Тут и к Фомке вернулась его прежняя храбрость, и он помчался вслед за Пинкой. А Пинка действовала деловито и уверенно. Она осторожно схватила ворону и поспешила с добычей к дяде, не подпуская Фомку к себе. Фомке не оставалось ничего, как с сияющим видом, повизгивая, бежать рядом.

— Вот так, — сказал дядя. — Для начала твоему Фомке этого урока достаточно. На птиц он вряд ли научится охотиться, но владеть собой он должен уметь. В другой раз придумаем дело посерьезнее. А между делом отучи его от привычки гонять ворон и научи приносить добычу…

— Палочку он уже приносит, — с готовностью сообщил Хенн. — Палочку и еще кое-что…

— Вот и хорошо. Настоящая охотничья собака должна цыпленка в целости принести, если ей приказано.

Так завершился этот поход в гости. Фомка, задравши хвост, бежал по обочине в сторону дома. Пару раз он попытался погнаться за воронами, разгуливающими по полю. Но Хенн сердито кричал:

— Нельзя, Фомка!

И пес останавливался, помахивал хвостом и, подняв кверху морду, повизгивал вслед взлетевшим воронам. Словно вспоминал, как вела себя дядюшкина универсальная собака.

За послушание он получал от Хенна кусочки сепика. И друзья вернулись домой в хорошем расположении духа.

Приключение с решетом в то лето не было единственным в Фомкиных прогулках. В один прекрасный солнечный денек, когда хлеба на полях уже зазолотились и дети начали щелкать ранние орехи, Фомка заметил, как мальчики, Хенн и Калью, раскапывают край грядки и ищут там червей. С жаром обсуждая что-то насчет рыбалки, они собирали червей в банку.

— Что такое? Зачем это? — заволновался Фомка, подбегая ближе. Он напрыгнул на извивающихся червячков, потрогал их лапой и рассвирепел. Чужой неинтересный запах, да и сами странные какие-то — ползают в земле. Что с такими делать? Фомка с любопытством уставился на ребят. Зачем они их собирают? Сам бы он с удовольствием закопал червей обратно в землю и повалялся на них, как обычно делают собаки с предметами, запах которых их раздражает.

Но мальчики поступили с червями совсем иначе. Они вынесли из дому гибкие бамбуковые удилища. На них были прицеплены маленькие колесики с тоненькой, как конский волос, ниткой с висящими на ней гусиными перьями, концы которых были выкрашены в красный цвет. Держа удилища и банки с червями в руках, они направились к речке. Фомку они с собой не позвали. Но и не прогнали.

Он уже сам научился разбираться, что не всегда разумно увязываться следом. Могут и обратно отправить. Поэтому он решил незаметно идти по ребячьим следам. Тогда видно будет, куда они пойдут и что там произойдет.

Мальчики и не ушли далеко. С шоссе они свернули на луг и зашагали к той самой речке, где Фомка искупался, когда ходили относить решето. У большой развесистой ивы, где берег круто обрывался вниз, у омута, они остановились. Хоп! — и Фомка был уже рядом с мальчиками, прыгал им на голые ноги и радостно помахивал хвостом.

— Ах ты, плут! Или тоже рыбу будешь ловить? — шутливо ворчал Хенн: ведь все равно, сидел ли бы пес дома или резвился с ними на лугу.

— Рыбу ловить, рыбу ловить! — весело залаял в ответ Фомка, не понимая толком, о чем идет речь. Ведь люди порой занимаются тем, о чем собаки не имеют ни малейшего представления. Но наблюдать за их действиями, улавливать чужие запахи, исследовать незнакомые окрестности было для него бесконечно интересно и увлекательно. И, обуреваемый радостью, он хотел сказать мальчикам только об одном: чтобы его не прогоняли домой, чтобы оставили здесь, возле себя. Его и не прогнали. Мальчикам некогда было им заниматься.

В первый час Фомка обежал все кустарники, обнюхал все до последнего следочка и изучил все запахи, которые учуял. В этом укромном месте, где редко кто проходил, было много увлекательного. Возле каждого стебелька, возле каждой кочки останавливались зверек или пташка. Иногда их следы тянулись от реки, порой они вели к реке и терялись в воде. С пологого, поросшего кустарником берега спускалась к воде выдра. Следы отчетливо виднелись, но еще сильнее была резкая вонь. Почуяв неприятный запах, Фомка стал беспокойно метаться, поскуливая, обнюхивал воду на следах и воду в реке. Но вода была нема, в ней не было никаких запахов. Здесь разместились норки водяной крысы, исходивший оттуда запах кружил Фомке голову. В маленькой заводи недавно копошилось утиное семейство. И сейчас еще видны в грязи широкие следы от перепончатых лап и трепещутся на осоке легчайшие пушинки от их перьев. Фомка обнюхал и изучил все со старательностью собаки, которая желает основательно ознакомиться с окрестностью. Вскоре этот берег был весь осмотрен. Следы же, которые терялись в воде, вынудили его поинтересоваться противоположным берегом. Там также росли трава и кустарник, там также были кочки и крохотные заводи, и Фомка стал догадываться, что следы и запахи, исчезавшие в воде, могли вновь появиться на той стороне. Ему очень захотелось перебраться на другой берег. Он даже зашел с низкого места в мелководье, потрогал лапами воду и понюхал ее. Но вода текла и журчала. Это была совсем иная вода, чем в пруду. Зайти в нее у Фомки не хватало смелости. Плавать он умел, в этом не было сомнения. Ну а как одному отправиться на ту сторону реки? Хенн и Калью не заходили тут в воду, речку в этом месте не переплывали. Может, здесь и нельзя залезать в воду? И, положив голову на лапы, Фомка с грустью уставился на сверкающую в лучах солнца речную гладь. Вдали, насколько хватало глаз, не было ей конца. Обежать речку кругом он уже пробовал, но безрезультатно. У реки не было ни начала, ни конца. А мальчишки спокойно хлопотали в кустах как ни в чем не бывало.

И вообще, мальчишки. Они занимались сейчас непонятным и неинтересным для Фомки делом. Раскручивали часть лески с катушки, брали из банки червя, подвешивали его на висящий на конце лески крючок и с плеском бросали в воду. Червяк вместе с крючком исчезал в глубине, а перышко с красным концом оставалось покачиваться на воде. Держа удилища в руках, ребята стояли в тени куста и водили удочкой, то приподнимая поплавки, то отпуская их по течению в круговорот омута, то подтягивая ближе к берегу. При этом они изредка возбужденно переговаривались вполголоса.

— Клюет!

— Тянет! Отпустила!

Вдруг леска у Хенна натянулась — фьють! — просвистела над головой, и под ногами у Фомки затрепыхалась серебристо-беловатая рыбешка.

— Плотвичка!

— Червя снимает, а не попадается, — пожаловался Калью. Фомка подскочил к барахтающейся рыбке и понюхал ее. Странно! У нее совсем не было того запаха, какой бывает у жареной рыбы. Фомка разочарованно отошел в сторону. Хенн спрятал рыбу в мешок и деловито сказал:

— Если ничего другого нет, то и плотвичка за рыбу сойдет…

Новый червяк был насажен на крючок, и вновь удочка, описав изящную дугу, застыла далеко над водой. Так это занятие продолжалось довольно долго. Время от времени кто-то из мальчиков сердился, что «съели» червя, иногда на берег выбрасывали то плотвичку, то маленького окунька. У ребят было столько хлопот с удочками и рыбешками, что Фомку они попросту не замечали.

Лежа на крутом обрыве, он видел, что внизу, у песчаной отмели, в неглубокой воде мелькают крохотные мальки, расхватывая упавшие туда кусочки червей. Фомок был существом любопытным, и ему хотелось поближе рассмотреть проворных мальков, стремительно передвигающихся в прибрежной воде. Он стал медленно спускаться вниз по травянистым выступам. В это самое время Хенн, до сего времени сидевший не шелохнувшись, следя за своим покачивающимся на воде поплавком, вдруг ударил удилищем по водной глади. Удилище согнулось, и леска, рассекая воду, потянулась вверх, против течения.