Глядя на них из далека нашего XXI века, невозможно отделаться от ощущения их зыбкой воздушности. Словно на этой пленке Файнгерш и Мэрилин уже не здесь. Словно они оба — не более чем два черно-белых отпечатка, уносимых потоком утраченного времени. Мысленно переносясь в те дни 1955 года, чувствуешь благословенную мимолетность происходящего: палец, пробегающий вдоль вытянутой ноги; упавшая на щеку ресничка; тень руки на лице... Эти краткие мгновения несутся, сменяя друг друга, и чуткий взор Эдди ловит их. Мэрилин — идеальная партнерша. Она виртуозно владеет искусством творить сиюминутность: выражением лица, неповторимым жестом. Это и есть фотогеничность. Прав был Джон Хьюстон: на каждом снимке она словно бросает кости. Наверное, фотограф не успевал схватывать на лету каждый из ее «бросков». На ужине в «Марокко» Файнгерш заснял Мэрилин в минуту задумчивости. Она сидит с немного отсутствующим видом — принцесса-беглянка, которой нет дела до звона бокалов с шампанским и шумного смеха. Лишь поздно ночью, в рубиновой тишине темной комнаты, она приоткроет ему свои секреты. Из мути проявителя медленно всплывает изображение. Скатерть, подсвечник, хрустальный бокал, букет цветов, женский силуэт, локон прически... Эдди ниже наклоняется над кюветой. Видит глаза, взгляд которых от него ускользает. Очертания рта... И вдруг он понимает, что Мэрилин Монро преподнесла ему бесценный дар. Ее губы, сложенные в едва заметную улыбку, беззвучно шепчут: «Я тоже тебя вижу».