позиция Г. Кунова. Также разделив понятия «политическая революция» и «социальная революция», он также счел, что вторая вообще возможна без первой, т.е. без перехода власти [109]. Мирный переход власти также не включен Куновым в понятие «революция», отчего его прежде логичное и последовательное изложение исторического материализма именно в этом вопросе приобретает оттенок неприятной софистики. В отличие от Каутского, часто менявшего свою позицию [110], Кунов прямо утверждал, что капитализм в обозримом будущем непреодолим.
С научной точки зрения взгляды Бернштейна и его последователей – явная идеологическая подтасовка, что было отмечено левыми социал-демократами. «Кто высказывается за законный путь реформ вместо и в противоположность завоеванию политической власти и общественному перевороту, – писала Роза Люксембург (1871-1919), – выбирает на самом деле не более спокойный, не более надежный и медленный путь к той же цели, а совершенно другую цель, именно – вместо осуществления нового общественного порядка только незначительные изменения в старом» [111].
Однако, как всякая идеология, ревизионизм имел основу – интересы, в данном случае – изменившиеся интересы западного рабочего класса, значительная часть которого более не нуждалась в революции. Пролетарская революция в развитых капиталистических странах стала невозможна и невозможна по сей день.
В большинстве зависимых стран, остающихся аграрными, она тем более невозможна по причине отсутствия или слабости пролетариата. Но возможна ли она в тех из них, где идет индустриализация и появился пролетариат? Такой страной в начале XX века была Россия.
Революция в России и ее результаты рассмотрены в 3 главе; пока что выскажу свое мнение: в СССР существовал способ производства, известный под названием «азиатского». Более верным представляется термин «политарный», введенный доктором исторических наук Ю. И. Семёновым (р. 1929), давшим наиболее полную концепцию возникновения неополитаризма (или индустриального политаризма) в СССР [112]. Подчеркну, что Ю. И. Семёнов не только ввел термин «политаризм», но и обосновал концепцию разных типов политаризма [113]. С его точки зрения, которую я полностью разделяю, сущностью политаризма является то, что частная собственность (собственность части общества) на средства производства принимает общеклассовый (а не персональный) характер и потому выступает в форме государственной собственности; классом-собственником является госаппарат. Политарных способов производства в истории было несколько, и они отличались друг от друга. Вспомним, что и рабовладельческих способов производства было два (античное и плантационное рабовладение), и они отличались друг от друга. Неополитаризм СССР был не возвратом к Древнему Востоку, а новым, прежде не существовавшим, способом производства.
Социалистической революции не произошло.
Таким образом, марксистская теория и практика социалистической революции будущего оказалась в тупике, где и пребывает по сей день, пока что не доказав свою научность. Революция на Западе пролетариату пока не нужна; революция в России не привела к социализму; победа мировой революции все еще невозможна.
Результаты применения материалистического понимания истории к революциям прошлого будут рассмотрены во 2 главе.
Проблема революции занимает большое место в трудах Антонио Грамши (1891-1937). Известная «концепция гегемонии», разработанная им, призвана дать общую картину тактики революционной борьбы. Кратко изложу ее основные положения, не углубляясь в детали, понимание которых крайне затруднено эзоповым языком, вынужденно примененным Грамши в условиях тюремного заключения в фашистской Италии (1926-1937). Иносказания Грамши до сих пор вызывают споры среди исследователей-«грамшеведов» [114]. По этой же причине я не привожу цитаты: к каждой из них нужен комментарий об особенностях словоупотребления.
Общепризнанные положения «концепции гегемонии» таковы. Ни один класс не приходит к власти без союзников. Для того чтобы союз был успешен, класс-гегемон должен внутренне измениться, преодолев сначала «экономико-корпоративную» стадию своего сознания, а затем – классовый эгоизм, т. е. осознать сначала себя как единый класс, а затем – свою роль в истории и обязанности по отношению к союзникам.
Преодоление эгоизма – преодоление подчиненности базису. Автоматически этот процесс не произойдет – его должна организовать интеллигенция. Интеллигенция делится на выдвинутую классом («органическую») и унаследованную от прошлого («традиционную»). Первая должна перетянуть на свою сторону вторую [115]. Затем они вместе осуществляют изменение сознание остальной части класса-гегемона.
Успех не гарантирован: пример неосуществленной гегемонии Грамши видит в истории итальянской буржуазии Возрождения, не сумевшей вступить в союз с крестьянами против феодалов [116]. Неполнота гегемонии отличала итальянскую буржуазию и в XIX веке [117], а в XX – привела к фашизму. Всего этого, по Грамши, можно было избежать при проведении правильной линии в вопросе гегемонии. Буржуазия Италии, а конкретно – выдвинутая ею интеллигенция, в прямом смысле виновна в упущенных возможностях.
Субъективному фактору в революции Грамши придает решающее значение: классы как политические силы существуют, когда осознают себя. Объективно существуют только «социальные группировки» в производстве (есть определенное количество городов, в которых есть определенное количество предприятий, на которых работает определенное количество людей) [118]. Превращение «социальных группировок» в классы идет путем выработки самосознания. То есть объективно существуют нерифмованные фразы, которые лишь в сознании господина Журдена становятся прозой. С этой точки зрения, например, класса рабов не существовало.