Мерцали созвездья, украсив

Полночного неба скрижаль.

И Вере Васильевне Ася

Поведала эту печаль.

И, плача, чуть слышно сказала:

«Как будто у края небес

Я к черной реке с перевала

Спустилась, а мост вдруг исчез.

Нетрудно в беде оступиться.

И вот я на ваш огонек

Пришла, чтоб своей ученице

Вы дали последний урок».

«Грустны твои думы, как тучи.

Не плачь, Асият. Ничего.

И как поступить тебе лучше,

У сердца спроси своего.

Ты думаешь, было когда-то

Легко в молодые года

Мне, тихой москвичке с Арбата,

Отважиться ехать сюда?

Мать плакала:

                    «Доченька, право,

Не сможешь ты жить среди гор.

Там дикие, темные нравы

Бытуют еще до сих пор.

В могилы — о том я читала, —

Ложится там больше людей,

Сраженных ударом кинжала,

Чем умерших смертью своей».

И маминым просьбам на милость

Сдалась бы я, может быть, но

В груди моей сердце забилось.

«Езжай!» — приказало оно.

Не платьями — книжками, Ася,

Набила я свой чемодан.

Простилась с Москвой, в одночасье

Уехала в твой Дагестан.

И вот в этом горном ауле,

Где небо пронзает скала,

Где чуть не погибла от пули,

Поверь мне, я счастье нашла.

Дала я уроков немало

За двадцать без малого лет.

Боролась, любила, страдала.

Был труден мой труд — не секрет.

Но знала я радостей много.

И жаль мне одну из подруг,

Что свой аттестат педагога,

Вздохнув, положила в сундук.

С Москвой не желая расстаться,

Пошла машинисткою в трест.

И нынче таких там, признаться,

Хватает столичных невест.

Они расписаться в мгновенье

Готовы хоть с чертом в Москве.

Лишь будь у него положенье

И минимум комнаты две.

Смотреть на таких даже тошно.

Не трусь и душой не криви:

Война без вражды невозможна,

Позорна любовь без любви.

Не трусь, пред тобою не бездна,

И помни всех тех, кто в бою

Сложил свои головы честно

За лучшую долю твою.

Тебя я учила ль напрасно,

Став многому наперекор,

Чтоб выросла ты полновластной,

Законной хозяйкою гор?

И если, как тыква с баштана,

Ты дашь себя спрятать в мешок

И станешь женою Османа,

Надвинув на очи платок,

И если прийти на собранье

Не сможешь: мол, муж не велит

(Не так ли, скрывая рыданья,

Порой Султанат говорит?),

Иль будешь избита постылым

Супругом ты, словно Айна,

За то, что лицо свое мылом

Осмелишься мыть, как она,

Тогда я скажу не без боли:

Скажу — не сочти за навет, —

Что зря обучалась ты в школе

Все десять положенных лет.

Что в книгах, прочтя их немало,

Не поняла ты ни строки,

Что школа тебе завышала

Отметки уму вопреки.

Скажу, Асият, что бесчестно

Ты отняла время у нас.

Чужое присвоила место,

Являясь как равная в класс.

Скажу, что душой в комсомоле

Ни дня не была ты.

                            Значок

На платье носила — не боле,

Да взносы платила лишь в срок.

Я немногословную стану

Играть твоей совести роль,

На сердце — открытую рану —

Швыряя жестокую соль…»

«Пойду я! Спокойной вам ночи…»

И Ася, набросив платок,

Ушла…

         Прокричал где-то кочет.

Мерцал за спиной огонек.

Вдоль тесных, извилистых улиц,

Где пряжей повис полумрак,

Идет Асият, не сутулясь,

И легок уверенный шаг.

В глазах ни тоски, ни испуга,

Все это уже позади.

Коса, заплетенная туго,

Привычно легла на груди.

Могу вам сказать по секрету,

Что страх не прочнее стекла,

И, как вдохновенье к поэту,

Решительность к Асе пришла.

И девушка вдруг ощутила:

Она спасена потому,

Что душу наполнила сила,

Как будто солдату тому,

Который, в бою не без проку

Истратив последний патрон,

Увидел сквозь дым: на подмогу

Резервный спешит батальон.

У школы на миг задержалась,

Откинула косу назад.

И молвила школа, казалось:

«Ты помни меня, Асият.

Звонки мои помни, уроки

И мудрость моих дисциплин.

Стихов полюбившихся строки,

Костры пионерских дружин.

Запомни, что в самом начале

И после, когда подросла,

Ты первой по списку в журнале,

Алиева Ася, была!»

Ни звука. Закрыты калитки,

Идет не спеша Асият.

И Пушкин в крылатой накидке

Горянку приветствовать рад.

Пред нею за смелость в награду,

Взволнованный и молодой,

Зажег он легко, как лампаду,

Зарю над вершиной седой.

Махмуд, в ее думы вникая,

Сказал, улыбаясь слегка:

«В мужья не бери, дорогая,

Со сломанным рогом быка».

Все тихо, как перед грозою,

И вновь, головы не клоня,

Кричит из Петрищева Зоя:

«Ровесница, глянь на меня!»

Мятежной Испании совесть,

Солдата погибшего мать,

Ее обнимает Долорес

И шепчет: «Нельзя отступать!»

Упала звезда, догорая,

Дошла Асият до угла.

Платочком очки протирая,

С ней Крупская речь повела.

Промолвила:

                   «Многое очень

Тебе еще надо постичь.

И Асе Алиевой хочет,

Как дочери, верить Ильич…»

Короче становятся тени,

Ложится горянка в кровать.

И сладких, как мед, сновидений

Хочу ей сегодня послать.