Не в силах побороть отвращения, Кора сделала ему знак уйти.
— Оставь меня! — молвила она таким проникновенным голосом, что на мгновение смирила даже беспощадного дикаря.— Ты отравляешь горечью мои молитвы и встаешь между мной и небом.
Однако впечатление, которое тон ее произвел на индейца, вскоре рассеялось, и Магуа, насмешливо указав пальцем на Алису, продолжал:
— Смотри! Дитя плачет! Ей рано умирать! Отошлем ее к Манроу — пусть она расчесывает старику седые волосы и поддерживает в нем жизнь.
Не сумев побороть желания взглянуть на сестру, Кора встретила умоляющий взгляд Алисы, красноречиво говоривший, как ей хочется жить.
— Что он говорит, милая Кора? — прозвучал ее дрожащий голосок.— Он, кажется, сказал, что отошлет меня к отцу?
С минуту старшая сестра смотрела на младшую, и по лицу ее было видно, как ожесточенно борются в ней противоречивые чувства. Наконец она заговорила, и в голосе ее, утратившем прежнюю твердость и спокойствие, зазвучала почти материнская нежность.
— Алиса,—сказала она,— гурон предлагает нам с тобой жизнь... Нет, более того, он предлагает освободить Дункана, нашего бесценного Дункана... отправить вас с ним к друзьям... к нашему осиротевшему, убитому горем отцу, если только я подавлю в себе мятежную, упрямую гордость и соглашусь...
Тут голос ее внезапно пресекся, и она, стиснув руки, устремила взор к небу, словно в отчаянии своем искала совета у мудрости, не знающей предела.
— Договаривай, Кора! — вскричала Алиса.— На что ты должна согласиться? Ах, если бы такое предложение сделали мне! Спасти тебя, утешить нашего старого отца, освободить Дункана!.. С какой радостью я умерла бы ради этого!
— Умереть! — повторила Кора уже более спокойно и твердо.— Умереть нетрудно. Он требует от меня не такой малости. Он хочет...— продолжала она, невольно понижая голос при мысли об унизительном предложении дикаря,— он хочет, чтобы я последовала за ним в леса, в поселение гуронов и осталась там. Одним словом, он хочет, чтобы я сделалась его женой. Говори же, Алиса, дитя мое, сестричка моя родная! И вы тоже говорите, мистер Хейуорд! Наставьте советом мой слабый разум. Стоит ли жизнь подобной жертвы? Согласна ли ты, Алиса, получить ее из моих рук такой ценой? А вы, Дункан? Говорите, руководите мной, распорядитесь вдвоем моей судьбою, потому что я всецело принадлежу вам!
— Согласен ли я? — взорвался негодующий и потрясенный Хейуорд.— Кора! Кора! Вы смеетесь над нашим несчастьем! Не упоминайте больше об этом гнусном выборе: одна мысль о нем страшнее тысячи смертей!
— Я знала, что вы ответите именно так! — воскликнула Кора, и на щеках ее заиграл румянец, а в темных глазах ярко вспыхнула искра глубокого, скрытого чувства.— Но что скажет моя Алиса? Ради нее я безропотно подчинюсь чему угодно.
Хейуорд и Кора, напрягшись до боли, с глубочайшим вниманием ждали, что скажет Алиса, но в ответ не раздалось ни слова. Выслушав сестру, девушка вся как бы сжалась. Ее хрупкая, изящная фигурка поникла, руки бессильно упали, пальцы судорожно подергивались, голова опустилась на грудь; девушка словно повисла на дереве,— законченное воплощение поруганной женственности,— безжизненная и в то же время глубоко страдающая. Однако через несколько секунд она шевельнулась и медленно покачала головой, как бы выражая искреннее, неудержимое возмущение; краска девичьего стыда залила ее нежное лицо, глаза зажглись негодованием, и она нашла в себе силы пролепетать:
— Нет, нет, лучше умереть вместе, как жили!
— Вот и умирай! — заревел Магуа, яростно метнув томагавк в беззащитную девушку и заскрежетав зубами от необузданного гнева, в который его привела такая неожиданная твердость той, кого он считал самой слабой и робкой среди своих жертв. Топор просвистел в воздухе перед лицом Хейуорда, срезал несколько золотистых локонов Алисы и задрожал в стволе дерева над ее головой. Это зрелище довело Дункана до исступления. Собрав все силы, он разорвал путы и бросился на другого дикаря, который, громко вопя, целился в девушку, чтобы нанести ей более меткий удар. Они сцепились и рухнули наземь. Хейуорд не сумел как следует ухватить полуголого противника, и тот, выскользнув из рук майора, привстал, уперся коленом в грудь молодого человека и всем своим огромным весом прижал его к земле. Дункан уже увидел сверкнувший в воздухе нож, как вдруг у него над ухом что-то просвистело, и вслед за этим, а вернее, одновременно с этим, раздался грохот выстрела. Хейуорд почувствовал, что с груди его свалился придавивший ее груз, и увидел, как свирепость на лице его противника сменилась тупым ужасом, а еще через секунду индеец мертвым свалился рядом с ним на опавшие сухие листья.
ГЛАВА XII
Я скрываюсь,
Но ручаюсь:
Скоро, сэр, я к вам вернусь.
Пораженные внезапной смертью товарища, гуроны на миг замерли. Но едва они убедились в роковой меткости руки, которая послала пулю во врага, рискуя попасть в друга, как из уст их вырвалось имя Длинный Карабин, сопровождаемое диким и горестным воем. В ответ на него маленькая рощица, где неосмотрительные индейцы сложили свое оружие, огласилась громким криком, и мгновение спустя оттуда выскочил Соколиный Глаз. Он слишком спешил, чтобы перезарядить свое вновь обретенное ружье, и ринулся на дикарей, потрясая им, как дубиной, и разрезая воздух широкими, мощными взмахами. Но как проворен ни был разведчик, его обогнала легкая, гибкая фигура, которая с невероятной смелостью врезалась в кучку гуронов и остановилась перед Корой, вращая томагавком над головой и угрожающе размахивая ножом. Быстрее, чем гуроны успели прийти в себя от этого неожиданного и дерзкого нападения, вслед за первой фигурой появилась еще одна, разрисованная эмблемой смерти, и, мелькнув, как призрак, перед глазами врагов, с грозным видом встала по другую сторону Коры. Мучители пленников невольно отступили перед этими незваными воинственными пришельцами, и вопли сменились сперва возгласами изумления, а затем хорошо знакомыми и пугающими именами:
— Быстроногий Олень! Великий Змей!
Но осторожного и бдительного предводителя гуронов было не так легко смутить. Окинув зорким взглядом маленькую площадку, он сразу понял, кто и как на них напал, и, подбадривая соплеменников криками, а также собственным примером, обнажил длинный острый нож и с громким боевым кличем бросился на ожидавшего его Чингачгука. Это послужило сигналом, и началась общая схватка. Ни у той, ни у другой стороны не было ружей, так что исход борьбы решался теперь в самом опасном из всех видов боя — рукопашной.
Ункас, ответив на боевой клич, ринулся на одного из гуронов и проломил ему череп метко направленным ударом томагавка. Хейуорд вырвал топор Магуа из дерева и пылко бросился в битву. Так как теперь обе стороны сравнялись в численности, каждый выбрал себе одного противника. Удары сыпались с яростью урагана и быстротой молнии. Соколиный Глаз устремился к новому гурону и уложил его одним взмахом своего смертоносного оружия. Хейуорд, сгорая нетерпением, не стал ждать приближения врага и рискнул пустить в него томагавком. Топор обухом попал индейцу в лоб и на мгновение ошеломил его. Ободренный этим небольшим успехом, молодой человек рванулся вперед и с голыми руками напал на врага. Через секунду он уже пожалел о своем опрометчивом поступке: ему пришлось увертываться от ударов ножа, который гурон пустил в ход с мужеством отчаяния. Не в силах больше отражать такого изворотливого и ловкого противника, майор обхватил индейца и сковал его своим стальным объятием. Однако он понимал, что долго ему такого напряжения не выдержать. В эту критическую минуту Дункан услышал у себя над ухом крик:
— Бей злодеев! Не щадите проклятых мингов!
А еще через секунду Соколиный Глаз обрушил приклад ружья на голову врага, чьи мускулы разом обмякли от удара, и безжизненное тело, выскользнув из рук Дункана, опустилось на землю.