— Только этого нам и не хватало! — процедил сквозь зубы Крылов.

Бурун за кормой заискрился; теперь с обоих берегов вся флотилия видна как на ладони.

Крылов глянул на светящиеся стрелки часов.

— Подходим, — сказал он. — Вот и устье. А вот, видно, и она — батарея.

Да, батарея сторожила нас. Она находилась где-то поблизости; может быть, в нескольких шагах. Но ничто не выдавало ее присутствия. Ни один куст не шевелился на берегу, ни единого звука не доносилось оттуда, где плотной черной массой темнел лес. Высокие дубы, залитые лунным светом, казались великанами, протягивающими к кораблю огромные узловатые руки. Крылов взял Алексея Емельяновича за локоть. Я понял это как сигнал: «Ждите, сейчас начнется». И верно: через несколько мгновений берег ожил и огненной стеной двинулся на корабль. Все загремело, и вода возле бортов забурлила, как в кипящем котле.

— Огонь! Самый полный вперед! — скомандовал Крылов.

Почти одновременно со звонком машинного телеграфа, с приказом, отданным Алексеем Емельяновичем через медную трубку в башню главного калибра, корабль ринулся вперед. Громов вцепился в штурвал. Корабль открыл огонь. И тотчас же на берегу взметнулся чудовищный смерч, столбом поднявшийся до самого неба. Сокрушительный взрыв потряс корабль так, что мне подумалось: не наскочил ли он на мину.

— Великолепно! Теперь им не до нас! — Мы угодили в склад боеприпасов! — услышал я голос Крылова. — Передать сигнал: «Кораблям следовать за мной!»

Берег пылал. Но батарея больше не стреляла.

— С одной покончили, — сказал Крылов так спокойно, будто корабль перешагнул через бурун.

Он поднял руку и показал в прорезь брони на светлую полосу воды, расстилающуюся перед нами.

— Дунай! — сказал он.

Да, в лунном свете сверкал Дунай. Громов переложил руль, корабль развернулся и пошел вниз по широкой спокойной реке…

Штурман, как видно, на память знавший весь фарватер, указывал Громову путь.

— Они сняли бакены и, поставили столько мин, что их хватит на пять флотилий, — сказал Коган.

— Скоро Исакча, — предупредил Крылов. Он знал Дунай не хуже опытного лоцмана.

«Исакча теперь мощная вражеская крепость с тяжелыми орудиями. Стоит ей открыть стрельбу — и реку преградит такая плотная завеса огня, что через нее не проскользнет и мышь», — говорил мне еще в Викете Алексей Емельянович. Сейчас он, наверное, чувствует, что сдает ответственный экзамен. Его начальник — опытный и смелый человек. Но как бы поступил командир «Железнякова», если бы рядом с ним не было Крылова?

Повсюду в светящейся воде мерещатся мины. Я прекрасно знаю, что мины скрыты водой по крайней мере на полметра, и все же и с левого и с правого борта мерещатся эти страшные рогатые твари… Стоит к ним прикоснуться — и корабль взлетит на воздух.

— Внимание! — предупредил Крылов.

Враги на этот раз поторопились. Над рекой засверкали звезды разрывов. Противник спешил установить завесу раньше, чем корабли подойдут к пристрелянному месту. Фарватер преградила стена огня. Дунай закипел от снарядных всплесков.

«Даже если идти полным ходом, через огонь не проскочим», — подумал я. Алексей Емельянович взглянул на Крылова.

— Отлично, — сказал Крылов.

Что он находит отличного?

Но капитан-лейтенант, видимо, что-то взвесил и на что-то решился. Прищурясь, почти смежив веки, он глядел в узкую амбразуру.

— Под берегом что? Минное поле? — обратился он к штурману.

— Мины, — подтвердил штурман.

— Держите под самый берег! — приказал Крылов.

— Есть держать под самый берег! — повторил Алексей Емельянович.

Громов — тот ничему, как видно, не удивлялся: «Командиру виднее, что и как». Он подхватил приказ, и монитор, послушный рулевому, отвернул с фарватера и покатился к правому берегу; огненный дождь медленно отодвинулся в сторону.

Крылов тотчас же бросил:

— По батарее — огонь!

Алексей Емельянович кинулся к переговорной трубе. Едва он успел передать в башню приказ, как снаряды главного калибра обрушились на фашистскую батарею. Над берегом поднялось зарево. «Черт возьми, да корабль ведь идет по минам!» — пришло мне в голову. Орудия монитора буквально испепелили берег. Неприятельская батарея смолкла в какие-нибудь несколько минут. «Железняков», пройдя над минным полем и не задев ни одной мины, снова вышел на фарватер. Плоское днище выручило его. На это-то и рассчитывал капитан-лейтенант!

— Прошли, — сказал Крылов. — Ну, теперь нас ожидает Тульча.

Тульча! Я о ней слышал. Фашисты укрепили еще недавно мирный городок, превратив его в грозную крепость. Кузнецов рассказывал о ее силе.

«Он и на этот раз предпримет что-нибудь необыкновенное, — подумал я о Крылове. — Но что? Что может он придумать?»

Грозная Тульча приближалась. В лунном свете уже зачернели старинные крепостные валы.

— Самый малый ход! — приказал капитан-лейтенант.

«Зачем самый малый? — недоуменно спросил я себя. — Ведь мы уже подходим. Сейчас гитлеровцы откроют огонь».

И враги действительно открыли огонь. Перед самым форштевнем «Железнякова» рассыпался веер горящих звезд. На этот раз противник подпустил корабль вплотную. Он хотел бить наверняка. Осколки снарядов застучали по палубе.

— Самый полный вперед! — вдруг скомандовал Крылов.

Телеграф передал приказание в машины. Корабль рванулся, приподнялся из воды и, кажется, даже прыгнул… Да, да! — Прыгнул так, что проскочил через огненную завесу, словно сквозь створки захлопнутой двери. «Железняков» остался не только цел, но и невредим.

— А теперь — самый малый, — сказал капитан-лейтенант.

Стрелка машинного телеграфа описала круг. «Железняков», подхваченный течением реки, медленно плыл вперед. Через пару минут на корабль снова посыпались снаряды.

— Самый полный! — крикнул Крылов.

Стрелка машинного телеграфа стремительно скакнула на «самый полный». Прозвенел звонок.

Приказ подхватили в машинах. Снаряды теперь рвались за кормой.

— Еще раз самый малый…

Толчок назад, минута передышки. И снова перед кораблем вздыбилась стена огня.

— Самый полный вперед!

Нет, положительно это походило на скачку с препятствиями, в которой выигрышем была жизнь группы кораблей и сотен людей…

Таким образом, замедляя ход, давая возможность врагам пристреляться, монитор неожиданно делал «прыжок» вперед на самых полных оборотах — и уходил от огня.

Наконец последняя завеса осталась позади. Крылов вынул платок, вытер лицо и в похвалу экипажу произнес одно только слово:

— Молодцы!..

Нам повезло. Густые черные облака закрыли луну, и плотная пелена тумана обволокла броневые башни. В двух метрах уже ничего не было видно. Туман надежно скрыл флотилию от противника. Его орудия еще стреляли, но били они наугад и вскоре умолкли.

«Железняков» пробирался ощупью; за ним в кильватер шли остальные корабли.

Крутые повороты густо заросшего берега скрывал молочный туман. Крылов дал сигнал: «Держаться строем уступа влево». Этим маневром он предупреждал столкновение кораблей, если один из них врежется в берег.

И вдруг перед самым носом «Железнякова» туман прорвался, и все увидели сплошные заросли кустарника. «Стоп! Полный назад!» Поздно! Корабль сел на мель.

Но недаром, как рассказывал мне Харченко, матросы и офицеры в мирное время отрабатывали задачу съемки корабля с мели. Корабль может сойти с мели на собственных волнах — они возникают от гребного винта. Растеряешься — просидишь на мели несколько суток. И снимать корабль придется при помощи мощных буксиров.

Харченко подал команду «Полный назад»; волна от винтов подняла монитор; он задрожал и медленно сполз с мели. И тут я увидел: из кустарника выглядывают четыре орудия. Гитлеровская батарея! Но где же артиллеристы? Галлюцинации у меня, что ли? Батарея — призрак? Ничего подобного! Фашисты, бросив орудия, бежали, увидев вылезающее на берег из тумана «чудовище» — ничем другим и не мог показаться им наш «Железняков»!