Не успел охотник произнести эти слова, как появился передовой всадник отряда, чье приближение было уловлено чутким ухом индейца. Натоптанная тропа, вроде тех, что прокладывают олени на пути к водопою, змеилась по соседней лощинке и выходила к реке как раз в том месте, где расположились белый разведчик и его краснокожие друзья. Путники, появление которых в самой чаще леса казалось таким неожиданным, медленно подъезжали к Соколиному Глазу, выступившему вперед и готовому встретить их.

— Кто идет? — спросил он, как бы невзначай вскинув ружье левой рукой и положив указательный палец правой на курок, хотя и постарался, чтобы этот жест не выглядел угрозой.— Кто пришел в эту глушь, не боясь опасностей и диких зверей?

— Христиане, друзья закона и короля,— ответил всадник.— Мы с самого рассвета едем через этот дремучий лес, ничего не ели и вконец измучены трудной дорогой.

— Значит, вы заблудились,— перебил охотник,— и поняли наконец, насколько беспомощен тот, кто не знает, куда свернуть — направо или налево.

— Вот именно. Грудные дети — и те не более беспомощны, чем мы; ростом мы, правда, побольше и по годам тоже вполне взрослые, а вот нужными познаниями не запаслись. Скажите, далеко ли отсюда до королевского форта под названием Уильям-Генри?

— Ого! — громко расхохотался охотник, но тут же подавил неосторожный смех, решив, что повеселиться можно и без риска, что тебя услышит шныряющий поблизости враг.— Вы так же далеки от дороги, как собака от следа оленя, когда между ним и ею лежит озеро Хорикэн. Уильям-Генри!.. Вот это ловко! Если вы друзья короля и у вас дела с его армией, поезжайте лучше вниз по реке к форту Эдуард и потолкуйте с Вэббом, который засел там, вместо того чтобы проложить себе дорогу в теснины да прогнать этого наглого француза за Шамплейн, обратно в его берлогу.

Прежде чем путник успел ответить на это неожиданное предложение, заросли раздвинулись, и второй всадник, пришпорив коня, обогнал своего товарища.

— Сколько же отсюда до форта Эдуард? — осведомился он.— Мы выехали из него нынче утром и держим путь к верховьям озера.

— Значит, вы ослепли еще до того, как заблудились: дорога через волок имеет добрых две сажени в ширину и, как я понимаю, не уступит любой лондонской улице, даже той, на которую выходит королевский дворец.

— Не будем спорить о достоинствах этой дороги,— улыбнулся Хейуорд, ибо, как читатель уже догадался, это был он.— Достаточно сказать вам, что мы положились на проводника-индейца, который взялся провести нас более короткой, хоть и глухой тропой, но обманулись в нем: он сам заплутался. Одним словом, мы не знаем, где сейчас находимся.

— Индеец — и заплутался в лесу? — переспросил охотник, с сомнением покачав головой.— Да еще когда солнце опаляет верхушки деревьев и мох на любой березе подскажет вам, в какой стороне неба вспыхнет ночью Полярная звезда? В лесу полным-полно оленьих троп, ведущих к водопоям и соляным источникам, а уж эти места каждый знает; да и гуси еще не улетели к канадским водам. Очень странно, что индеец сбился с пути между Хорикэном и излучиной реки! Он случайно не могаук?

— Родом нет, хотя и принят в это племя; мне кажется, он из мест, что лежат севернее, и принадлежит к тем краснокожим, которых вы именуете гуронами.

— Ха!— воскликнули оба спутника белого охотника, до сих пор сидевшие неподвижно и выказывавшие полное безразличие, а теперь разом вскочившие на ноги,— изумление, видимо, взяло верх даже над их выдержкой.

— Гурон? — повторил суровый разведчик и вновь с откровенным недоверием покачал головой.— Это племя воров, и каждый гурон останется вором, кто бы там ни принял его к себе. Все они бродяги и трусы, их не переделаешь. Удивляюсь, как это вы, доверившись одному из них, до сих пор не угодили в руки целой шайки.

— Ну, это нам не угрожает: отсюда до форта Уильям-Генри много миль. Кроме того, не забывайте, что наш проводник теперь могаук, а значит, друг нам и служит нашей армии.

— А я повторяю: кто родился гуроном, тот им и умрет. Могаук! Нет, мне вы подайте делавара или могиканина — вот это честные люди, да и в бою настоящие воины, хотя не все, потому что позволили своим коварным врагам макуасам превратить себя в слабых женщин. Но если уж они решили драться, выбирайте воинов только из делаваров и могикан.

— Довольно,— нетерпеливо прервал его Хейуорд.— Я не спрашиваю вас о человеке, который хорошо знаком мне и вовсе неизвестен вам. Вы так и не ответили на мой вопрос: далеко ли отсюда до форта Эдуард, где находятся наши главные силы?

— А это зависит от того, кто поведет вас. Надо полагать, такой конь, как ваш, покроет немалое расстояние за время от восхода до заката.

— Не будем попусту препираться, приятель,— сказал Хейуорд, подавив досаду и взяв более приветливый тон.— Если вы скажете, сколько миль до форта Эдуард, и проводите нас туда, ваш труд не останется невознагражденным.

— А почем я знаю, что, поступив так, не приведу в нашу крепость врага и лазутчика Монкальма? Не всякий, кто говорит по-английски,— честный человек.

— Если вы действительно состоите у нас на службе, а мне сдается, вы — наш разведчик, то, конечно, знаете шестидесятый королевский полк?

— Шестидесятый? Немного вы мне расскажете о королевской армии в Америке, чего я не знал бы сам, хоть на мне не красный мундир, а всего лишь охотничья рубаха.

— Тогда вам, кроме всего прочего, вероятно, знакома фамилия одного майора из этого полка?

— Майора? — перебил охотник, выпрямляясь с видом человека, гордого доверием, которым он пользуется.— Если в этой стране есть человек, знающий майора Эффингема, то он перед вами.

— В этом полку несколько майоров, Эффингем — старший из них производством, а я говорю о самом младшем, о том, что командует батальоном в форте Уильям-Генри.

— Да, я слышал, что эту должность занял какой-то юный и очень богатый джентльмен из дальних южных провинций. Он, по-моему, слишком молод для такого поста — не ему командовать людьми, чьи головы уже поседели. Впрочем, говорят, это человек храбрый и знаток военного дела.

— Каков бы он ни был и что бы о нем ни говорили, он сейчас беседует с вами и не может быть врагом, которого следует опасаться.

Разведчик окинул Хейуорда изумленным взглядом, снял шляпу и тоном менее самоуверенным, но все же не чуждым сомнений ответил:

— Я слышал, что нынче утром из лагеря к берегам озера должны были отправить отряд...

— Это правда. Но я предпочел путь покороче, положившись на опытность индейца, о котором уже упоминал.

— А он обманул вас и бросил?

— Ни то, ни другое. Во всяком случае, не бросил, потому что сейчас он здесь, в хвосте отряда.

— Погляжу-ка я на него. Если это настоящий ирокез, его выдадут вороватый взгляд и раскраска,— сказал разведчик, обходя коня Хейуорда и выбираясь на тропу позади клячи псалмопевца, к которой уже примостился жеребенок, воспользовавшийся остановкой, чтобы насладиться материнским молоком.

Раздвинув кусты, Соколиный Глаз сделал несколько шагов и вскоре увидел девушек, с беспокойством и не без опаски ожидавших конца переговоров. В отдалении, прислонившись к дереву, стоял скороход, который бесстрастно выдержал испытующий взгляд разведчика; лицо его было так мрачно и свирепо, что само по себе могло внушить страх. Удовлетворенный результатами осмотра, охотник повернул назад. Проходя мимо девушек, он на мгновение замедлил шаг, чтобы полюбоваться их красотой, и откровенно восхищенным взглядом ответил на легкий кивок и улыбку Алисы. Затем он подошел к кормившей жеребенка кобыле псалмопевца и потратил несколько минут на тщетные попытки понять, кто же ее всадник, после чего, покачав головой, направился к Хейуорду.

— Минг всегда останется мингом — таким его создал бог, и ни могауки, ни иное племя его не переделают,— сказал он, возвращаясь на прежнее место.— Будь вы один и согласись вы оставить своего благородного коня на съедение волкам, я сам довел бы вас до форта Эдуард, потому что отсюда до него всего час пути; но коль скоро с вами женщины, это невозможно.