Саша никак не мог понять, зачем его пригласили и что здесь за торжество, чувствовал себя неуютно, но держался невозмутимо.

Из соседней комнаты вышел очень крупный, плотный парень в серой рубашке с ярким галстуком, он довольно долго и дружелюбно рассматривал Сашу через очки, чуть отставляя их от глаз. «Почти как лорнет», — усмехнулся про себя Саша. Наконец парень протянул ему большую лапу с коротко стриженными ногтями.

— Местный эскулап Петр Примакин. Между прочим, хирург… А к тому же известен как жених хозяйки дома. Примечай.

— А мне аппендикс уже вырезали, — с серьезной миной ответил Саша.

— Жаль, — вздохнул парень. — А я уже с удовольствием представил его на своей ладони.

— Только без лишнего натурализма, — прекратила пикировку Катя. — Да вы, Александр, его не слушайте. Врачи, как известно, не стесняются в выражениях.

— Я пытаюсь отгадать, что мы празднуем? — обратился Дорохов к окружающим.

— И не пытайтесь, — ответила толстенькая, краснощекая девушка.

— День рождения?

— А вот и нет.

— Помолвка?

— Это все впереди, — вздохнул хирург.

— Именины?

— Отгадать, Саша, невозможно, — очень серьезно сказала Катя. — Мы с Петей уезжаем.

— Куда же? — удивился Саша.

— Далеко отсюда… Поближе к западным границам. Вы же знаете, в армии нужны врачи.

Все примолкли и посерьезнели. Однако никто не мог предположить, что врачи там потребуются совсем скоро, менее чем через год… Много, очень много врачей, и не только врачей…

А сейчас летели пробки от шампанского, все смеялись, выяснилось, что шампанское пробовали только в Новом году, а вот так, запросто, его не пили. Потребовали завести и пластинку под стать — «Брызги шампанского», а потом дочь Утесова Эдит пела про делового пожарного…

Катя хотела сменить пластинку и спохватилась:

— А где же мой портрет?

Саша вытащил из чемоданчика свое произведение и протянул девушке. С плотной глянцевой бумаги смотрела красивая, нежная, с мягкой полуулыбкой и с чуть намеченными ямочками на щеках девушка, весьма отдаленно напоминающая ее — Катю Субботину.

— Петр, посмотри, что он сделал с моей физиономией.

Хирург надел очки, взглянул на карточку, потом на Дорохова.

— Да ты, брат-сыщик, шутник и мастер. Превратил Катю в мадам Ле Дантю, то бишь Ивашову. Удивительно. Очень похожа на миниатюру Бестужева. Да-а, здесь когда-то эта француженка скрасила жизнь декабриста Ивашова.

Дорохов скромно промолчал. Теперь-то уж о декабристах он знал многое. А Петр передал карточку девушке, сидевшей рядом, и продолжал:

— Вы, конечно, знаете, что сто десять лет назад в Петровском заводе появились удивительные женщины. Их привезли из Читы вместе с мужьями-декабристами. Они пренебрегли высоким положением в свете, добровольно разделили участь своих супругов. Княгини Волконская, Трубецкая, да и другие приехали в эти тогда глухие края. Среди этих женщин была и француженка Ле Дантю. Помнишь, я тебе говорил, — обратился он к своей невесте, — что ты чем-то на нее похожа? И твой сыщик тоже уловил сходство.

Дорохов разлил остатки вина, поднял стакан:

— Конечно, Камилла Ле Дантю, графиня Чернышева, Полина Гебль и другие прекрасные женщины достойны вечного признания и уважения. Но я предлагаю тост за наших девушек.

— В верности и самоотверженности которые никому не уступят, — подхватил Петр…

ВОЙНА

Третий день Дорохов жил на заимке у старого лесника. Просыпался до свету, седлал злого гнедого мерина и по холодку отправлялся в тайгу. Когда солнце поднималось высоко и начинало припекать, одолевал гнус, он выбирал распадок с ключом и где-нибудь на юру, где даже в безветрие дул ветерок, разгонявший мошку и комаров, останавливался и первым делом разводил дымокур. Стреноженный мерин сразу же подходил к костру с подветренной стороны и мордой лез в самую струю едкого желтоватого дыма. Лошадь одолевали пауты.

Дорохов набирал в котелок воды, пристраивал его на огонь и потом, прихлебывая чай, думал свои невеселые думы.

Уже месяц шла война. Поредела милиция. С первых дней ушли на фронт опытные работники, среди них Федор Дыбов. А их, молодых, не взяли, несмотря на просьбы, рапорты. Сказали, что тут в тылу нельзя закрывать на замок их службу. Саша обивал пороги начальства, но безрезультатно. На прошлой неделе его вызвали в городской комитет партии и секретарь горкома безо всяких обиняков объявил, что его, комсомольца Дорохова, решили назначить начальником разведки партизанского отряда, который будет создан в случае нападения самураев, но готовиться к этому надо заранее. Секретарь разложил перед ним карту, ту самую, что лежит теперь у него в полевой сумке, отчертил синим карандашом северную часть Тарбогатайского хребта, в общем, велел отправляться в эти места и отыскать базу для отряда, найти укромные места, в которых можно было бы загодя, на случай войны на востоке, заложить оружие, боеприпасы и продовольствие. И еще велел разузнать, что за люди живут вокруг, можно ли на них положиться. Разговор был короткий, деловой, секретарь горкома пожелал ему счастливого пути, а потом уже, когда Саша хотел уходить, остановил:

— Дело тебе, Дорохов, поручаем огромной важности, смотри не проболтайся. Время теперь военное. Ты член призывной комиссии? Вот и отлично. На работе или там знакомым скажешь, что посылает военкомат в отдаленные села — разобраться с призывниками.

За эти дни Саша объехал добрую сотню километров, а найти то, что искал, не удавалось. Правда, у подножия одной сопки попалось несколько пещер, сухих и довольно просторных, но к ним было очень трудно добираться. На всякий случай он отметил их на своей карте-трехверстке и продолжал поиски. Срок его командировки истекал, а выполнить задание не удавалось. Наконец недалеко от Чикойского тракта, в безлюдном месте, в отвершке сопки нашел две удобные, большие, сухие пещеры. Не понравилось только, что в одной из них кто-то жил, судя по всему, года два-три тому назад. В остальном же пещеры вполне подходили. Охранять их могли два-три стрелка, так как сверху сопки открывался отличный обзор и далеко просматривались подходы к ее безлесой подошве.

«Почему именно мне поручили это задание? — раздумывал Саша, возвращаясь в город. — Ведь можно было найти коммуниста, выросшего в этих краях и знавшего с детства не то что пещеры, но и каждый ручей в тайге, любую ложбинку в сопках».

Докладывая о своей поездке, не вытерпел, спросил, почему не послали на это задание местных жителей. Секретарь строго посмотрел ему в глаза:

— Любопытствуешь, Дорохов, не в меру. Думаешь, если у нас здесь начнется война, то нам только одна база понадобится? А потом, ты же часто в селах бывал, примелькался людям, вот и послали тебя.

После возвращения из тайги Дорохов приутих. Слушая фронтовые сводки, перестал ругать начальство, не пускавшее его воевать. Перестал строчить рапорты. Теперь он знал, что и здесь каждый момент может начаться война и на этот случай ему уготовано серьезное дело.

Прошел месяц, второй. Фашисты захватили Белоруссию, Смоленск, рвались к Ленинграду, а на востоке было тихо. Правда, поговаривали, что и над тайгой пролетал самурайский самолет-разведчик. Шли слухи, что японцы забыли халхин-голский урок и снова стягивают войска к нашим границам. А Саша в своем поредевшем после призыва милицейском отделе продолжал заниматься обычными делами. Теперь он сам частенько по ночам ходил в патруль. Если видел, что сотрудники устали, брал Байкала, и вдвоем они обходили весь город.

В начале октября Сашу опять вызвали в горком. В приемной Саша увидел заместителя военкома и начальника склада взрывчатки рудоуправления. Вид у первого секретаря был усталый, осунувшееся лицо серым и угрюмым.

— Поедете в Иркутск. Получите груз. Старший — заместитель военкома. Дорохов отвечает за охрану. Начальник милиции советовал взять с собой собаку. Проводника брать не стоит. Нечего посвящать в это дело лишних людей.