Изменить стиль страницы

Битлы знали, что у меня с Питом натянутые отношения. Пит «работал» под Элвиса Пресли и Тони Кертиса: длинный, смазанный бриолином клок волос свисал с его лба. Вид у него всегда был мрачный, угрюмый. Ему было легко культивировать образ мрачного парня: он и по природе был таким. Он был полной противоположностью остальным Битлам, которые, несмотря на свой напускной цинизм, были, в сущности, уживчивыми, отзывчивыми и добрыми.

БИТЛЗ играли тогда по всему Мерсисайду, и я решил, что им пора ехать в Гамбург, чтобы принять настоящее боевое крещение. Ведущей ливерпульской группой тогда были Джерри Марсден и Пейсмейкеры («Задающие Темп»). Мой старший друг Боб Вулер, ведущий диск-жокей Мерсисайда, был их страстным поклонником. Он пропагандировал «звук Мерси» с какой-то фанатичной одержимостью, и если когда-нибудь будет написана история Мерси-бита, его имя должно быть вписано туда самыми крупными буквами. По сравнению с Брайаном Эпстайном он выглядит намного выше.

Когда Рэй МакФолл превратил «Пещеру» на Мэтью-стрит в бит-мекку молодежи, Боб Вулер стал там постоянным диск-жокеем. В те времена он всегда носил с собой толстую записную книжку, куда заносил интересные разговоры с группами и журналистами.

Боб был постоянным посетителем пресс-клуба на Лайм-стрит. Там, за бутылкой виски, он рассказывал столичным журналистам интересные истории о бит-сцене. Но только гораздо позже, когда эта сцена приобрела общенациональную и всемирную популярность, эти журналисты поняли, что проглядели великий музыкальный и социальный феномен, который развивался у них под самым носом. Они рвали на себе волосы, били себя в грудь, но было уже поздно. А в те дни, если они приходили в свой офис и рассказывали о новой музыке, которая сводила с ума ребят в Ливерпуле, боссы встречали их такими словами: «Все это хорошо, приятель. Но отдает провинциализмом, тебе не кажется? Слушай, займись-ка ты лучше вот чем: беги в такой-то суд, там разбирается дело об убийстве. Пахнет настоящей сенсацией.»

Наверное, никто лучше самого Боба Вулера не мог бы описать события тех лет. Может, он еще возьмется за это. А может, и нет. Он не заработал больших денег на ливерпульском буме. По моим сведениям, сейчас он занимается лотереями.

Однажды, Джерри и Пейсмейкеры играли вместе с БИТЛЗ на одном гиге. Я потащил туда Боба Вулера, чтобы он сам убедился, насколько выросли БИТЛЗ. «Увидишь, кто сейчас ведущая группа, это БИТЛЗ.» Боб был настроен скептически. «Нет. Это Джерри со своими ребятами. Они лучше всех.»

Джерри был действительно великолепен — и он сам, и все остальные. Очень рафинированная группа, спору нет. Но когда вышли БИТЛЗ, кто-то как будто надавил на нервную систему всех ребят в зале. Битлы стояли на сцене, в черных куртках, черных свитерах, в истоптанных башмаках, лохматые, неопрятные, в свободных позах, выдававших их абсолютное спокойствие. Но какое-то животное возбуждение, которое они генерировали, передавалось публике и заводило ее, подобно тугой пружине. Потом — бац! — пружина освобождалась, эмоции выплескивались и заливали самих исполнителей и их слушателей. Играя, БИТЛЗ строили прочный эмоциональный мост между собой и своей аудиторией. В этом было что-то сверхъестественное. Казалось, что все — и сами Битлы, и ребята в зале — находятся вместе внутри какого-то гигантского яйца. В тот вечер это ощущение охватило меня особенно остро. «Ну что, Боб? Я тебе говорил!» Но Боб в тот день остался верен Пейсмейкерам. Ничего. Очень скоро он будет самым ревностным сторонником БИТЛЗ.

Я решил игнорировать злое письмо Хауи Кэйси. Бруно Кошмидер предлагал двухмесячный ангажемент в «Индре» за 150 шиллингов в неделю. Я написал ему, что согласен и сам привезу БИТЛЗ в Гамбург. Действие контракта начиналось в среду 18 августа 1960 года и заканчивалось в воскресенье 16 октября. Согласно контракту, они должны были играть с 8 вечера до 9.30. Затем получасовой перерыв и второе отделение — с 10 до 11 часов. Затем второй перерыв (по-немецки — «паузер») на полчаса и снова час игры. Потом еще один перерыв и снова игра — до двух ночи. Вечер тяжелого дня, если воспользоваться их фразой. Много пота. Но это будет хорошая школа. Становление БИТЛЗ. А мне, как менеджеру, полагалось 10 фунтов в неделю. Не такие уж гроши, я вам доложу.

Глава пятнадцатая

«Мек шоу, Битлз, мек шоу!»

Наш вояж в Гамбург чуть не сорвался. Достать выездной паспорт для Джона Леннона оказалось делом не простым. Мать его умерла, а отец был неизвестно где. Джон жил с теткой Мими. Мне пришлось побегать по судам и полицейским участкам, чтобы собрать справки, необходимые для выдачи паспорта.

Денег на поезд у Битлов не было, поэтому мы решили ехать на своем транспорте. Я достал старенький микроавтобус зелено-кремового цвета, мы все там и разместились: я с женой Берил и ее братом Барри, Лорд Вудбайн (он, как обычно, ехал просто так, для удовольствия); Джон, Джордж, Пол, Стюарт и угрюмый Пит Бест. Целая толпа народа для такой колымаги. А в Лондоне надо было взять еще герра Штайнера из бара «Рай и Ад», который направлялся в Гамбург, чтобы поступить в штат Бруно Кошмидера в качестве переводчика.

Так началось наше историческое путешествие. Десять человек плюс аппаратура — ясно, что до комфорта пульмановских вагонов тут было далеко. Зато дешево. У Битлов было туго с деньгами, и они попросили у меня аванс.

Пол сказал: «Эл, нам нужны бабки купить кое-что в дорогу. Не дашь нам в долг? Мы отдадим. Ты нас знаешь.» Да, я знал их. Хорошие ребята. Порядочные. Они отдадут долг… если вспомнят о нем. Я дал им 15 фунтов на всех. Расписка до сих пор у меня. В ней говорится:

«Э. Р. Уильямс (если вам интересно, могу сообщить, что „Р“ — это мое второе имя, Ричард), Слэйтер-стрит, 23, Ливерпуль-1. Получено от Алана Уильямса 15 фунтов стерлингов. Подлежат вычету из будущих гонораров в Гамбурге.»

Подпись:

Стюарт Сатклифф и Пол МакКартни «от имени БИТЛЗ».

Все очень официально. 15 фунтов! Смешно, если подумать о миллионах, которые вскоре посыпятся в их карманы.

Битлы пришли в десять утра, волоча с собой обшарпанные чемоданчики и сумки, набитые жалким барахлом: по две смены белья и несколько рубашек. Правда, на мои деньги они купили новые черные свитера и даже бейсбольные тапочки (обычно они носили свои бейсбольные туфли или кеды, пока те сами не сваливались с ног). Да, шик-блеск. Первый класс.

К счастью, на крыше автобуса имелась багажная полка, иначе нам пришлось бы ехать в жуткой тесноте и путешествие превратилось бы в сплошное мучение. Мы разместили на крыше большую часть аппаратуры и решили, что трое будут сидеть впереди, семеро сзади, на боковых скамейках, а вещи свалили в середину. Я взял с собой спиртовку для чая — надо было экономить. Хлеб и сыр мы надеялись покупать в дороге. Ну, а пиво — тоже по пути, в придорожных пабах или кафе. Битлы были чрезвычайно возбуждены: им впервые предстояло покинуть пределы родной Англии. «Наконец-то!» «Начнем шоу прямо в пути!» «Встречай нас, Гамбург!»

Берил бегала, проверяя, все ли в порядке, а Лорд Вудбайн стоял и смеялся чьей-то шутке. «Господи! — он ударил себя по ляжке. — Что за путешествие! Почему именно Гамбург и почему именно БИТЛЗ? Это какое-то безумие, безумие, безумие!» Вспоминая эту сцену, я думаю, что она была какой-то сюрреалистической. Я, бывший водопроводчик, бывший еще бог знает кто — уличный торговец, скупщик утиль-сырья, неудавшийся певец — еду в Гамбург с пятью Ливерпульскими парнями, у которых за душой ни гроша, и Лордом Вудбайном, знаменитым исполнителем калипсо из Вест-Индии и Ливерпуля-8. Разношерстная компания. Можно начинать шоу прямо в пути, как сказал кто-то из них. Битлы просили меня написать их имена по бокам автобуса, чтобы все знали: они покидают город, отправляясь в далекие страны. Но я позабыл об этом. Тогда они пошли в «Джек», выпросили у моих людей муку, смешали ее с водой, и клейкая масса была готова. Потом они вырезали крупные заголовки из старых газет, выуженных из мусорных ящиков, собрали из этих заголовков слово «БИТЛЗ» и свои пять фамилий и прилепили все это к стенкам автобуса с помощью той клейкой массы. Потом они отошли в сторону и стали с восхищением оглядывать свою работу. «Чертовски здорово!» «Люди! Это мы — знаменитые БИТЛЗ!» «Первый же дождичек все это смоет к чертям.» «Наоборот, дождик все это еще лучше прилепит — как говно к одеялу.»