В землянке стало как-то по-плохому тихо. Бандиты обдумывали его рассказ и с недоверием смотрели на Дорохова. Александр ждал перекрестного допроса.

— Куда же ты теперь? — спросил лысый мужик.

— Обожди, — остановил приятеля чернобородый. — Куда ему потом, мы тут порешим. Пусть обскажет, кто он да откуда и как на прииск попал.

— Проверка документов, значит! — усмехнулся Александр. — Только ты, чертов медведюга, учти, я к вам не напрашивался. Сами зазвали. А теперь пытать собираетесь. По какому закону вы, таежные кусошники, мне, блатному человеку, допрос чините?

Дорохов все больше распалялся, сыпал жаргонными словами, и на какое-то время от его наглости оторопели все шестеро. А Сашка вошел в роль и словно одержимый копировал Юшку Слепнева, кричал на всю землянку:

— Вы, гады, в тюрьме пискнуть боитесь, под нарами сидите, а тут силу решили показать?

Агеев оказался самым выдержанным. Он молчал и, казалось, с интересом наблюдал за гостем. Чернобородый встал, оттолкнул соседа и шагнул к Дорохову.

— Хватит болтать! Выворачивай карманы. — Взял с нар мешок Дорохова и кинул его лысому: — Погляди, чего у него там.

«Сейчас навалятся, начнут обыскивать, найдут оружие, и тогда крышка, — промелькнуло в сознании. — Надо действовать». Александр шагнул навстречу черному, вырвал из кармана наган и ткнул его револьвером в живот.

— Молись, падло! Сейчас в рай отправлю.

В землянке повисла тишина. Сашка уловил, что бандит, сидевший на нарах, потянулся к ружью.

— Эй, ты! Не тронь берданку, шмальну! — И напустился на Агеева: — Ты что же, Никола, сидишь? Уйми своих оглоедов. На, возьми мою пушку, а то я завалю кого-нибудь сгоряча. — И Дорохов бросил свой револьвер на колени Агееву.

Лысый отодвинул от себя мешок гостя, чернобородый, потоптавшись, опустился на нары, остальные в растерянности молчали.

— Скажи, Никола, своим мужикам, я к вам просился? Ты меня сам в свою берлогу зазвал. Принес вам ксиву, а вы мне права качать. — Александр медленно стянул свитер, а затем нижнюю рубашку, скомкал ее и бросил Агееву.

— Вот. Туесок просил передать.

Тот схватил рубашку и прикрикнул на остальных:

— Тихо вы, разбазарились, как бабы, вместо того чтобы с человеком потолковать. В мгновенно наступившей тишине он рассмотрел карту. — Так это же не та, что мне Севастьян показывал.

— Конечно, не та. Перед побегом он ее каждому срисовал. Эту Туесок с себя снял, велел тебе отдать.

Сашка взял со стола бутылку, посмотрел на свет и, увидев, что она пустая, с сожалением вздохнул. Агеев подтолкнул сидевшего рядом бандита, кивнул головой на тамбур, тот вышел и вскоре вернулся с четвертинкой. Главарь сам налил третью часть четвертинки гостю, и Дорохов с показной жадностью выцедил спирт.

— Держим на всякий случай, — объяснил Агеев. — Может, кто заболеет или поранится. — Из большой кастрюли он вытянул кусок мяса и пододвинул миску гостю.

Александр, убедившись, что выдержал первую проверку, с удовольствием принялся за еду — на этот раз ему предложили сохатину. Прожевав кусок, стал говорить, обращаясь к Агееву:

— Туесок просил передать, чтобы вы его выручали. Охрана там в КПЗ никудышная. И ночью связать старика милиционера пара пустяков. Нас освободили четверых и на следующий день должны были гнать в Зею в военкомат. Освободили, чтобы с бабами попрощаться, чтобы они бельишко да еду какую собрали. Но у меня бабы нет, и хаты там нет. Я в чужую хату нырнул. Смотрю, там золотишко и эта игрушка. Отдай-ка мне ее обратно. — И, забрав револьвер у Агеева, сунул его за пояс.

— На Октябрьский как попал, у кого жил? — впервые заговорил сухощавый бандит.

— Нигде не жил. Только добрался, нашел одну старуху. — Сашка обрисовал дом, где жил Туесок. — Пустила переночевать, утром пошел в магазин, на улице схватили — «Кто такой, откуда? Документы?» До этого нас из колонии передали в строительную роту. Ее в Зею, из Зеи двадцать человек на Ясный, на строительство обогатительной фабрики. Там документами разжился и пошел на железку. Вот такие, братцы, мои дела. Про ваши не спрашиваю. Сидеть в вашей берлоге не собираюсь.

Саша потянулся к нарам, взял висевшую на гвозде гитару, ударил по струнам и запел:

Посмотрел на притихших бандитов, быстрее перебрал струны и сменил грустную старую воровскую песню на озорной куплет.

…Дорохов лежал на нарах, похрапывал, громко сопел, изображая крепко заснувшего, уставшего с дороги человека. Но ему было не до сна. Он был уверен, что бандиты ему поверили. И теперь обдумывал, как вести себя дальше. Как вырваться из этой компании, чтобы уж потом вернуться сюда с Мудриковым и всей группой? Мудриков! Он, наверное, тоже не спит. Договорились, что сегодня оперативная группа поедет дальше по Зее. Минует прииск и остановится в том самом селе, где школа, в которую бегают дети Агеева. Там должен ждать его возвращения. Ждать Мудриков будет еще в течение полутора суток или, вернее сказать, двух с момента ухода Дорохова. Если тот к этому сроку не вернется, начнет действовать. Возьмется за мать Агеева и через нее будет искать ход вот в эту самую землянку. Главным образом для того, чтобы выручить его, Дорохова, если он к тому времени останется живым. Ну, живым-то он, пожалуй, будет, если, конечно, не совершит какой-то ошибки… Но вот как отсюда выбраться, раньше чем у Мудрикова кончится срок ожидания? Может, удастся уйти после бани? Интересно, сколько же человек пойдет париться?

Так и не заснул Саша в бандитском логове до самого утра.

Спозаранку Агеев вышел из землянки, посмотрел на небо, по каким-то признакам определил, что скоро, возможно к ночи, пойдет снег, и сразу всех разогнал. Двое бандитов ушли в тайгу проверять силки и ловушки, двое отправились на ближнюю речушку, где у них стояли снасти на рыбу.

— Мы тут каждый день снега ждем, — объяснил он Дорохову. — Новая пороша все наши следы да тропки покроет. Вот и пользуюсь случаем.

Саша попробовал разговориться с оставшимся бандитом. Это был хлипкий мужичонка лет сорока, весь всклокоченный, неприбранный. Расхаживая по землянке, он все время подтягивал ватные штаны, словно опасаясь, что они вот-вот свалятся. Разговора не получилось, так как бандит хмыкал или отвечал невпопад. Дорохову показалось, что его одолевают какие-то заботы и сомнения. Агеев же, наоборот, приставал с расспросами. Его интересовало все. Берут ли в армию из колонии и кого? Как поступают с дезертирами, если они сами решают объявиться? Что выдают по карточкам. Победят ли фашисты или их в конце концов погонят с русской земли? Каждый вопрос он задавал осторожно, видно, старался скрыть, что его интересовало. Когда Дорохов попытался заговорить о детях, Николай Агеев сначала хотел что-то сказать, потом махнул рукой и быстро вышел из землянки, словно вспомнил о каком-то безотлагательном деле. Но Александр успел заметить, как он несколько раз тяжко вздохнул, словно ему не хватало воздуха.

«Видно, жалко парнишек, а ребята и впрямь славные, — подумал Саша. — Видно, мучает отца их судьба».

В полдень втроем похлебали вчерашнее варево и улеглись на нары. Оба бандита очень быстро уснули. Хоть вставай да уходи. Но уйти вот так сейчас было нельзя. Если даже не догонят, поднимется переполох. Разбегутся кто куда, пока вернешься с оперативной группой. Спрячутся по разным углам, переждут какое-то время и потом, собравшись на новом месте, станут еще злее.

Нет, так не годится. Не за тем ты сюда шел, Саша, чтобы разогнать шайку. Но как же быть? Словно сквозь пелену возникло лицо Фомина, и дядя Миша обычным ровным голосом повторил свое любимое наставление: «Не торопись, Сашок. Не спеши. Думай. Думай и ищи правильный выход. До сих пор у тебя все шло как надо, и дальше все будет зависеть от тебя самого. Не торопись, не спеши и думай».